Итак, мы продолжали идти прежним курсом, делая вид, что не осознаём нависшей над нами опасности, когда раздался пушечный выстрел и перед самым носом «Анхелики» прожужжало ядро. Нет, это был не промах, а приказ остановиться.
Глупо было не подчиниться этому требованию, так-как на нас с огромной скоростью надвигался противник, превышающий наши силы в несколько сотен раз. Дон Мигель приказал спустить парус и поднять рядом с нашим флагом вымпел, означающий миролюбие и готовность к переговорам.
Однако англичанам этого показалось недостаточно! Видимо они ожидали знака, что мы сдаёмся на милость победителя, а любой другой означал для них неповиновение. Раздались ещё два выстрела, и насест ушёл из под моих лап, а на корме вскрикнул Ганс, державший рулевое весло.
Я встал на крыло чисто машинально, но не запаниковал, а описал круг и заодно оценил первые потери. Они состояли из мачты, срезанной на четверть, и рулевого весла, обломки которого отнесло далеко от нашей кормы.
Ганс стоял с ошалелыми глазами, придерживая левой рукой кисть правой. Ну, если ему руку сломали!.. Хватит в нашей команде одного однорукого.
Надо отдать должное канонирам англичан, которые стреляли книппелями — специальными ядрами, разделяющимися в полёте на две половинки, соединённые цепью. Такой снаряд, при метком выстреле, срезал мачты, словно бритвой, рвал самые прочные снасти, как булыжник паутину и производил нечто страшное, пролетая сквозь толпу людей.
Теперь «Анхелика» была обездвижена и беспомощна под прицелом десятков, или даже сотен, дальнобойных орудий, глядевших с бортов целой эскадры. Она сейчас напоминала комнатную собачку, вжавшуюся в угол перед сворой озверелых волкодавов.
Я же, тем временем, всерьёз намеревался подпалить этим «пёсикам» хвосты и холки, так-как сам закипал от ярости! И если бы англичане проявили ещё хоть малейшую агрессию, послал бы к рыцарям, (извините), всю осторожность и напустил бы им в паруса огненных белок!
Но пираты пока что умерили свой пыл, увидев, что сопротивляться им никто не собирается — Магдалена занималась рукой Ганса, дон Мигель сделал знак престарелым свиррам убрать подальше их ножи, и сейчас стоял со шляпой в руке — ни дать, ни взять перепуганный юнга с мирной посудины. Ладно, посмотрим, что будет дальше, а пока я уселся на рею флагмана вражеской эскадры и поставил ухи на макухе.
Оба корабля встали борт-о-борт, причём впечатление маленькой собачки рядом с волкодавом усилилось. И тут я раскрыл клюв от удивления! На палубу флагмана вышел и направился к борту, человек среднего роста в бархатном, шитом серебром, чёрном камзоле, и с тяжёлой шпагой на боку, больше смахивающей на меч минувших веков.
Лицом он скорее напоминал испанца, чем англичанина. Орлиный тонкий нос, глубоко посаженные глаза, борода клином. Но рыжеватый цвет волос и бледная, несмотря на загар, кожа, выдавала в нём уроженца Британии.
Я уже видел этого типа — они как-то встретились с доном Самбульо-отцом в открытом море. Дело тогда едва не дошло до серьёзной драки! Но, во-первых, цель похода Френсиса Дрейка, (а это был именно он), была иной, а во-вторых, столкновение с таким противником, как дон Самбульо, не сулило ничего кроме обмена тяжёлыми ударами, после чего, даже в случае победы придётся прервать задуманную экспедицию и отправится зализывать раны, не получив ни гроша прибыли.
Сеньор Самбульо придерживался тех же взглядов. Поэтому обе стороны отдали друг другу честь, проявив совершенно искреннее уважение, (при открытых пушечных портах), и разошлись, каждый в свою сторону.
Дону Мигелю было тогда десять лет, и он служил на корабле отца младшим юнгой, а я приглядывал за ним с верхушки мачты. Я это делал по собственной инициативе… Ладно, не буду врать — приглядывать за мелким непоседой меня просили и его матушка, и тётка, то-есть Магдалена, но не отец, хотя врядли дон Самбульо не догадывался, что я на самом деле делаю на мачте!
Такие встречи не забываются, а потому мы с доном Мигелем знали знаменитого мореплавателя в лицо. За девять лет он практически не изменился, разве что пронзительнее стал взгляд цепких и колючих глаз.
