Он понимал, что без помощи магов короля он не сможет ответить на эти вопросы, но они пугали его не меньше, чем убийца. Он лишь несколько раз в жизни видел старую колдунью леди Белой башни, Инес Монморанси, белокурую красавицу, в безукоризненных чертах которой застыла вечность. Она была поистине прекрасна, но её красота казалась ему сродни красоте статуи ангела на надгробии. Она жила в своей башне так долго, что уже устала считать пролетающие мимо годы и запоминать лица новых поколений царедворцев и слуг.
Её потомок, чем-то похожий на неё, светловолосый красавец Филбертус казался куда более живым, может, потому, что был молод. Он рос и мужал рядом с Марком и до поры казался ему таким же обычным человеком, как и другие его сверстники. Разве что он меньше внимания уделял упражнениям с мечом и придворным развлечениям, и больше — обучению под руководством старой ведьмы Инес. И она не зря выбрала его среди многих других родичей и потомков, чтоб передать ему тайны своего тёмного искусства. Марк убедился в этом во время горного похода короля Ричарда, когда у подножия Грозовой горы, в потоках бесконечного ливня, под грохот нескончаемой грозы путь их войску преградила восставшая из небытия армия мертвецов. Он до сих пор без содрогания не мог вспоминать тот момент, когда из серой дымки соткались ряды бледных призраков, всё более обретающих плотность. Не его одного тогда пригвоздил к месту смертельный ужас. Но именно тогда молодой маг Филбертус в своём лиловом плаще с накинутым на белокурую голову капюшоном отважно спустился вниз и встал на пути воинства мертвецов.
Марк помнил его странный голос, едва слышный в шуме дождя и раскатах грома, выводящий жутковатый гимн на забытом языке, из-под его капюшона струился бледный свет и призраки таяли на глазах, словно их уносил обратно в бездну пронизывающий ветер, налетавший одновременно со всех сторон. А после Филбертус сделал и вовсе невероятную вещь: он усмирил грозу и поднял своды клубящихся туч высоко над зубцами замка. Пусть после этого он бездыханным упал на камни, но он сделал своё дело и путь к крепостным стенам был открыт. И не его вина, что войско так и не пошло на приступ, так как дорогу ему преградила сияющая крылатая сущность, ангел высоких небес с мечом в человеческий рост, выкованным из белого пламени. И это тоже была магия, но магия другого вида, вызвавшая в сердцах воинов, скорее, трепет и благоговение, чем ужас.
То, с чем он столкнулся теперь, не имело никакого отношения к сияющему исполину. Перед ним снова встала тёмная зловредная магия, страшная именно своим подлым коварством, наносящая удары из темноты, подкрадывающаяся незаметно, чтоб убить, не дав жертвам ни малейшего шанса на спасение. И кто помешает этому невидимому убийце нанести такой же удар тому, кто будет преследовать его в ночи?
Дверь приоткрылась, и в комнату вошёл хмурый Эдам. Он на вытянутых руках нёс плоскую шкатулку из тёмного дерева и, подойдя, поспешил поставить её на стол и отступил подальше.
— Удовлетворил своё любопытство, заглянув под крышку? — мрачно усмехнулся Марк. — Иди в Белую башню и испроси для меня аудиенцию у Леди или у кого-нибудь из её приближённых.
— Не пойду, — мотнул головой оруженосец. — Не хочу, чтоб меня превратили в лягушку или осла.
— Последнее было бы весьма кстати, — проворчал Марк, но настаивать не стал. Он снова взглянул в окно. Время обеда давно миновало, но ему нужна была передышка от этого мрачного дела. — Возьми эту шкатулку и передай кому-нибудь из клерков, пусть отнесут к подножью Белой башни и отдадут стражникам с тем, чтоб они доставили её Леди. Я явлюсь с объяснениями, когда ей будет угодно принять меня. Потом иди на конюшню, и вели выводить коней. Поедем домой, пообедаем и к вечеру вернёмся сюда.
— Ладно, — пробормотал Эдам, нехотя, с брезгливым выражением взял шкатулку и вынес её из комнаты, ногой прикрыв за собой дверь.
