От этого и мне смешно стало.
— Говорят, ты ритуал древний собралась проводить, — вспомнила девица. — Готовишься. Веники новые из леса таскаешь.
— Да, хочу ненастье прошлого года из избы вымести, а этот год новые обережные силы поставить.
— Я тоже хочу, — Взяла она меня за руку. — Научи. Да и многие девки захотят семье хоть как-то помочь. В прошлом году столько худого было, что эту чертовщину метлой выгнать надобно.
Посмеялась над ее словами, ведь она сейчас всю идею моего ритуала в двух словах описала. Ладно, поведаю ей и другим, коли захотят, как надобно дом от черноты очищать.
— Через неделю луна полная будет. В этот день весь дом надо вымести, выскрести и вымыть. Ни в печке золу, ни в углу пыль нельзя пропустить. И все это делать надо вениками и тряпками старыми. Воду использовать надо из ручья. Вечером, в углах новые веники и тряпки оставить, а сор из избы с собой забрать вместе со старыми. Не забудьте прихватить с собой новую рубаху. На окраине леса соберемся и там все что связано с прошлым годом сожжем.
Вскорости, ко мне прибежала Желанна. Она попросила этот обряд в клубе рассказать. Старики были воодушевлены пуще молодежи. Они довольно кивали головами и вспоминали время, когда все Роду поклонялись.
В назначенный срок в моем тереме кроме Ульяны и Лели никого не было. Все мужики и старшие в церковь ушли и к Витору. Тот умело сказы сказывал и обучал ребят мечом — палкой махать. Моя Марьяна вместе с Ладом почти всегда стали у золотника пропадать.
Вместе с девицами, мы занялись уборкой. Перебирали, перетряхивали, перемывали. Даже стены стороной не обошли.
Ночью, уставшие, груженные всеми старыми тряпками и вениками мы вышли во двор, а там… Дорожка к лесу освещена, снег расчищен, на полянке в лесу место под костер готово. Наши мужчины тоже решили нас поддержать. Предоставили все удобства своим женам, дочерям, сестрам и матерям.
Тонкой струйкой женщины шли к нашему месту. Несли все свое старье, негатив впитавшее. На полянке нас встретил Демьян — Сморнянин приемыш.
— А мужчинам смотреть можно или нам по домам лучше сидеть? — тихо спросил парень, с интересом наблюдая как мы веники друг с другом скручиваем и тряпками обвешиваем.
— Можно, — ласково улыбнулась я.
Нравились мне эта сплоченность и понимание Кондрашовских. Удивляла их ненавязчивость и понимание.
Под светом огромной луны взметнулись искры. Объял огонь ветки старые и сухие, тронул влажные тряпки. Повалил густой дым. Зашипел огонь, зарычал и с новой силой бросился на жертву.
— Забери огонь пыль да сор, огради горюч от бед и ссор, — зашептала над костром и бросила туда мешочек с мусором.
Повалил дым густой, черный. Жаром мне в лицо пыхнуло.
Прочь отошла и огляделась. Женщины села повторяли за мной.
На полянке было уже много людей. Каждый подходил посмотреть на огонь или руки погреть. Дети выбегали вперед и кружились в искрах. Неровный свет то выхватывал людей, то прятал их от высокой луны. Девки запели песни, составили хоровод и закружили ночное празднование. Кто-то хлеб и блины принес, другие квашенку достали. Темная ночь светлой стала. Морозец от празднования отошел. Все невзгоды на время позабылись.
— Ты им праздник сотворила, сестра, — подошел ко мне Ярослав и улыбнулся. — Надо больше улыбаться. Это хорошо придумано.
После этих слов, он по молодецки ухнул и вперед побежал к Ульянке. Хоровод расцепил и… Все девицы в сторону рассыпались. Запищали, завизжали и побежали. Тут уж добро молодцы не подвели: стали невест ловить, стариков пугать. Дети веселились, а костер все освещал.
Тут уж и я не сдержалась. К боку Радима прильнула и в плече его лик спрятала.
— Чего ты, Ладушка? — ласково погладил он меня по голове. — Все ведь хорошо?
— Хорошо, хорошо, — отошла я от мужа. — А будет еще лучше. — резко отпрянула, два шага прочь сделала. — Коли поймаешь, новость тебе скажу счастливую.
Отбежала от мужа на добрый метр, от рук его увернулась, в сторону отпрыгнула. Смеюсь, заливаюсь, уворачиваюсь, юношеским задором заражаюсь. Да, только понимаю, что хоть всю жизнь убегать буду все-равно Радим поймает. Он мой истинный путь и теперь я не хочу с него сворачивать.
