А в соседней комнате карасева жена рылась в глубинах платяного шкафа, извлекая на свет Божий старые чулки и колготки, тут же с помощью ножниц превращаемые в чулки; некоторые - после осмотра - откладывала назад. Когда на полу скопилась внушительная груда, Супруга взяла верхний, натянула на голову, охорошилась у зеркала, появилась на пороге мужнина кабинета.
- Так?
Благородный Карась оторвался на миг от телефона, усмехнулся горестно:
- Выходит, что так.
- А тебе какой?
- Мне, - героически отрезал Карась, - никакого! Я предпочитаю бороться со злом с открытым забралом! Всегда кто-то один вынужден взять на себя главную ответственность! - и с добавочной яростью завращал диск.
Полковник притворился, что спит. Когда успокоенный этим страж вышел подышать воздухом, Полковник слез с кушетки, стал на пол, на колени, спиною к комнате, и под прикрытием собственного тела принялся пальцами, ногтями, зубами раздирать покрывало. Отодрав три полосы, Полковник накрепко связал их одну с другою, а на конце соорудил петлю. Накинул ее на шею, прикрепил хвост импровизированной веревки к решеточному пруту. И, не вставая с колен, начал отползать.
Петля затянулась, сделала больно, затруднила дыхание. Сил держать напряжение веревки и даже увеличивать его едва хватало. Но - хватало. Все-таки!
А где-то невообразимо далеко, за три с лишним тысячи верст от "Стахановца", под ярким, почти солнечным сиянием ртутных фонарей, дефилировали по Елисейским Полям от площади Звезды к площади Согласия Карась, Председательствовавший На Учреждении Общества Жертв Застоя - в руках еле умещаются пакеты, набитые сувенирами, и Новый Карась, судя по элегантной вписанности в пейзаж, проживающий в Париже давным-давно.
Карась-Эмигрант вертел в руках знакомый нам голубой конверт:
- Если такие пустяки, что же ты взялся доставить его сюда? Поездка на холяву, за счет фирмы?
Отечественный Карась замялся:
- Не все так просто, мой дорогой, не все так просто. Ты - здесь, а мы все-таки - там. То есть - наоборот.
- Здесь-то как раз все сложнее! - возразил Парижанин. - И как ты думаешь: он действительно даст этому ход?
Отечественный Карась печально кивнул. Собеседники помолчали.
- Придется возвращаться в отечество, - неожиданно, но вполне убежденно изрек Карась-Эмигрант.
- Возвращаться?! - не поверил или сделал вид, что не поверил ушам, Карась-Председатель. - В наше дерьмо?.. Да он тебя здесь не достанет!..
- Нет, старик, все наоборот. Именно здесь он меня и достанет. Все, что я здесь имею: положение, уважение, дом, наконец, я получил на незапятнанной репутации диссидента-изгнанника, на авторитете моего журнала! Придется возвращаться, старик.
- Да ты ж тут!.. - захлебнулся Отечественный Карась от обиды за товарища, - да ты что?!. Журнал!.. Пять книг вышло!.. Один твой дом чего стоит!.. Ты ж вчера на пресс-конференции сам говорил, что, хотя для тебя место проживания ничего не значит и ты сердцем, так сказать, всегда с Родиной, но не возьмешь на себя право снова ломать жизнь семьи. Жизнь детей, внуков!
- Это вчера, - задумчиво провещал Карась-Эмигрант и снова помахал голубым конвертом.
- Так ведь он же у нас тем более опубликует! - все уговаривал Карася-Парижанина Карась-Москвич, хоть вроде и посланный в столицу мира с противоположной миссией: видать, в глубине души чувствовал, что, сколько ни уговаривай, конверт весомее любых уговоров. Что, как говорится, написано пером!
И действительно - Парижанин стоял на своем:
- Ну, у вас! То есть: у нас! Пусть публикует. У нас я попросту затеряюсь среди подобных себе. Никто и внимания не обратит! Восстановят гражданство, стану работать! Еще, может, почетным гражданином сделают. Возвращенцев у нас любят.
Некий Карась появился из лифта и огляделся в поисках нужной двери. Она обнаружилась не только номером, но и приколотой к обивке запискою: Входите без звонка. Так Карась и поступил и оказался в прихожей Благородного Карася. Там наличествовало еще два плакатика: один - под свисающими со шляпочницы разномастно-разноразмерными чулками: Желаете сохранить инкогнито - наденьте, другой, с рукою-стрелочкой, направленной на ближайшую дверь: Проходите сюда F. Карась помялся несколько, натянул на голову чулок и, горько-иронически улыбнувшись собственному отражению, пошел в направлении, указанном нарисованным пальцем.
В кабинете скопилось Карасей больше десятка, и все, кроме хозяина, тоже в чулках. Прения были в разгаре.
- Да что я, гэбистов от урлы не отличу? Нанял себе охрану! - добрызгивал слюною инициатор Тайного Совещания.
- Э, знаете, - произнес с изрядным сомнением Карась, одетый коричневым, в рубчик, чулком. - Они себе иной раз таких набирают!
- Нету там гэбэ никакого. Нету, - тихий, но очень уверенный обкомовский басок провещал из-под чулка черного, ажурного, с парой стыдливых дырочек в районе покатого лба.
- А хоть бы и урла! - возразил чулок розовый, с цветочком на бывшей щиколотке. - С нашим вооружением да ухватками!..
- Не перестреляют, как куропаток, - милиция заметет! - Серый В Ромбик.
- Разбой пришьют! - подтвердил Чулок Телесного Цвета Со Спущенной И Наскоро Подхваченной Петлею.
- Я всегда утверждал, - обличил хозяин, - что рабы заслуживают своей участи! Еще Карамзин писал!
- Отчего же непременно рабы? - пробасил Черно-Ажурный, прервав Благородного Карася. - Вы выражения-то, Дмитрий Никитович, выбирайте. Не рабы - хозяева. Вас милицейский захват устроит?
- Да не пойдет на это дело милиция! Я уже выяснял! - кипел Благородный.
- А это уже - моя проблема, - успокоил Ажурный.
- Браво! - закричали Караси и захлопали в ладоши. - Вот и выход! Вариант! Превосходно! - и повставали со стульев, счастливые возможностью разойтись. - По одному, по одному выходим! Конспирация!
- Стойте! стойте! - преградил дорогу хозяин. - А вы не боитесь стать жертвами командира захвата? Или вот, скажем! поверьте, я не хочу вас обидеть! нашего уважаемого коллеги? - кивнул в сторону Черно-Ажурного.
Караси несколько приумолкли.
Черно-Ажурный проворковал:
- Я могу дать честное слово, что архив будет тут же уничтожен.
- Видите! - с радостным облегчением сказал Телесный Со Спущенной Петелькою, однако, общего облегчения не произошло.
