Дом де Сансона находился недалеко от Королевской площади, на широкой улице, поэтично называемой Дорогой роз. Здесь стояли двух и трёхэтажные особняки, часто узкие, всего в три-четыре окна, зато украшенные лепниной, резными карнизами и белёными полуколоннами. Этот дом был покрашен розовой краской и напоминал воздушное пирожное, которым лакомились на пирах придворные дамы. Над высоким крыльцом, поверх укреплённого на витых кованых кронштейнах навеса располагался в розетке из листьев и цветов небольшой герб, на котором два стоявших на задних ногах козла передними придерживали рыцарский щит с кленовым листом посредине. Этот герб показался Марку знакомым, когда-то он изучал геральдику, но, сколько ни пытался вспомнить, кому он принадлежит, так и не смог.
Завидев богато одетых всадников, два обтрёпанных мальчика, сидевшие на крыльце соседнего дома, сорвались с места и подбежали, чтоб принять коней. Марк спешился и, дав им по монетке, начал подниматься по ступеням. Войдя в небольшой, но богато украшенный нижний зал, где уже висели траурные полотнища, он сдёрнул с рук перчатки и осмотрелся. Заметив вышедшего навстречу лакея, он велел ему доложить хозяевам о своём визите. Тот удалился и, не прошло и минуты, как в зал вкатилась маленькая пухленькая старушка в чёрном атласе и множестве оборочек, из-за чего напоминала мячик для котят. Она набросилась на Марка с руганью, упрекая его в том, что он осмелился явиться в приличный дом в такой момент, да ещё вошёл с парадного входа, в то время как сыщикам положено входить с заднего крыльца.
Она стояла перед ним, задрав голову, и ругалась, как торговка с рынка, а он задумчиво разглядывал её, размышляя, стоит ли попытаться объяснить ей свой статус, который итак должен быть понятен по его одежде и украшениям, или просто обогнуть её и пройти дальше, чтоб поискать кого-нибудь более здравомыслящего. Речь старушки начала переходить в некое подобие лая, и она слегка подпрыгивала, как собачонка, отчего Марк уже более настороженно смотрел на неё, опасаясь, как бы она его не укусила.
За его спиной раздался приглушённый смешок Эдама. Маленькая старушка на миг оторопела и, перекатившись чуть в сторону, начала задорно облаивать оруженосца.
— Что здесь такое? — громыхнул в зале чей-то густой бас. — Неужели в столь скорбный день нельзя оставить нас в покое!
Марк живо обернулся на голос и увидел в дверях зала молодого темноволосого мужчину в чёрном камзоле, который показался ему смутно знакомым. Старушка тут же кинулась к нему, ругая беспардонность городских сыщиков и требуя, чтоб он немедля выставил их из дома, но тот застыл, глядя на Марка во все глаза, а потом с виноватой улыбкой кинулся к нему.
— Прошу прощения, ваша светлость! — воскликнул он. — Я не сразу узнал вас, а этот болван, — он указал на застывшего рядом лакея, — сказал только, что явились сыщики. Замолчите, матушка! — рявкнул он на старушку, и она тут же испуганно смолкла, отчего в зале стало необыкновенно тихо. — Это барон де Сегюр, и его оруженосец…
— Барон Аларед, — невозмутимо представился Эдам.
— Боги, как неудобно вышло… — пробормотал молодой человек. — Но входите! Вы наверно не помните меня, ваши светлости? Моё имя Жиль де Сансон. Я служил офицером штаба в минувшей кампании и не раз привозил вам депеши от барона де Сансера и графа де Бове.
— Теперь я вспомнил вас, — улыбнулся Марк, заметив, как смущённо сдулся чёрный атласный шарик в оборочках.
Учтиво поклонившись матушке молодого барона, он прошёл вслед за ним в покои.
— Простите за беспорядок, — говорил на ходу Жиль. — Мы совсем недавно переехали сюда. Отец, наконец, скопил на дом в Сен-Марко, а он хотел дом богатый, как у других баронов, хоть сам всю жизнь прожил в маленьком старом замке среди пастбищ. Да и мне было б легче строить карьеру, живи я в собственном доме, а не в казарме. Мир полон условностей, а придворный мир, тем более. Мы переехали не так давно, и пока разобрали не все вещи, не успели нанять полный штат прислуги. Отец так радовался, что теперь займёт в свете место, достойное его титула, но увы… он умер.
— Значит, это не ваш герб висит над подъездом? — уточнил Марк и остановился на пороге затемнённой спальни, где на кровати лежал пожилой мужчина в чёрном камзоле с белым кружевным воротником.
