Дон Нигро «Роза и шипы/Briar Rose/1999». Одноактовка. Четыре актера, две женщины и двое мужчин (4 женских и 2 мужские роли). Сказка, но, пожалуй, для взрослых. Ближе к «Шиповничку» братьев Гримм, чем к «Спящей красавице» Шарля Перро, и совсем не похоже на «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях» Александра Сергеевича, но тема та же. Как бы то ни было, какие бы не возникали преграды, от судьбы не уйдешь, и тот, кому на роду написано поцеловать спящую Розу, обязательно ее поцелует.

Действующие лица:

РОЗА

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА/МАТУШКА КВИЛЧ/ЧЕРНАЯ КОРОЛЕВА

ДЖЕК

ЧЕРНЫЙ КОРОЛЬ

Декорация:

Простая декорация, представляющая все места действия одновременно. Кровать, окруженная шиповником, доминирует в глубине сцены по центру и справа. Тут и там розы, решетки, шпалеры, как в саду. Две деревянные скамьи, слева и справа. На авансцене зеркальный бассейн, возможно, воображаемый. Собственно, все, что действительно необходимо, так это кровать и пара мест, где остальные могут присесть.

Авторское примечание по части актеров, костюмов и движения спектакля:

Одна актриса должна играть БЕЛУЮ КОРОЛЕВУ, МАТУШКУ КВИЛЧ и ЧЕРНУЮ КОРОЛЕВУ. Проще всего дать БЕЛОЙ КОРОЛЕВЕ белый шарф, ЧЕРНОЙ – черный, а МАТУШКЕ КВИЛЧ – красный, чтобы прикрыть волосы. Спектакль ни при каких обстоятельствах не должен задерживаться переодеванием или сменой декораций. Декорации не должны меняться, костюмы тоже, за исключением шарфов. Чем все проще, тем лучше. Движение спектакля не должно прерываться от начала и до конца. Само это движение – неотъемлемая часть спектакля.

(Свет падает на РОЗУ, молодую девушку, лежащую на кровати, окруженную шиповником. Под головой большая подушка, благодаря чему мы видим ее лицо, обрамленное распущенными волосами. Пауза. Потом она открывает глаза).

РОЗА. Поскольку я сплю и вижу сны, то могу открыть глаза и говорить во сне, и при этом спать, ибо я – принцесса, которая спит, и видит во сне сад, заросший шиповником, и лес вокруг замка, в котором находится этот сад, и в замке все спят, как сплю я, потому что я – принцесса, очень красивая и спящая, а мой отец, Король, однажды, давным-давно, отправился на охоту в лес и не вернулся, и моя мать, Королева обнесла розарий стеной и спрятала, и не позволяла заходить туда, чем очень меня сердила. (Садится, перебрасывает ноги через край кровати, говорит в темноту). Мама, я сказала, я хочу войти в розарий.

(Свет падает на БЕЛУЮ КОРОЛЕВУ, которая сидит на скамье неподалеку и зашивает платье на старой тряпичной кукле-девочке).

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. Ты можешь получить все, что в моих силах дать тебе, любовь моя, за исключением того, что сейчас попросила. Это совершенно невозможно.

РОЗА. Поэтому я это и хочу.

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. Тогда захоти что-то еще.

РОЗА. Я не хочу что-то еще. Я – принцесса, и ты меня не любишь, потому что если бы любила, тогда пустила бы в розарий. И никто меня не любит, это совершенно ясно, потому что мой отец отправился на охоту и не вернулся, а моя мать огородила стеной розарий, и я очень сердита и несчастна. У нас есть маринованные огурчики?

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. Ох, дорогая моя, тебя всегда очень любили. Ты стала таким желанным ребенком. Твоя отец и я долгие годы пытались и пытались завести ребенка, но безуспешно. В качестве последнего средства прибегли к совокуплению. Но однажды, когда я купалась в пруду посреди розария, лягушка прыгнула в воду и напугала меня чуть ли не до смерти, а девять месяцев ты выскочила из меня, как Джек-из-табакерки.

РОЗА. Ты говоришь мне, что моим отцом была лягушка?

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. Разумеется, нет. Лягушку я воспринимаю, скорее, катализатором. Твоим отцом был мудрый, храбрый и добрый Король, который однажды отправился на охоту в лес и с тех пор о нем никого не слышал. Я скорблю о нем каждый день своей жизни, и ты, моя дорогая, все, что осталось мне от него, и я готова дать тебя все, что могу.

РОЗА. Так пусти меня в розарий.

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. Нет. Сожалею.

РОЗА (встает, подходит к скамье, садится рядом с матерью). Поэтому, разумеется, все мое детство, меня снедало одно сильное и страстное желание: войти в запретный розарий. Мама, говорила я, о, мама, пожалуйста, скажи мне, почему, ну почему я не могу войти в розарий?

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. Потому что розарий полон роз, дорогая моя.

РОЗА. Но я люблю розы. Меня и назвали Розой.

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. Да, мы часто любим то, что, скорее всего, нас убивает.

