В следующий раз маятник раскачался слишком сильно, и сработали ограничители. Лиловатый туман прыснул в стороны, вхолостую рассеиваясь над картой. Фог с досады пнула стол, отбила палец и похромала вверх по лестнице – остужать ушиб в холодной воде и прикладывать лечебную мазь. Подумав, не стала сразу возвращаться в лабораторию и сперва заварила сбор из степных трав и цветов, для бодрости и успокоения. Напиток немного горчил, цедить его приходилось мелкими глоточками, зато и ненужное волнение ушло.
За ночь Фог сделала ещё с два десятка попыток найти Алаойша, но что-то по-прежнему мешало. Маятник, доходя до условной точки, вдруг шарахался в сторону, точно его кто-то щелчком отводил. Такое случалось, если объект поиска бывал окутан плотной, искусственно сконцентрированной морт – это под силу киморту, не желающему, чтоб его нашли, но не новоиспечённому эстре. Четыре раза маятник указывал на север, дважды – на восток, один раз его занесло к югу, и каждую отметку Фогарта аккуратно перенесла на карту. Однако чаще всего он начинал очерчивать ровные, бессмысленные круги – или срабатывали ограничители.
Промаявшись почти до утра, Фог наконец отправилась спать – голова после бессонной ночи стала точно свинцовая.
– Завтра… завтра пойду за помощью в цех, к кимортам, – пообещала Фог неизвестно кому, закутавшись в тонкое одеяло. – Они меня не оставят. Не оставят…
Утром стало полегче – дышалось свободней и верилось в чудо.
Фог ещё раз попробовала сладить со строптивым механизмом, не слишком надеясь на успех. Сперва маятник сонно покружил над северными землями, едва ли не залезая в вечномёрзлые болота, а потом запоздало сработали ограничители. Капсула-пустышка лопнула, а мирцитовый сердечник взорвался облаком ржавой пыли.
– Хорошо, что не в глаза, – пробормотала Фог, отряхивая хисту. – Хороша была бы, слепая спасительница. Значит, так или иначе придётся просить помощи. Вопрос – у кого.
Кимортов в столице было, пожалуй, столько же, сколько во всём остальном Ишмирате. Две сотни, не меньше, и почти у каждого свой дом и дело. Некоторые числились приписанными к цеху, особенно молодые, и выполняли ту работу, которую им поручали старшие, в свою очередь принимавшие заказы от представителей гильдий или даже двора. Ещё около сотни кимортов находились в Шимре проездом, предпочитая вольную жизнь странников, не связанную никакими обязательствами ни перед ишмой, ни перед старшими… Кажется, обращайся к любому – помогут не по доброте, так за плату.
Беда была в том, что Фогарта пока не окончила ученичества.
Алаойш исчез в самое неприятное время. Она уже научилась обращаться с морт и выполнять несложные заказы, взялась за первое самостоятельное исследование, но в цехе наставник представить её не успел. И, значит, после смерти или сброса Алаойша Фогарту бы передали другому учителю, а тот вряд ли отпустил бы её раньше, чем через пять-шесть лет.
«Значит, надо обращаться к тому, кто не выдаст – и сразу бежать».
Само появление Фог в цехе никого бы не насторожило: Алаойш нередко посылал воспитанницу с мелкими поручениями. Но имена тех, с кем его связывала дружба, а не прохладные деловые отношения, можно было по пальцам пересчитать. А уж тех, кто спокойно принял бы известие о сбросе…
– У меня только один шанс, – пробормотала Фогарта, сжимая сквозь складки хисты сосуд с прахом Оры. – Если я ошибусь… Если ошибусь, то не смогу найти его никогда.
После сброса, поговаривали, иногда и лицо менялось до неузнаваемости.
Стараясь не думать о дурном, чтобы не отчаяться раньше времени, Фог наскоро причесалась, уложила в сундук смену платья, сгребла туда же с полки все собственноручно собранные механизмы, две коробки мирцита, набор капсул-пустышек и два слитка, золотой и серебряный, те, что должны были пойти на опыты как материал. Отдельно и очень аккуратно упаковала деньги, отложенные за последние шесть лет с простых заказов, подарки Дёрана – пахучее мыло и масла со всех уголков света. И наконец – величайшую драгоценность, копии дневников киморта по имени Миштар.
– Ну вот, – нервно улыбнулась Фог отражению в зеркале, поправляя суму на плече. – Теперь у меня разве что на лбу не написано, что я сбежать собираюсь. А, отобьюсь!
