— Тут я не могу вас рассудить, — с сожалением покачал головой Семенов. — Сам не знаю… не в курсе дела.

— Съел? — ехидно спросил Старый.

— Я в курсе! — открыл свой железный рот Молодой бич. — Был я в Египте, нас туда возили, показывали… все гробницы разграблены!

Седой хотел было возразить, но махнул только рукой.

— Это как вы в Египте были? — удивился Семенов. — Когда?

Седой бич опять махнул рукой, отвернувшись, — мол, не верьте: все врет!

— А четыре года назад, — спокойно сказал Молодой. — Когда в армии служил, на флоте. На большом противолодочном корабле, — подчеркнул он гордо. — Трюмным машинистом я был. Так ходил я на корабле в Египет, видел эти гробницы — все разграбленные…

— Да врет же он все! — опять вскинулся Седой, пойдя пятнами по лицу от возбуждения. — Не люблю, когда люди врут! И все про тебя говорят, что врешь! Ни в каком Египте ты не был!

— Был, — спокойно ответил Молодой.

— «Бы-ы-ы-л»! — передразнил его Седой. — Ни черта-то ты не знаешь! Вот скажите, Петрович: можно ли без кирпичей и без раствора печь сложить?

Семенов развел руками.

— Я за свою работу отвечаю! — железно сказал Молодой бич.

— «Отве-ча-аю!» — опять передразнил его Седой. — Вот он так и начальнику партии сказал: что сложит печь из одного только дерну и глины… Ведь развалится, дурья голова! — Седой бич весь кипел, он даже приложил руку к сердцу, вдруг побледнев.

Семенов встал.

— Может, вам валидол дать? — спросил он обеспокоенно. — Дать?

Седой кивнул.

Семенов достал из кармана валидол, дал Седому таблетку.

— Сто грамм бы еще выпить, — жалко сказал Седой. — Сразу полегшало бы…

— Водки у, меня нет! — решительно соврал Семенов. — Да вам и ни к чему!

«Вот ведь раскипятились, — подумал Семенов. — Водки им подавай… Застрянут еще тут, не отвяжешься». Он с тоской подумал об одиночестве.

— А одеколон? — не отставал Седой.

— И одеколону нету.

— Не может быть, чтоб у такого человека — да одеколону не было! — нахально вмешался вдруг Старый бич.

«Начинается!» — подумал Семенов.

Помолчали. Шумела река, костер чуть дымился синим дымком над черными, рассыпавшимися белой золой углями. Бичи натянули на себя просохшую одежду.

— Я вот что думаю, — с хитрой улыбкой сказал Старый бич, опять подсаживаясь к костру. — Взяли бы меня. Петрович, в Москву… Работу бы дали…

— Какую я вам дам работу? — удивился Семенов, взглянув на бича. — Работы у меня нет. Я не работодатель.

— А улицы подметать! — нагло осклабился Старый бич. — Метелка-то у вас для меня, чай, найдется?

В этой фразе была насмешка и вызов.

— Что вам от меня нужно? — спросил Семенов.

— А ни хрена! — усмехнулся Старый.

Остальные с любопытством наблюдали, чем это кончится.

— Ну, вот что! — сказал, вставая, Семенов. — Хамить здесь не полагается!

— А если б я был полковником, вы бы со мной так не разговаривали! — крикнул Старый бич.

— При чем здесь полковник? — спокойно, но тоже с вызовом ответил Семенов. — Посидели — и уматывайте! К черту! Он мне еще тут хамить будет! Могу и врезать, будьте спокойны! Даром что вы Старый бич!

Семенов поднялся, широко расставив ноги. Кровь прилила к голове, он смотрел бичу прямо в маленькие нечистые глазки. Неуютно стало Семенову, нехорошо на сердце…

Старый бич замахнулся — но Семенов шагнул вперед — молниеносное движение правой рукой, подножка — и бич на земле…

— Да что вы, Петрович, деретесь-то! — поднялся с земли Старый бич. — Это ж я пошутил! И напрасно вы психанули… я же знаю, что работы у вас нет. Простите, коли не так сказал…

Молодой бич решительно встал и пошел к лесу.

— Вы извините его, — сказал Седой, кивнув на Старого. — Дурак он!

— Зря человека обидел! — добавил четвертый бич, молчавший дотоле Великан, с руками величиной со сковородку. — Давайте-ка лучше чайку заварим покрепче. Костер вон совсем потух… Чай-то у вас найдется, Петрович? — спросил он Семенова добродушно и вежливо; и в глаза смотрел хороню, открыто.