День клонился к вечеру, но это был первый светлый день, потому небеса заливал яркий свет, особенно чистый после того, как тучи покинули Сен-Марко. На улицу уже высыпала толпа народа. Горожане радостно шлёпали по лужам, радуясь тому, что непогода закончилась. Марк расслабленно сидел в седле, в то время как его конь гордо шёл по мостовой, и прохожие поспешно уступали ему дорогу, видя перед собой знатную особу в сопровождении нарядных оруженосцев и сумрачного книжника. Он не смотрел по сторонам, предаваясь раздумьям, которые оставались довольно безрадостными, но неожиданно его внимание привлёк странный звук. Это был испуганный пронзительный визг, а следом раздались крики мальчишек. Взглянув в ту сторону, он заметил в ответвлении узенькой загибающейся улочки копошащуюся массу детей, над которой вздымались палки. Движимый скорее любопытством, чем желанием вмешаться, он развернул коня и въехал в переулок.
Мальчишки не заметили его, они были увлечены чем-то другим, и он видел только их спины и затылки.
— А ну, брысь отсюда! — раздался позади грозный рык Шарля.
На Марка воззрилась дюжина возбуждённых глаз, которая спустя мгновение стала испуганной, и мальчишки бросились наутёк, бросая свои палки и спеша убраться подальше от грозного всадника на высоком коне. Теперь Марк видел что-то белое, забившееся под карниз над водостоком. Он бы и не подумал спускаться с седла, если б не эта ослепительная белизна, столь неуместная на грязной улице. Он спрыгнул на брусчатку и, подойдя ближе, присел на корточки.
Вдоль стены по глиняному жёлобу бурным потоком текла грязная вода, а над ней, на каменном уступе под карнизом сжался в комок маленький белый зверёк. Он был мокрый и чумазый, и всё же его встрёпанная и местами запачканная шёрстка была искристо белой, а глаза необыкновенного бирюзового цвета с переливчатым опаловым зрачком. Это был не обычный щенок, хоть в его распахнутой розовой пасти и белели маленькие острые зубы, но мордочка была слишком узкой, а круглые ушки — стоячими. Его можно было бы принять за волчонка или лисёнка, если б не эта необычная масть.
Марк протянул руку и вытащил зверушку из укрытия. Та испуганно завизжала, извернулась и вцепилась ему в руку зубами, но они были слишком маленькими и слабыми, чтоб прокусить замшевую перчатку. Пока Марк с любопытством рассматривал щенка, тот пытался вырваться или грыз пальцы, и его визг иногда сменялся смешным рычанием. Наконец, Марк решил, что это щенок собаки очень редкой породы, сбежавший или украденный у какой-нибудь знатной особы. Что ж, подумал он, если хозяин не объявится, то его вполне можно оставить в доме, как игрушку для Валентина.
Расстегнув камзол, он сунул зверька за пазуху и вернулся в седло. Тот довольно быстро перестал визжать и рычать, пригревшись, поворочался, занимая наиболее удобное положение и, наконец, затих.
Приехав домой, Марк сразу же позвал Валентина и отдал ему щенка, велев заботится о нём, но Мадлен тут же забрала подарок и отправилась на кухню, чтоб отмыть его тёплой водой и душистым мылом, а заодно дать распоряжения слугам насчёт обеда для господина барона.
Когда Марк встал из-за стола, его уже ждал счастливый Валентин, прижимавший к груди свёрток из мягкого полотенца, из которого торчала умиротворённая мордочка белого найдёныша. Немного поговорив с мальчиком и поцеловав жену, светившуюся от благодарности за то, что он так добр к её сыну, барон снова с сожалением покинул дом. Сев на коня он отправился в обратный путь в сопровождении оруженосцев, но оставив дома Монсо, у которого было достаточно дел и без обязанности всюду следовать за хозяином.
Вернувшись в замок, Марк намеревался узнать, не приглашали ли его в Белую башню, но подойдя к двери своего кабинета заметил, что она приоткрыта. Войдя, он сразу увидел возле окна статную фигуру молодого человека. Его рост и разворот плеч напоминали короля Жоана, но на кружевной воротник струились белокурые волнистые локоны. Услышав его шаги, Филбертус обернулся.
— Простите, господин барон, что я вторгся без приглашения, — произнёс он, взглянув на хозяина кабинета лучистыми синими глазами.