РОЗА. Но как розы могут убить меня, мама?

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. У роз есть шипы, дорогая моя.

РОЗА. Но как шипы могут убить меня, мама?

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. Шипы могут тебя уколоть, дорогая моя.

РОЗА. Да, шипы могут уколоть, и укол – это всегда неприятно, тут я с тобой согласно, но как эти уколы могут меня убить, мама?

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. Потому что после уколов течет кровь, дорогая моя.

РОЗА. Но как потеря капельки крови может убить меня, мама?

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. Знаешь, жизненный опыт снова и снова показывает, что девочек, которые задают, задают и задают вопросы, очень часто съедали великаны-людоеды.

РОЗА. И ты думаешь, мама, что меня съест великан-людоед, если я наколю палец в розарии?

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. Короткий ответ, дорогая моя, да.

РОЗА. Мама, я очень тебя люблю, ты это знаешь, и только не подумай, что я проявляю неуважение по отношению к тебе, но большей глупости я за свою жизнь не слышала.

БЕЛАЯ КОРОЛЕВА. Правда зачастую очень глупа, дорогая моя. Иногда правда глупее всего на свете. Почему, к примеру, я сижу здесь и зашиваю платье этой тряпичной куклы? В этом нет решительно никакого смысла. Я зашиваю платье этой тряпичной куклы, потому что ребенком ты любила эту куклу, и мне она напоминает о более счастливых временах, вот я и зашиваю ее платье. Это глупо, но это правда. Мы любим напоминающее нам о том, что мы любили, и воспоминания очень глупые, и любовь еще глупее, и тут ты говоришь про глупость. И раз речь зашла о ней, где кошка? Она опять ест мои фиалки? Эй, кошка, кыш отсюда. Глупая зверушка.

(БЕЛАЯ КОРОЛЕВА выходит из круга света, чтобы разобраться с кошкой).

РОЗА. Но что тут можно поделать? С мамой всегда так. Всякий раз, когда разговор принимал неприятный для нее оборот, она уходила, крича на кошку. Но однажды, когда мама прилегла после ланча, я отправилась обследовать замок моего отца, огромный-преогромный, с множеством комнат и лестниц, где девушка могла потеряться навсегда, возникни у нее такое желание, и когда я таки заблудилась, а это лучший момент для приключений сказочного характера, то оказалась рядом со спиральной лестницей, которую никогда не видела раньше. При этом лестница показалась мне очень знакомой, и находилась в одной из башен замка. Я поднималась и поднималась по ней, мимо паутины и дохлых мышей, пока не добралась до большой дубовой двери, тоже очень знакомой, хотя я практически не сомневалась, что никогда раньше ее не видела. Тем не менее, узнала ее, из сна, из другой жизни или из сна в другой жизни, и в замочной скважине торчал большой, древний, ржавый ключ, тоже странным образом знакомый. Я протянула свою изящную маленькую руку и повернула его. Все ощущалось странно-неизбежным, как во сне или книге сказок, и дверь открылась, естественно, со скрипом, и по другую сторону двери в верхней части башки оказалась маленькая комната, со старой прялкой, затянутой паутиной, на которой давно уже никто ничего не прял, и голос в моей голове сказал, подойди и покрути колесо, и не было сомнений, что я проделывала это раньше, вот я и подумала, почему нет, черт побери, подошла и крутанула, и колесо вращалось и вращалось, подняв облако пыли, которая заставила меня расчихаться. В стене я заметила маленькое окно, подошла к нему, открыла, чтобы глотнуть свежего воздуха, высунулась из него и увидела, далеко внизу, спрятанный розарий, находящийся внутри замка, полностью окруженный замком, устроившийся в нем, как ребенок – в чреве матери. И какой же он был прекрасный. А еще я поняла, что при должной осторожности смогу спуститься вниз по обросшим мхом камням, из которых сложили эту старую башню. Я так разволновалась. Мое сердце гулко стучало. Внутри все трепетало. Но я выбралась на оконный карниз. Три вороны кружили над башней и тревожно каркали, но я взяла за правило не обращать внимания на ворон. Начала спускаться, и оказалось, что не так это и сложно, как я предполагала, но потом потеряла опору и полетела вниз, размахивая руками, спиной вперед, как перевернутая ворона, и плюхнулась в маленький пруд, изрядно перепугав рыб. И хотя от удара об воду у меня перехватило дыхание, я обнаружила, что цела и невредима, но поначалу очень рассердилась, потому что принцессы обычно не плюхаются в воду, не промокают насквозь, не покрываются какой-то зеленой гадостью. Но когда я выбралась из пруда, солнце пригревало, птицы пели. А вокруг себя я видела самый прекрасный розарий, который только может быть в книге сказок. (Поют птицы). От его красоты у меня вновь перехватило дыхание. «Ох, какой же он красивый, – сказала я. – Завораживающе красивый. Не могу представить себе, как моя мать, Королева, могла быть такой жестокой и запрещать мне приходить в такое восхитительное место. Просто не могу себе представить».