Обернули меня теплые руки, к телу мужскому прижали. Горячие пальцы кожи его коснулись. Смотрю в его глаза, улыбаюсь. А когда сердца наши в унисом забились, тихо прошептала:
— Полна я любви твоей, ростки в моем теле взошли.
Загорелся взгляд колдовской, осветил весь мой мир. И перестали его сдерживать нравы людские. Губы Радима мои накрыли.
А вокруг льется песня:
— Гой ты, Ярила огненная Сила!
С неба грядучи, ты возьми ключи,
Отомкни ты Матерь Сыру Землю,
Пусти теплу росу да на всю весну,
На сухое лето да на ядрено жито!
Гой! Слава!
Сладки его губы и горячи объятия. Хорошо мне с мужем.
39
Как только снег сошел с дороги, брат забрал все что в деревне сделано было и уехал в город. Пообещал быстро вернуться. А как только вернеться — с предложением к нам пойдет. Радим махнул на него рукой и отправил в добрый путь. А тем временем мы стали к свадьбе готовиться.
Свадьба в нашем селе намечалась знатная: вдова и золотник, ведьма да колдун.
Сморняна не была против объеденить наши празднования. Я торопилась, потому что боялась не влезть в платье через месяц. А Левша, наборот, оттягивала, потому что ее муж решил подарить ей золотой комплект, но времени было мало. Так мы с подругой и бегали вокруг церкви, чтобы поймать Худобеда и выспросить, как надобно по новым традициям.
Я была вдохновлена тем, что невеста на свадьбе вся в красном должна быть. А Сморняна просто хотела увидеть запись в церковной книге. Почему-то она мечтала посмотреть на то, как пишется ее имя на чужом языке. А просто так в Чистослов и Богослов нельзя было заглядывать.
— Старославянские буквы для всех, а греческие для Бога, — важно говорил церковник.
Только у нас с Левшой получилось подгадать день как…
— У вас товар у нас купец! — однажды начал брат с порога.
Он был выряжен в синь кафтан, а сапоги начищены до блеска. Мы с Ульяной и Лелей, как раз снедь на стол собирали для обеда. И братового преображение меня, мягко говоря, удивило. Бабушка Угла и вовсе голоса мужского, зычного испугалась. Она выползла из своего уголка на статного молодца посмотреть, а потом… Мы все засмеялись.
— Выбрал же ты, братец, время, — замахала на него полотенцем. — Не предупредил никого. Сам как боярин приоделся, а нас на потеху в робе оставил. Хоть бы сказался что вернулся, а ты… Сразу за девку.
Ярослав постоял. Посмотрел на наши красные от печи лица и макушку почесал.
— Ты думаешь, я знаю как тут у вас сватаются? — насупился он, но быстро отошел и подскочил к Ульяне. — Отдашь мне свою приживалку, Слав?
Он легко поднял девицу на руки, а та взвизгнула и в плечи его вцепилась.
Мы опять залились смехом, но братец не понимал почему мы ухохатываемся и ползем под лавку.
От Витора вернулся Митор и Марьяна, а вслед за ними и Радим вошел. Тут уж я взяла себя в руки.
— Приживалку откупал муж. У него и спрашивай про свадебку, а девку спусти. Нельзя тебе пока ее на горбу своем носить. Не жена еще.
Радим оценил нашу веселую компанию и подошел к Яру.
— Все же решился женщину из моего дома забрать? — и взгляд у мужа стал стальным. — А уговор помнишь? — нотки расчетливости прокрались в его голос.
— Все что приказывал — привезли, — братец обнял моего мужчину и лукаво улыбнулся. — И нареченную в течении всего времени не мял.
Ой, какие разговоры взрослые пошли. Аж, жаром щеки загорелись у девок. Чего грех таить? Меня тоже огнем опалило при их разговорах.
— Пойдем. Поговорим, зятек, — коварно прошипел муж. — Посмотрю что мне купец в откуп даст. Потом уже о свадьбе покумекаем.
А в откупе было видимо невидимо ткани странной, заморской. Приправа горькая, жгучая, пахучая. Семян мне на огород разных привез. Золотых и драгоценных заделок целый сундук. Расписная обувь — не по нашим дорогам бегать, а по палатам боярским. Радимо много инструментов стальных в коробах огромных, да какие-то деревяшки на пробу.
