- У меня, понимаете! - шепотом пробасил. - У меня сегодня очень, понимаете, важная! служба! Сам, понимаете, Владыка обещал! Не могли б вы! чисто по-христиански!
Бормоча это, Бородач всем видом и поведением выказывал желание оказаться у Полковника раньше остальных. Первый стоял в нерешительности, как это бывает, когда просятся пропустить без очереди к зубному врачу, но тут оживились задние: загудели клаксонами, повысовывались из окон:
- У меня через час ученый совет!
- А у меня - репетиция!..
- Видите! - развел руками Первый и скрылся в калитке.
Бородач понуро поплелся к своей "Волге". Тот, У Кого Репетиция, высунулся из окна:
- А вы, батюшка, поезжайте. Чего ж на всякую дрянь внимание обращать? - и помахал повесткою. - Он, я слышал, вообще уже в отставке.
Бородач злобно покосился на советчика:
- Сам вот и поезжай. Такой умный! Меньше ждать останется.
Из-за угла вынырнула блистающая перламутром "девяточка", но, увидав автомобильное скопище, тут же и осеклась, остановилась, истерично попятилась да и села обоими колесами в канаву. Водитель загазовал, задергал туда-сюда рычаг передач, чем только усугубил положение.
- Помочь? - крикнул, выбираясь из "Вольво", Тот, У Кого Ученый Совет, и двинулся к перламутровой красотке.
- Спасибо, спасибо, не надо, спасибо! - запричитал ее водитель, прикрывая лицо ладошкою. - Не надо!
Но обрадованные хоть таким развлечением ожидающие - кто пешком, а кто и на колесах - уже двинулись к потерпевшему.
Тогда он вытащил не слишком чистый платок, набросил на лицо и дал деру, словно нашкодивший мальчишка, оставив красавицу-"девятку" на произвол судьбы.
- Стесняется, - понимающе пробасил в бороду Батюшка. - Молодой!
В электричке еще не зажгли света, хотя, в общем-то, было пора. Внучка стояла в обнимку со своим Юношей возле тамбурного дверного окна. Толстая тетка с сумками и авоськами с трудом выдралась из межвагонного перехода и, пропихиваясь сквозь раздвижные остекленные двери, высказалась, взглянув на парочку:
- Совсем обесстыдели!
- Зверь рыгает ароматически, - сказал Юноша.
- Что? - не вдруг отозвалась Внучка. - Какой еще зверь?
- Вон, - кивнул Юноша на скорректированную досужими шутниками запретительную надпись на стекле двери. - И все-таки зря мы туда едем.
Внучка не ответила ни звуком, однако, плечо ее затвердело под рукою Юноши, демонстрируя характер владелицы.
- Я вот, честное слово, сознаю, что это чушь собачья! Дефект воспитания. И все-таки!
- Зверя боишься?
- Родители не поймут.
- Рано или поздно и им, и тебе все равно придется смириться, - пожала Внучка плечами. - Полковник мне и папа, и мама вместе. Не просто дед.
- Да-да, я помню! - попытался закрыть Юноша не слишком приятный разговор, но Внучка не обратила внимания.
- Мама умерла, когда меня рожала. А отца не было вообще.
- Помню, - повторил Юноша и нежно поцеловал Внучку в висок, поглаживая ей голову.
- Не надо меня жалеть! - вырвалась Внучка. - Мне полковник их всех заменил! И я его не предам!..
Электричка остановилась. Открылись противоположные двери. Туда-сюда замелькал народ.
- Выходи! - крикнула Внучка и резко толкнула Юношу в сторону проема.
Юноша набычился.
- Выходи!
Двери захлопнулись, электричка двинулась дальше.
- Эх, - сказал Юноша. - Знала бы ты! Для них гэбэ - это! - и махнул рукою.
- Я ж говорила: выходи.
- Ладно, поехали, - вернул Юноша руку на внучкино плечо.
- Следующая станция - "Стахановец", - неразборчиво пробурчало вагонное радио.
Застрявшая перламутровая "девяточка" так и белела-посверкивала вдали, а стыдливый ноль-одиннадцатый "жигуль" одиноко стоял возле самой полковничьей дачи, когда Внучка и Юноша к ней подошли. В освещенном окне видно было, как Полковник беседует с Очередным Карасем. Внучка взяла Юношу за руку, потащила к калитке.
- Неудобно, - шепнул он, слегка упираясь. - Видишь - разговаривают.
Внучка пренебрежительно пожала плечами, запечатала губы пальцем и, шутливо крадучись, повлекла Юношу к дверям. Прежде чем те закрылись, голубоватый пронзительный свет галогенок подъезжающей машины успел на мгновенье осветить пару.
- Да ни черта мне от вас не надо! - устало втолковывал Карасю Полковник. - Вызывают вас - приходите. Все! А зачем - это уж мое дело!
- Извини, полковник! - прервала Внучка, выступая из полутьмы прихожей. - Мы потихонечку, помнишь, как Штирлиц? Ну полковник, чего надулся?! Мы вчера не могли и позавчера тоже. Я потом объясню. Здравствуйте, - отнеслась к Карасю.
- Здравствуйте, - привстал тот.
- Вот, знакомься, - вытащила Внучка на свет Юношу.
- Никита, - представился Юноша и протянул руку кажется что с опаскою.
- Иннокентий Всеволодович, - вышел из-за стола, пожал руку Полковник.
- Рыгает ароматически, - шепнула Внучка с ехидцею.
- Сидоров-Казюкас, - снова привстал-поклонился Карась. - Очень приятно.
- А вас никто не спрашивал! - прикрикнул Полковник.
- Никита, - подчеркнуто вопреки покрику Полковника поклонился Юноша Сидорову-Казюкасу.
- Оторвали, да? - поспешила Внучка загасить в зародыше готовый вспыхнуть конфликт и потянула Юношу на крутую лесенку, а по ней - в мансарду, бросив деду по пути: - Ну ты занимайся!..
"Жигули", минуту-другую назад мазнувшие светом по парочке, подкатили к даче, погасили фары, умолкли и выпустили, наконец, одетого в светлый костюм Спортивного Мужчину, не старого, но совсем седого эдакой благородною сединой. Он осмотрелся, оценил факт наличия стоящего у дома ноль-одиннадцатого, вытащил кисет с табаком, трубку, неторопливо набил ее, запалил от спички и стушевался во мгле. Когда глаза Благородного попривыкли к темноте, он пересек неширокую Садовую и остановился у дома напротив: не в пример ладненькому, но, в общем-то, несерьезному полковничьему - мощный, огромный, из неподъемных, почерневших от времени бревен сложенный, был он - даже во тьме очевидно - запущен до невозможности восстановления. По лицу Благородного скользнула странная какая-то гримаска: улыбка - не улыбка, и если уж улыбка, то, скорее, усмешка: горькая и над собой. Он толкнул державшуюся на одной верхней петле калитку, та подалась нехотя, скребя низом по земле, но щель достаточную, чтобы пройти, Благородному предоставила. Чем он и воспользовался.