— Это герб прежнего владельца. Наш — с овечкой и дудочкой, — на губах де Сансона снова появилась виноватая улыбка, которая ему очень шла. — Не слишком воинственно, поэтому я всегда с завистью смотрел на золотого дракона Делвин-Элидиров.
— Не переживайте, он тоже разводит овец, и вовсе не для того, чтоб кормить своего дракона, — Марк вошёл в спальню и приблизился к одру, на котором возлежал покойный барон. — Я сочувствую вашему горю, дорогой друг. Мне известно, какое это горе, потерять отца, и хоть со мной это случилось очень давно, я до сих пор с болью вспоминаю об этой утрате.
— Да, это нелегко, — согласился де Сансон. — Мой отец всю жизнь много работал и едва умел читать, но он сделал всё, чтоб я получил достойное образование и смог стать рыцарем не только по званию. Я благодарен вам за участие, господин барон. Но что вас привело ко мне?
— Да, собственно говоря, это и привело. Смерть вашего отца привлекла внимание тайной полиции, дорогой Жиль.
— Чем же? — печально взглянув на тело отца, спросил он. — Отец был немолод и умер от сердечного приступа.
— Дело в том, что этой ночью при схожих обстоятельствах скончались ещё два человека. К сожалению, мы уже убедились, что в тех случаях имело место убийство, хоть они и выглядели, как сердечный приступ.
— С какой стати кому-то убивать отца? Он был очень спокойным, молчаливым, ни с кем не ссорился. У нас нет врагов, даже с соседями мы всегда жили мирно.
— Пока не знаю, кому это надо, но всё же прошу вас понять, что я действую по распоряжению главы тайной полиции и мои полномочия даны мне королём. Мне придётся забрать тело вашего отца в королевский замок, где наш хирург произведёт вскрытие.
Он взглянул на тело и увидел, что на глазах покойного лежат монеты, подбородок подвязан шёлковым платком, а грубые руки вытянуты вдоль тела, но пальцы сильно искривлены.
— Вам ведь пришлось приложить некоторые усилия, чтоб придать ему такой вид, не так ли? — спросил он Жиля.
— Смерть от сердечного приступа иногда бывает болезненной, — вздохнул тот. — Так сказал нам врач. Я не стану противиться, и вы можете забрать тело моего отца, но прошу вас вернуть нам его для погребения сразу, как только это будет возможно.
Выходя из спальни, Марк заметил в глубине коридора какое-то движение и увидел там маленькую худую женщину в чёрном платье, которая с испугом смотрела на него, а потом стремительно нырнула в сумрак.
— Кто это? — нахмурился он.
— Наша служанка Жанна, — равнодушно ответил Жиль. — Довольно ленивая перезрелая девица. Не понимаю, зачем мать взяла её с собой в город.
Тело барона де Сансона под плачь и причитания его супруги вынесли из дома и уложили в телегу, Марк и Эдам простились с молодым бароном и, сев на коней, подведённых мальчиками, отправились в обратный путь.
В замке Марк сразу же велел отнести тело в мертвецкую и вызвать туда Огастена. Он и сам хотел спуститься в подвал, но к нему подошёл Гаспар и доложил, что в кабинете его ожидает сыщик магистрата Брешо, занимающийся делом об убийстве девицы Лаваль. Поднявшись туда, Марк застал возле своего стола маленького человечка в коричневом кафтане, сидевшего на краешке стула. У него были крошечные испуганные глазки и жёлтые встрёпанные волосы, и Марк подумал, что уж он-то вряд ли решился бы зайти в дом де Сансонов с парадного входа.
Сев за стол, он попросил господина Брешо рассказать о результатах расследования и по ходу его повествования начал менять своё мнение об этом малыше. Как выяснилось, испуганный сыщик отважно бросился в круговорот озлобленного семейства Лаваль и за пару дней успел расспросить всех и вытащить на белый свет столько грязных тайн, сколько иной не вытащил бы и за год. Он подробно рассказывал глубокоуважаемому барону де Сегюру о взаимоотношениях этого клубка змей, точно описывая каждого причастного к этой трагедии, а также по ходу анализируя их возможности и упоминая о наличии и отсутствии алиби. Мотивы были у всех, поскольку каждый мечтал урвать свою часть наследства, а девица, похоже, получала удовольствие, стравливая их, постоянно меняя завещание и в зависимости от погоды и настроения увеличивая и уменьшая причитающиеся им доли.
