Н.А.Кривошеина

Четыре трети нашей жизни

СОДЕРЖАНИЕ

От автора

ВВЕДЕНИЕ - Мой отец А.П. Мещерский

ЧАСТЬ I - РОССИЯ (1895-1919)

Французское детство в Сормове

Петербург

Сергей Прокофьев

Дворцы Екатерининский и Мраморный

25 октября 1917 года

Побег

ЧАСТЬ II - ФРАНЦИЯ (1919-1948)

ПЕРВЫЕ ГОДЫ В ПАРИЖЕ

За стойкой

Младороссы

"Чудная война"

Шабри

В ОККУПИРОВАННОЙ ФРАНЦИИ

Возвращение в Париж в 1940 г.

22-ое июня 1941 г.

Мать Мария

"Покровка"

Высадка. Арест Игоря Александровича

Освобождение Парижа

Возвращение Игоря Александровича из Бухенвальда

СМУТНОЕ ВРЕМЯ

Обмен паспорта

Высылка из Франции

Отъезд в СССР

ЧАСТЬ III - СССР (1948-1974)

Электроход "Россия"

Лагерь "Люстдорф" и его обитатели

Шестеро в теплушке

УЛЬЯНОВСК (1948-1954)

Арест Игоря Александровича

Еще про Ульяновск

Одни

Свердловский Парк Культуры

Поездка в Москву для свидания с Игорем Александровичем

Ночь под Новый Год

И.А. Кривошеин. Послесловие (1983)

Н.И. Кривошеин. Послесловие к изданию в России

ОТ АВТОРА

Я родилась в век Ньютона, а уж давно перешла ввек Эйнштейна. Блестящие паровозы моей юности, которые с такой элегантностью вкатывали на Gare Saint-Lazare или на Victoria Station, столь же роскошный поезд, составленный из спальных вагонов, стоят давно в музеях Министерств Путей Сообщения. Самый красивый лайнер, перевозивший избранную публику из Гавра в Нью-Йорк -"France" -- на днях продан керосиновому магнату из аравийских песков... за ненадобностью -- никто больше так в Америку не ездит, и дорого и долго, а бесконечность атлантических волн можно без всяких затрат увидеть на экране цветного телевизора.

Зажиться? Пережить свой век...? Да и сколько, собственно, следует или прилично человеку жить ? По Библии -- семьдесят лет, а восемьдесят уже много. Однако всякий живет "сколько ему положено" - удобное, обтекаемое выражение, которое и не претендует дать более точный ответ на вечный вопрос каждого: зачем умирать, зачем смерть?

Из ряда таких же вопросов ставится мне и иной : зачем писать воспоминания, или "мемуары" -- дневник жизни? В общем -- незачем. В каком-то возрасте люди нормально вспоминают : как было! в детстве ? Каково было учиться, читать первые книги ? Неужели же я могла еще лет тридцать назад с наслаждением совершать прогулки по 20-25 километров и на следующее утро ощущать лишь легкую усталость ? Ну, и так далее... Выходит, в общем, что писать про свою жизнь -- просто нормальная потребность для пожилого человека; Voyage autour de ma chambre, а тут -- voyage autour de ma vie. Есть ли при этом тайная надежда, что когда-то кто-то да и прочтет и... "весь ты не умрешь", и этот не родившийся еще кто-то на минуты чтения вдруг воскресит твою жизнь! Меня много, много раз просили друзья в Москве, когда я им рассказывала некоторые события из моей жизни -- обязательно их запечатлеть и, если не письменно (что в Москве в сталинские, хрущевские и брежневские годы весьма мало рекомендовалось), то хотя бы наговорить на пленку. Тогда я от этого только отбрыкивалась - наверно потому, что продолжала еще очень интенсивно жить; что же касается до того, чтобы рассказывать -- я это любила, да и сейчас еще иногда схватывает такой приступ "рассказывания", но много реже...

Одним из самых пристальных слушателей моих был в моих бедованиях в Ульяновске (я от злобы и ненависти этот город всегда звала только Oulianovsk-sur-mer) в 1950-1954 гг. - милейший, добрейший, прелестный человек, умница, ученый "естественник" типа жюль-вернского Паганеля Александр Александрович Любищев. Ему же и вечная память, так как без него я бы, конечно, не осталась жива, и он, именно он, и вместе с ним и его жена Ольга Петровна -- спасли меня от голодной или холодной смерти, от морального одиночества, граничившего с самой смертью, -- открывши мне широко двери своего дома, тогда, когда я была ничем не лучше и не хуже библейского "прокаженного", и люди, встречаясь со мной, перебегали на другую сторону улицы.