Дрейк заговорил с доном Мигелем по голландски, но вскоре они перешли на английский, так-как фламандское наречие знаменитый пират знал сносно, но не в совершенстве, зато дон Мигель владел языком Британии не хуже своего.
Легенду о том, что «Анхелика» — судно небогатых торговцев, мы придумали и отработали заранее. Дон Мигель поведал, что хозяин этого корабля фра Ганс Свирринг, (наш Ганс, как вы понимаете), путешествует со своей женой — фру Магдой Свирринг, с коммерческой целью. Про себя он сказал, что служит у почтенного хозяина судна приказчиком и толмачом, а зовут его просто Михель. Про стариков матросов он поведал, что это баски, не терпящие испанского гнёта, а потому служащие на голландском судне. «Анхелика», как бы, направляется прямиком в Амстердам с грузом отличного испанского вина, полученного, чего греха таить, контрабандным путём, для чего и понадобились баски.
Ещё дон Мигель прибавил, что хозяин, (Ганс всё это время молчал, то злобно поглядывая на Дрейка, то с тоской на наши незаряженные пушки), нижайше просит благородного сэра адмирала отпустить с миром его корабль, так-как, раз они имеют дело с контрабандой, то эмбарго, наложенное британской короной на торговлю с Испанией не нарушено. Так же почтенный негоциант просит проявить милосердие к нему и его команде, ведь, как это видит сэр адмирал, жена его находится в положении. Что же касается матросов, то это всего лишь двое древних старцев и увечный мальчик, которые никак не могут повредить интересам Британской Короны.
(Я в эти минуты был искренне благодарен Ночной Выдре за пример дипломатии, (применительно к работе толмача), который видел дон Мигель во время нашего недавнего пребывания в Новом Свете.)
При последних словах, сохранявший всё это время ледяное спокойствие, Дрейк, слегка усмехнулся и покачал головой. После этого он незамедлительно вынес вердикт в отношении нашего корабля и всех кто находился на его борту.
Поскольку, (решил он), эмбарго нарушено нами лишь отчасти, то он подвергает наш груз частичной конфискации. А именно — четверть бочек с вином, (в количестве пяти штук), будут изъяты из трюма и перенесены к нему на корабль. (Окружающие Дрейка офицеры удивлённо переглянулись.) Кроме того, на капитана «Анхелики», то-есть фра Ганса Свирринга, налагается штраф в двести гульденов, который тот обязан уплатить по приходу в «Амстердам» в Английском банке. Штрафная квитанция будет выписана немедленно. Она же будет являться охранной грамотой для корабля и экипажа на протяжении всего пути в Голландию, дабы никакое британское судно больше не могло подвергнуть сих негоциантов конфискации и штрафу. (Офицеры открыли рты.) Судно может продолжать идти прежним курсом сразу после вручения квитанции.
Окружающие развели руками, но, разумеется, никто не посмел ни ослушаться, ни возразить. Дисциплина на судах Дрейка была железная, а авторитет капитана настолько высок, что никому даже в голову не приходило оспорить его решения.
Уже повернувшись, чтобы уйти, прославленный мореплаватель чуть помедлил и коротко бросил через плечо по-испански:
— Удачи тебе в твоих поисках, хе-хе, толмач Михель!
Эскадра Френсиса Дрейка исчезла за горизонтом, как выпущенная из лука стрела. Мы остались посреди Ла-Манша со сломанной мачтой и разбитым рулевым веслом, ограбленные на пять бочек вина и со странным документом в руках. Он был написан столь же витиеватым почерком, как и языком, и нам ровным счётом ничего не было из него понятно.
Забегая вперёд, скажу, что когда мы добрались-таки до Амстердама, то дон Мигель из любопытства явился с этой «штрафной квитанцией» в Английский банк, где ему, не задавая лишних вопросов, отсчитали (!) ровно двести полновесных золотых гульденов, что многократно превышало стоимость бочек с вином, сломанного весла и мачты.
А пока этот документ был на руках, он действительно с лёгкостью избавлял нас от неприятностей, как с английскими, так и с голландскими военными судами, а также помог избежать трудностей с таможней и открыл некоторые двери в городе. В конце концов, дон Мигель даже жалел, что обменял его на золото, но скоро выяснилось, что он нам всё равно бы не пригодился.
