Крутой мэн оценил Ирину и взглядом же, разве добавив легкий, нервный кивок - послал назад, к выходу. Тут Ирина заметила, что у портьеры, с внутренней ее стороны, стоит еще один мэн, не менее крутой, с коротким автоматом в руках - тоже направленным на тех шестерых.

Ирина осторожно, как по льду, скользкому и тонкому, сделала несколько шагов и, только очутившись на лестнице, перевела дух.

- Что ж это такое? - подумала. - Захват? Грабеж?

Черная "Волга" неподалеку от входа - с госномерами и всякими там антеннками - подсказала, что скорее всего - захват!

Такси еле тащилось по поздневечернему, шумному и цветному, проспекту Руставели. На заднем диванчике полусидел Тамаз, влипнув в окно, пристально вглядывался в сумятицу тротуарной жизни.

- Стой! - сказал водителю, а убедясь, что ошибся: - Поехали. Только потихоньку. Медленно! Медленно!

- Я из-за тебя все сцепление пожгу, - вполголоса огрызнулся водитель.

Заскрипели тормоза. Тамаз ткнулся в переднее сиденье от резкой - даже на малой скорости - остановки.

- ***, - выругался по-грузински русский водитель. - Дура сумасшедшая! - они, оказывается, едва не сбили именно Ирину, переходящую улицу с горячим хачапури в руке, засмотревшуюся на что-то особенно привлекательное в пульсирующей атмосфере центра города.

Тамаз открыл дверцу, выскочил, схватил Ирину за руку, повлек к такси.

- А если б у нас не было Проспекта Руставели?! - улыбнулся. - Где б я искал тогда любимую жену, пропавшую без вести в день регистрации? улыбнулся и попытался поцеловать.

Ирина не сопротивлялась, но и не общалась с супругом.

- Поехали, - обиженно бросил Тамаз водителю и замолчал на некоторое время. Потом спросил: - Поела?

- Спасибо, - холодно ответила Ирина.

- Я, между прочим, такую баталию выдержал! Ты знаешь, что мы венчаемся?

Ирина молчала.

- И свадьба будет.

- Рассказал им, что я умру?

Водитель с любопытством поглядел в зеркало заднего вида. Тамаз смолчал, потупился. Ирина отодвинулась, вжалась в угол.

- Направо, - скомандовал Тамаз. - Здесь останови.

Машина скрипнула тормозами. Тамаз расплатился. Вышел слева, обогнул перед капотом, открыл иринину дверцу. Взял жену за руку, потом под руку, повлек наверх, в мастерскую.

- Подожди минутку, - остановил перед входом, сам скрылся внутри.

Через мгновенье распахнул дверь: voila! - и несколько отступил в сторону, чтобы понаблюдать за действием подготовленного эффекта.

Общего света в мастерской не было, только несколько разноцветных прожекторов бросали узкие, мощные лучи на постаментец в центре, поддерживающий старинное резное кресло, на котором эффектно, играя складками и бисером, расположилось белое атласное платье. Работы - по первому ощущению - начала века. Стиль модерн.

- Подвенечное платье прабабушки.

Трудно было не оттаять Ирине.

А Тамаз, выждав, сколько - почувствовал - надо, подкрался сзади, обнял жену, принялся ласкать все ее тело!

Одежды под ласками спадали как бы сами собою. Голова у Ирины закружилась: платье, прожектора, храмы из полутьмы - все поплыло куда-то, а шевалье - хотя кони несли карету во весь опор - приближался неотвратимо, и вот уже поравнялся с каретою.

Ирина улыбнулась преследователю, а он взмахнул рукою с неизвестно откуда взявшейся плеткою и ударил красавицу по лицу. Она вскрикнула, растерянно схватилась за щеку, на которой вспухал красный рубец.

Крики, звериные, первозданные, подобные тем, недавним, в степи, хоть и подвели к ним вовсе, кажется, другие дорожки, понеслись, ничем не смягченные, ибо Тамаз удерживал иринины руки нежно, но цепко: ни палец не закусить, ни кулачок: а и понятно: что может быть приятнее мужчине, чем услышать это, разбуженное, вызванное вроде бы им самим?!.

- Господи! Тамазик, - выдохнула Ирина. - Как же я тебя люблю. Больше жизни!

15.11.90

Они стояли на Мтацминде.

- Вон там, видишь? вон - пустое место, рядом с канатной дорогою. Здесь станет новый храм. Первый новый храм в Тбилиси за восемьдесят лет. И если мне повезет, если я выиграю конкурс!

- Ты победишь, Тамазик, - влюбленно подхватила Ирина.

- Если я выиграю конкурс - это будет мой храм.

- Твой храм? - раздумчиво протянула женщина, словно легкий порыв переменившегося вдруг в направлении ветра, переменил и ее настроение. - А чью, интересно, кровь прольешь ты в фундамент! своего храма?

25.11.90

Сценарий и режиссура церковного венчания придуманы давно и не нами стоит ли дилетантскими ремарками описывать то, что тысячу раз видано каждым: не в натуре, так по телевизору или в кино, a не видано, так читано? Заметим разве, что народу собралось не так уж мало, хоть и не битком, что и Натэла Серапионовна, и Реваз Ираклиевич держались с большим достоинством, а по отношению к невестке с некоторою даже приветливостью (чуть, может, надменной); что Ирина была бледна и умопомрачительно хороша в платье модерн прабабушки Тамаза; что зажгли много свечей и выключили электрические люстры! И еще: не рискнем умолчать (даже приведем его дословно) о коротеньком, шепотом, диалоге, случившемся прямо перед аналоем, за мгновенье до собственно венчанья:

- А можно ли, Тамазик? ведь я некрещеная. Я пела в церковном хоре, a сама!

- Некрещеная? - обеспокоился Тамаз. - Что ж раньше молчала? - но, поведя быстрым смышленым взглядом вокруг и не рискнув даже представить, что за скандал разразится, огласи он вдруг свежую новость, шепнул: - Ничего. Не важно. В конце концов, все это ритуал, не больше. Бог простит.

Служба шла по-грузински. По-грузински же Ирина ответила и свое да - с подсказки Тамаза.

Может быть, из-за великолепия квартиры родителей Тамаза, которое не могло не подавить Ирину (да у нее, скажем прямо, были и прочие причины для неважного настроения), и гости, и хозяева: кто в шумной суете заканчивая последние приготовления к застолью, кто - степенно беседуя-покуривая в его ожидании, - показались ей собравшимися скорее на похороны, и взгляды, которые она, виновница торжества, на себе ловила, были (или воображались ей) полными столь скорбного сочувствия, что она (Тамаз, как назло, решал неотложные какие-то проблемы с вином) не выдержала, скрылась в ванной, где, пристально вглядываясь в отражение, пыталась угадать знак смерти, столь поразивший гостей, и молодую долго, наверное, разыскивали, прежде чем разыскали, наконец, и усадили в середину стола рядом с молодым!