"Only when one has lost all curiosity about the future has one reached the age to write an autobiography"[*].

ВВЕДЕНИЕ

МОЙ ОТЕЦ АЛЕКСЕЙ ПАВЛОВИЧ МЕЩЕРСКИЙ

(1867-1938)

Мои родители -- и мать, и отец -- оба были из обедневших и разорившихся дворянских семей.

Отец, Алексей Павлович Мещерский, родился в Смоленской губернии в имении Долгушка, которое дед, Павел Иванович Мещерский, получил за женой Верой Виссарионовной, рожденной Комаровой. О деде Павле Ивановиче знаю очень мало; был когда-то на Кирочной у нас дагерротип, и говорили : "Вот это дедушка Павел Иванович". Помню только, что на этом бледно-желтом снимке дед был уж далеко не молодой. Когда-то, верно в сороковые годы девятнадцатого века, он ушел из семьи из-за ненавистной ему мачехи; где потом жил, что, как - ничего не знаю; так же как и не знаю, почему у него не было титула, хотя казалось, что должен был быть. Было некое семейное предание, которое я слыхала от дядюшки, Александра Павловича, более других членов семьи интересовавшимся истоками семьи Мещерских. Будто при императоре Павле I пра-прадед служил в гвардии, жил в Петербурге, и завел роман с француженкой-актрисой. Она, будто, была в фаворе у императора, и он, узнав об ее измене и романе со скромным гвардейским офицером, повелел того разжаловать и сослать в Сибирь (а может и не в Сибирь, совсем не обязательно, чтобы так далеко ссылали). Когда Павел I скончался, этот предок вернулся из ссылки, женился (на французской актрисе), однако княжеский титул ему возвращен не был. Дворянство с окончанием ссылки возвращалось, но о восстановлении титула ни он, ни его сын не хлопотали -- так оно и осталось. Точно такую же семейную историю я слыхала в 1916-17гг. от милейшего юного офицера 3-го стрелкового гвардейского полка Васи Мещерского. Вася появился на Кирочной у нас весной 1916 г. в числе нескольких офицеров, тоже попавших в наш дом уже в военное время. Его отец, полковник (в отставке?), был директором Гвардейского Экономического Общества, которое занимало целый большой дом недалеко от нас на углу Литейного и Кирочной. Сейчас бы попросту сказали "Кооперативное общество" или же короче, "Кооператив"; в общем-то, это был отлично оснащенный универмаг. Там все было, и чтобы платить дешевле надо было назвать номер пая, но и без пая можно было все покупать. Мы, будучи еще гимназистками, всегда ходили туда с очередной гувернанткой покупать карандаши, тетради, акварельные краски -- или же украшения для елки. Нам этот магазин очень нравился -- что-то было таинственное и не вполне понятное в его названии "Экономическое общество"... Однако главный магазин Гвардейского Экономического Общества находился на Большой Конюшенной, где преобладали предметы офицерского обмундирования и обихода.

У нас, на Кирочной 22, была большая биллиардная комната, где стоял отличный светлого дерева английский биллиард, а вдоль одной стены шли высокие, светлые, со спинкой скамьи. Играли все охотно -- в пятнадцать шаров, и эта комната была центром домашней вечерней жизни, так как в войну не полагалось ни танцевать, ни устраивать домашние концерты - никаких внешних проявлений веселья у нас дома не допускалось, и даже в большом зале зажигалось только одно бра и по вечерам царила полутьма. И вот как-то Вася Мещерский, нам никакой не родственник, сидя в этой биллиардной, рассказал уже знакомую мне историю про француженку-актрису, про ссылку пра-прадеда и про дальнейшую утерю княжеского титула. Он принес и показал интересную родословную Мещерских, где выходило, что три ветви сохранили титул, а три -потеряли его при Павле I.

Ключевский говорит, что все роды Мещерских произошли от хана Беклемиша (XIII век), о чем знали не только мы, но и все Беклемишевы. Когда дядюшка Александр Павлович продал в 1910 или 1911 г. любимое имение Герчики (Смоленской губ.) скульптору Беклемишеву и очень горевал, что расстается с Герчиками, Беклемишев его утешал, говоря: "Подумайте, ведь по-настоящему Герчики просто возвращаются мне, как старшему в роде!"