Подумав, она прихватила из лаборатории два готовых механизма, которые Алаойш так и не успел отправить в цех. Если прийти и не сразу кинуться к его друзьям, а сперва отнести к старшим исполненные заказы, то в цехе наверняка решат, что наставник просто переложил на неё часть своей работы, а в сундуке тоже механизмы на продажу. Такое не одобряли, но помалкивали, особенно если заказы шли не от двора самого ишмы, а от горожан.
…На пороге привычно и протяжно скрипнула проваленная ступенька. Фог плотно прикрыла за собой дверь и влила немного морт в спящие охранные контуры. Вот и всё – теперь можно было не бояться, что шустрые столичные воришки разнесут дом по камешку, пока хозяева отсутствуют.
– Надеюсь, мы вернёмся сюда вдвоём, – прошептала Фог, проводя ладонью по ярко-синей штукатурке. Вдруг стало смешно – вспомнилось, как хохотал Алаойш, когда незадачливая ученица решила освежить дом снаружи, но не сумела вложить правильное стремление в морт, и вместо того, чтоб почистить, перекрасила стены под цвет весеннего неба – да так надёжно, что двое друзей наставника, гостивших в тот вечер, не смогли вернуть прежний цвет.
Отвернувшись, она вздёрнула подбородок, оправила строгую чёрную хисту и вышла на дорогу, ведя за собой, как на невидимом поводке, парящий в воздухе сундук.
«Пусть воля морт будет со мной».
У своенравной Шимры есть один вечный закон – никогда и ничему не удивляться. Охотник ли, дичащийся городов, или торговец с юга, или мальчишка-подмастерье, только что прибывший из далёкого поселения, или наивная невеста-иноземка, привезённая в столицу женихом, – словом, новички ещё могут проводить изумлённым взглядом особенно затейливую самоходную машину или засмотреться на сияющий в ночи разноцветным пламенем дом какого-нибудь киморта-зазнайки. Но истинный шимри, родившийся и выросший в этом шумном городе, себе никогда такого не позволит. А если и натолкнётся случайно на какую-нибудь диковинку вроде летучего сундука, то не восхитится, а прикрикнет возмущённо:
– Эй, куда прёшь, не видишь, что ли? Или глаз нету?
Фог только и успевала раскланиваться на все стороны и бесконечно извиняться. Конечно, будь на её месте солидный киморт или вельможа с вереницей слуг, никто бы не посмел высказать недовольство. А люди, сбитые с ног процессией Светлейшего ишмы, и вовсе, говорят, похвалялись этим и выдавали синяки за знак благоволения удачи.
Впрочем, проехать или пройти через центр города и никого не задеть само по себе было бы уже небольшим чудом.
Близились летние праздники, а значит, и ярмарки. Не такие шумные, как осенью, но все же многолюдные. Торговцы и странники, мастера и просто зеваки стекались в Шимру из отдалённых провинций, из Лоргинариума и даже из Земли злых чудес прибывали караваны. Хозяева постоялых дворов довольно жмурились, пересчитывая тройную выручку. А на центральных улицах и близ торговых рядов было не протолкнуться – многие спешили осмотреть город до начала ярмарки или договориться о выгодном местечке для своего прилавка. Чтобы добраться до цеха кимортов, понадобилось бы пересечь бурлящие улицы торговых кварталов – или идти кругом, огибая их по широкой дуге.
А Фог спешила – толкалась, спотыкалась, терпела ругань и неприязненные взгляды. И когда шумные ряды закончились и толпы вдруг поредели – даже сама себе не поверила:
– Наконец-то!
Она проверила сундук, нащупала кошель в сумке – не украли, не срезали? – и только потом нырнула в видимую лишь кимортам арку среди колючих аргастовых лоз. Так «свои» могли срезать дорогу с чёрного хода; посетителям же, любого сословия и ранга, приходилось сперва миновать длинный лабиринт, ведущий к парадному крыльцу.
Цех кимортов по размерам не уступал, пожалуй, и дворцу ишмы. Правда, отделан был не так богато – ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней, словом, ничего, что может накапливать в себе морт. Стены и перекрытия – белое, тонкое дерево, крыша – полупрозрачная розоватая черепица. Всё на взгляд невозможно хрупкое, невесомо-лёгкое, однако же на деле способное выдержать одновременный залп из сотни пушек. Постоянно в цехе находилось около тридцати кимортов, и обязательно – четверо старших.