— Чай вон там, в мешочке, — кивнул Семенов.

Он чувствовал, что разволновался, а волноваться нельзя — не за тем сюда приехал…

«Черт их послал на мою голову! — подумал он. — Хоть бы скорее ушли!»

Великан раздул угли, наложил поверх их хворосту, сучьев — огонь разгорелся; потом Великан не спеша спустился с котелком к реке, принес воды, приладил котелок над огнем. Седой бич сидел сгорбившись, сосал одну за другой папиросы. Старый мрачно в огонь смотрел.

Позади громко зашуршало — Семенов обернулся: Молодой бич с трудом тащил из лесу целую охапку длинных сухих стволов, волочившихся за ним по земле… Он тяжело дышал, широко улыбаясь Семенову.

— Вот, Петрович! — сказал он, сбросив дрова возле костра, тяжело переводя дух. — Дровишек вам… сейчас я их поколю…

— Да что вы! — вскочил Семенов: — Зачем? Я бы и сам мог… Но спасибо вам! А уж поколю-то я сам.

— Я поколю! — решительно и весело сказал Молодой бич. — Это дело нам знакомое!

Он взял топор и стал быстро, ловко расправляться с дровами. Нарубленные он аккуратно укладывал возле палатки.

— А мы тут чай завариваем, — сказал Семенов. — Почифирим, как вы говорите. — Ему опять стало спокойно.

«Правильно я его одернул!» — неприязненно подумал он о Старом биче.

— Почифирить можно! — кивнул Молодой бич, складывая дрова.

— Я вот только не пойму, — сказал Семенов, обращаясь к Молодому, — зачем вы такой крепкий чай пьете! Это же вредно! Для сердца…

— А при нашей работе иначе нельзя! — солидно ответил Молодой бич. — Работаем мы сильно. Подрядимся, допустим, лес трелевать или строить чего-либо… ну, в колхозе, к примеру — скотный двор там или еще что, — говоря это, Молодой продолжал рубить и складывать дрова; остальные его молча слушали. — Допустим — студенческие бригады в колхозах строят — так они за нами разве управятся? Что они в месяц сделают — мы в неделю!

— Ну уж и в неделю! — улыбнулся Старый бич.

— В неделю! — повысил голос Молодой, строго взглянув на Старого; он отставил топор и вытирал рукавом пот со лба. — Бичу иначе нельзя, кто ж его иначе возьмет? Никакой председатель не возьмет — без паспорта-то! А мы с утра крепкий чаек пьем, чтобы сразу включиться в тяжелый ритм! Ну и работаем мы зато зло и как надо! Не то что студенты…

— Так это же страшно вредно! — воскликнул Семенов. — Вы даже не представляете, как это вредно! Сердце губите…

— А бичи долго не живут! — гордо сказал Молодой. — Вот — спросите его, — кивнул он на Седого. — Сколько ему лет?

Семенов посмотрел на Седого, тот виновато улыбался. И красные пятна на лице, и синеватая бледность у него уже прошли. Только были круги под глазами. «А морщин сколько на сером лице!» — приглядевшись, удивился художник. Серые, грязного цвета волосы беспорядочно свисают на низкий лоб.

— Лет пятьдесят пять вам, пожалуй, — осторожно сказал Семенов, нарочно сбавив показавшиеся ему в лице бича годы.

Бичи рассмеялись.

— А ну, скажи — сколько тебе стукнуло? — весело спросил Седого Молодой.

— Тридцать пять мне, Петрович, — смущенно сказал Седой.

— А мне — шестьдесят! — торжествующе вскинулся Старый бич. — А я лучше гляжу!

— Конечно, коли всю жизнь на печке проспать! — презрительно сказал Молодой. — Лодырь он, Петрович! Каких свет не видывал. А еще просит работу ему в Москве найти. Таких лодырей в Москве своих хватает…

— Да вы уж не ругайтесь больше, пожалуйста, — попросил Семенов. — Я прошу вас!

— Не будем, Петрович! — примирительно кивнул Молодой. — Оставим это дело промеж нас. Я-то видел, как вы волновались, когда мы о гробницах поспорили…

Все опять засмеялись.

— Вы, Петрович, напрасно его Старым бичом назвали, — сказал Великан, кивнув на старичка. — Старый бич у нас вон тот — Молодой: он четвертый год бичует, как с армии пришел… А этот, старик, всего полгода как бич… Старуха его выгнала из дому, что много пьет. Так он у нас вроде как бы на экзамене…