Верней сказать, мы вольны и свободны
Играть тогда, когда мы захотим.
Но так, как он, услышать и озвучить
Не сможем, тут талант необходим.
А он имел его, да и по правде,
Учитель у него прекрасный был.
И слову музыкант всегда был верен.
Раз обещал, так значит, не забыл.
Впитав в себя все краски и прохладу,
Давид пошёл спокойно, отдыхать.
Он наиграл себе немного света,
Чтобы во тьме в пещере не плутать.
Уснул, как говорят, почти мгновенно,
И погрузился в необычный сон:
Он видел город, вкруг большие стены,
Большое войско, где пред ним лишь он,
Больных людей, просящих излеченья,
Молящего мужчину спасти дочь…
До юноши никак не доходило,
Как смог легко уйти он в эту ночь?
В ответственный момент открытья тайны
Его звук эха начал пробуждать:
«Давид, вставай! Настало уже утро!
Пора идти пещеры убирать!»
Волшебный сон для юноши был сказкой,
Навеянной картиною ночной.
Впервые он почувствовал реально,
Что был там своим телом и душой.
До этих пор одни лишь только звуки
Картинками летали вкруг него,
А снившиеся дивные виденья
Вдруг мысли перепутали его.
Уборка мало время занимала.
Давид так наловчился исполнять
Мелодию для щёток, тряпок, перьев,
Что зал за пять минут мог засиять.
Но это на прогулку не влияло,
Пещеры теперь были не близки.
По тропкам, где водило его эхо,
Казалось, до урока не дойти.
Но как-то непонятно получалось,
Что он при этом, всё же, успевал
Хоть ненадолго солнцу улыбнуться,
И не позволить магу, чтоб он ждал.
Давид так отточил своё уменье,
Что звуки им «хватались на лету».
Он с лёгкостью осваивал ученье,
Не падая в бессилье в темноту.
Как прежде говорил ему учитель:
«Удастся сразу – отдыхай весь день…»
И в самом деле время оставалось,
Но не на то, чтоб взять в подруги лень.
Пусть в темноте, в тиши в своей пещерке
Он начинал мелодии играть
Похожие на дивные поэмы,
Да так, как мало кто мог рассказать.
В фантазиях его вставало солнце,
Шептал листвою в красках дивных лес,
Природа была сказочной, живою,
Показывая множество чудес.
Теперь, когда и ночь была доступна,
Повествованье новое пошло.
Не хуже и не лучше, а иное.
Он воспевал, что там произошло.
Хранитель звуков всё прекрасно слышал,
Ему уже хотелось показать,
Как выучил «непрошенного» гостя,
И как прекрасно тот умел играть!
В означенное время, на поляне,
В заветном, тайном месте под луной,
Явились семь известных чародеев,
И стали речь вести между собой.
Пред этим они посохи скрестили,
Тем самым совершая волшебство,
Огонь искрою в шаре распалили,
Что на земле не трогал ничего.
И каждый, сферы огненной касаясь,
Показывал свершённые дела.
Один сменял другого чародея.
Вот очередь Хранителя пришла.
Сначала он рассказывал как прежде,
Что нового услышал на земле,
Потом, что изменилось во вселенной,
Да, в общем-то, практически везде.
Когда казалось, что показ окончен,
Он, задержав другого, произнёс:
«Я вам сегодня в виде развлеченья
Подарок ожидаемый принёс.
Возможно, про него вы позабыли,
Ведь много-много лет тому назад,
Мы пожалели спящего бродяжку,
Что мною был на обученье взят.
Увидели вы все в нём музыканта,
Хотя он мало что умел играть,
Не проглядев наличие таланта,
Чтобы сердца других завоевать.
Для смертного теперь, он знает много,
Но всё-таки, конечно же, не всё.
Послушайте его. Вдруг захотите
Добавить в звуки что-нибудь ещё.
Пока он для себя играет ночью.
Сюжеты, что рисуются просты.
И всё же его музыка прельщает
Наличием тепла и чистоты».
Хранитель звуков вновь коснулся сферы
Загнутым трости в завиток концом.
Огонь внутри подвешенного шара
Утих, а ученик уже был в нём.
Конечно это было лишь виденье.
Он в это время у себя играл.
И про такое чудное явленье,
Как было тут задумано, не знал.
Давид, набравшись новых впечатлений,
Увиденное начал рисовать,
Чем он на самом деле восхищался,
И что в словах порой не рассказать.
Ведь он теперь не только видел – слышал!
Всё это из-под струн его лилось.
И то, о чём рассказывать пытался,
Пред магами волшебно поднялось.
Услышанное было бесподобно.
На время потеплели их глаза.
Поляна наполнялась необычным,
Похожим на земные чудеса.
Давид играть закончил, собираясь
Ложиться до рассвета отдыхать.
А тем, кто потаённо его слушал,
Хотелось наслажденье продолжать.
Один сказал: «Он раскрывает душу,
Но чувствует пока не глубоко.
Я вижу, что сердечное прозренье
От парня ещё очень далеко.
Как только он любовь свою познает,
Страдание, мучение и боль,
Он так своей душою заиграет,
Что в камне пробудится непокой.
Пока парнишка в сонном состоянье.
Я силой своей сердце пробужу,
И путь к объекту счастья и несчастья,
Чтоб долго не метался – укажу.
Даю для совершенства свою помощь».
И посох свой направил чародей,
На плечи, лоб и сердце человека,
Кто усладил их музыкой своей.
Другой продолжил тут же: «Это верно.
И я его немного поддержу.
За чистоту, услышанную мною,
Своим уменьем парня награжу.
Он сможет исцелять своей игрою,
И будет слышать, где и что болит,
И сыгранной лечебною волною
Любые раны быстро заживит.
Однако будет в том ограниченье.
Не всё возможно звуком врачевать,
При снятии волшебного заклятья
Ему придётся жизнью рисковать,
Ведь чары в этот миг перенесутся
В момент игры волною на него.
Увы, я защитить его не в силах,
Мне не подвластен тот, кто мечет зло».
И этот маг свершил всё, как и прежний.
Коснулся в шаре посохом до плеч,
Лба, сердца мирно спящего Давида,
Который уж давно успел прилечь.
И раз пошёл процесс всеодаренья,
Продолжил цепь щедрот уже другой.
Он произнёс: «Я наделяю силой.
Теперь он крепок телом и душой!»
Затем проделал посохом движенья
Как чародеи те, что до него,