Где сам оставлен до «прогулки» был.

И тут из-за кустов явилась стража.

Никто о нём, бесспорно, не забыл.

Глаза у скрипача вновь завязали.

Пришельца не стеснили – он ведь слеп!

И вот их повели в тоннель обоих,

Похожему по внешности на склеп.

Там было очень тихо, жутковато,

И тяжко… не хватало чем дышать.

Однако королю, как и Давиду,

Сейчас не приходилось выбирать.

Скопированный дивною водою

Никак не мог понять, как быстро он

На всё, что совершалось, согласился,

Забыв о злоключениях в былом.

Но отступать назад уж было поздно.

Их вывели на площадь пред дворцом,

Где дочь с отцом их ждали с нетерпеньем.

И лишь колдун чернел своим лицом!

В нём теплились до этого надежды…

Не должен был прийти сюда король!

Он верил, что Давида не подпустят

Иль в плен возьмут, чиня под пыткой боль!

Тогда не нужно будет пить прилюдно

Напиток, что наложит слепоту.

Но видно час расплаты приближался,

Грозя навечно ввергнуть в темноту.

Злодей не думал с болью об ослепших,

Желая благ и счастья для себя!

Как мог теперь он жертвовать здоровьем

От всей души? Нет, делать то нельзя!

Воздействия желанного не будет.

Но кто-то ж должен сделать это сам!

Злодею ничего не оставалось,

Как с просьбой обратиться к небесам!

Пока колдун витал в подобных мыслях,

Решив, что жидкость пить ему нельзя,

Король стоял пред всеми безоружный,

Прозренье, ожидая для себя.

Увидев его, девушка спустилась

На площадь, в ноги кинулась отцу.

Сквозь слёзы, нежно рук его касаясь,

Взмолилась: «Помогите храбрецу!

Он не виновен, что так получилось.

Униженный изгнаньем, слепотой,

Он к нам явился, веря в справедливость,

Надеясь обладать в дальнейшем мной.

И если нужно самоотреченье,

То, чтоб спасти и Вас и короля,

Не допустить намеченную бойню,

Я в жертву принесу сейчас себя!»

Она слова сказала очень быстро,

Метнулась тут же к чаше колдовской,

И выпила до капли всё что было.

Стараясь, чтобы та была пустой.

В последний раз на милого взглянула,

И для неё свет солнечный померк.

Король прозрел, а с ним и все на свете,

Кого колдун воздействию подверг.

Кто видел что случилось, были в шоке.

Зачем порыв такой и почему?

Колдун прекрасно знал, общенье с дымом

Быть не могло доступно никому!

Он не подозревал, кто приближался,

Ведь занят был тогда совсем иным.

От смрада всё живое убегало,

Оставив окружение пустым.

Девица покачнулась и упала,

Лишившись от содеянного чувств.

И к лучшему. Она не увидала

Дальнейших вспышек гнева и безумств.

Отец её не сразу догадался,

Что на глазах его произошло.

Колдун не рассказал ему подробно,

Как станет совершаться волшебство.

Но по глазам злодея и испугу,

В момент, когда упала его дочь,

Он, осознав всё, кинулся на место,

Ещё надеясь чем-либо помочь.

Возникло напряжение и давка…

В тот миг не растерялся лишь король,

Он закричал: «Немедля расступитесь!

Приблизитесь – рискнёте головой!

Врача сюда быстрее позовите!

Какой испила девушка настой?»

А сам к её лицу стекло приблизил,

Желая знать, была ль она живой?

Вспотевшая поверхность подтвердила,

Что дивная лишилась просто чувств.

Но это пока мало утешало –

Сосуд с водой магической был пуст!

Всем было ясно, кто в том был повинен.

Однако часто побеждает тот,

Кто первый развернёт свою защиту

И, обличая прочих, нападёт!

И стоит ли гадать, кто отзовётся

И вступит, прикрывая себя, в бой,

Опередив других стоящих рядом?

Конечно – отрицательный герой!

Он был причиной множества несчастий,

Но как никто, мечтал ещё пожить,

Поэтому и стал, как хитрый ворон,

С речами обвинения кружить.

Не отходя на шаг от государя,

Он прокричал: «Всё это из-за вас!

Не ей предназначалась эта чаша.

За это и расплатитесь сейчас!»

Скрипач, как и злодей, знал, что царевна

Теперь ослепла раз и навсегда.

Но в сумке у Давида находилась

Зелёная волшебная вода.

Но не успел Давид о ней подумать,

Как девушка очнулась ото сна

И прошептала: «Я теперь не вижу.

И как невеста больше не нужна…»

Король, не в силах был такое слышать!

Ему не мил теперь стал белый свет!

Он взял свою красавицу на руки

И прокричал: «Уж лучше б я был слеп!»

Движенье на земле остановилось.

Один Давид лишь мог средь всех ходить.

Он слышал стук сердец разнообразный,

Но права не имел их оживить.

Казалось, то не люди, а фигуры.

И музыкант в огромной мастерской,

Где выставлены куклы при показе,

Что сделал рук златых, мастеровой.

Внезапно ощутилось оживленье,

Он с изумленьем обнаружил вдруг,

Что рядом с ним стоит его учитель –

Хранитель, что отправил искать звук.

Волшебник произнёс: «Могу поздравить!

Ты спас себя, потерю отыскав.

Теперь возможно будет всё исправить

Поближе к сердцу страждущему встав.

Душой проникни в жертвенность, терзанье,

В любовь, что принесла собою боль.

Послушай страсть и самоотреченье,

Когда готовы жертвовать собой!»

Хранитель музыканта взял за руку,

К влюбленным с осторожностью подвёл.

«Ты, друг мой, приключеньями увлёкся,

Забыв, с какою целью в мир пошёл!

Перед тобою два огромных сердца,

Они чисты, раскрыты для любви.

Исполни мне, что рядом с ними слышишь.

Пока не совпадёшь – не отходи.

Когда дам одобрение – увидишь.

Смотри – я покачаю головой.

В момент, когда ты верно всё исполнишь,

Я тут же заберу тебя с собой».

С учителем подобным не поспоришь.

И впрямь, Давид чуть звук не пропустил!

Война и всевозможные интриги…

Он в самом деле главное забыл.

Игра на скрипке – было самым важным,

Но он не смел из этих мест уйти.

Скрипач дал королю и прочим слово,

По-мирному решение найти.

Как не помочь, коль девушка ослепла?

Он может оживить глаза водой!

Возможно, передумав о сраженье,

У входа во дворец стоит король.

Не этот, что исчезнет очень скоро,

А настоящий, что на корабле