Найденное судно не имело никакого груза, а его хозяева пустились в плавание толи совершенно голыми, толи в очень лёгкой одежде, истлевшей вместе с их телами. На них не было найдено ни одного металлического предмета. По-видимому, они совсем не знали металла, а пользовались лишь каменными ножами, топориками и кистенями.
Их скелеты были найдены точно в таких же позах, что и останки моряков с первого корабля. Что бы это значило?
Третья находка повергла нас в шок и едва не заставила повернуть обратно! Тяжёлый испанский галеон новейшей постройки, стоял поперёк русла подземной реки, перегораживая его от берега до берега. Он был разбит, в корпусе зияли многочисленные пробоины, полученные от ударов о скалы. Мачты отсутствовали, но были целы кормовые и носовые стрелковые башенки, что позволило ему сохранить грозный и величественный вид.
Как и в первых двух случаях, вокруг судна на обоих берегах виднелись тела моряков. При ближайшем рассмотрении мы поняли, что здесь трагедия случилась всего около месяца назад. На трупах, одетых в доспехи реконкисты поверх отличных камзолов, не было никаких повреждений, но даже теперь, когда их лица превратились в маски смерти, на них можно было прочесть выражение крайнего ужаса!
Галеон так прочно сидел, застряв между берегами, что сдвинуть его не представлялось возможности. И хорошо, что мы этого не сделали, иначе он бы сразу затонул и лёг на неглубокое дно, окончательно перекрыв нам движение. При осмотре судна мы нашли изрядное количество съестных припасов ещё годных к употреблению, неплохую сумму золотом в каюте капитана, двадцать новеньких чугунных пушек и артиллерийский погреб, полный бочонков с порохом.
Это последнее решило судьбу галеона. Но самой ценной находкой явились две шлюпки с целыми вёслами, ведь свой ялик мы потеряли.
Итак, перенеся к себе на борт все, что было съедобным и ценным, а также часть пороха, (пушки не тронули — отяжелять «Анхелику» таким грузом было для нас слишком большой роскошью), мы придали земле, то-есть завалили камнями тела погибших соотечественников, справили по ним походную заупокойную службу, после чего отвели свой корабль обратно на полмили, (теперь с помощью шлюпок это было проще), и взорвали галеон!..
Конечно, это было рискованно, мы ведь находились под землёй и в любую минуту потолок мог опуститься нам на головы. Все и так чуть не оглохли, несмотря на то, что отошли на приличное расстояние.
Зато теперь мы прошли свободно и не так, как раньше, а буксируя «Анхелику» сразу в две шлюпки! Не самый быстрый и лёгкий способ передвижения, но сейчас он был несравнимо эффективнее того, каким мы пользовались до сих пор.
На радостях, что казавшееся непреодолимым препятствие, успешно пройдено, мы решили сделать большой привал, чтобы дать команде хороший отдых перед длинной и тяжёлой дорогой ведущей в неизвестность. И это едва ли не погубило нас всех.
Привал устроили на продолговатом острове, образованном в результате свойства подземной реки постоянно разделяться на отдельные рукава и сливаться вновь. Мы поставили «Анхелику» на якорь, разбили лагерь, воткнув факелы по краям, разожгли костры, приготовили еду и сварили кофе.
Стало уютно и весело! Дон Мигель распорядился открыть бочонок вина, что было встречено приветственными криками, хоть команду нашу никак нельзя было отнести к любителям выпивки.
В общем, пир удался на славу, после чего все, кроме часовых, уснули, как убитые. Но мне не спалось. Что-то не давало покоя, какая-то недодуманная мысль или скорее предчувствие.
Чтобы хоть как-то развеяться, я стал осматривать всё вокруг. Пейзаж в общих чертах повторял то, что мы уже видели — кругом скалы, серо-чёрные воды подземной реки, (солёные, между прочим; пресная вода стекала сверху, то струйками, то небольшими водопадами), а ещё каменистые берега, местами полностью скрытые пушистым белым мхом похожим на плесень.
Эта плесень или мох, покрывала все поверхности на многие мили, превращая угрюмый каменный ландшафт в сказочно-зимний. Иногда она, правда, куда-то исчезала, оставляя большие и малые проплешины. Например, её не было вокруг всех трёх найденных нами кораблей. Не было её и на этом острове, зато кругом на обоих берегах и даже на низком в этом месте потолке пещеры, красовались густые заросли.
Глядя на потолок, я обратил внимание на то, что прямо над нами цвет пушистого покрова отличается от того идеально-белого, который был в остальных местах. Над нами было розовое пятно, по своим размерам и форме напоминающее очертание нашего лагеря. Я сперва принял его за отблеск костров и факелов, но границы пятна были слишком резко очерчены, чего не могло быть, будь это сполохи от огня.
Вдруг пятно стало темнее. Из нежно-розового оно преобразилось в агрессивно-насыщенное и… шевельнулось!
Я едва успел набрать воздух, когда эта дрянь отделилась от своего основания и упала на спящий лагерь толстым липким покрывалом! Но уже на трети пути её встретил фонтан драконьего пламени!
Думаете, я тогда соображал, что делаю? Нет, за те доли секунды, что прошли, пока розовое плесневое пятно отделялось, чтобы накрыть наш лагерь, соображать было некогда. Тут сработали драконьи инстинкты выживания — жги или сожгут!
Мой огненный зонт был настолько силён, что атакующее пятно подбросило обратно к потолку и разбило об него в клочья! Будь я в драконьем теле, от липкой мерзости не осталось бы даже пепла, но сейчас мне было непросто развить мощь, достаточную, чтобы прикрыть огнём весь лагерь одновременно. Но я справился, несмотря на то, что напитанная водой розовая дрянь не хотела гореть, шипела, съёживалась, чернела, сопротивлялась, как могла.
Однако силы мои были небеспредельны. Когда атаковавшее нас существо, (или чем оно там было?), превратилось в чёрные хлопья, я свалился без сил кверху лапами, и уже теряя сознание, слышал, как взвизгнули две из четырёх пираний, стоявших на часах, как повскакали все остальные, как они забегали, пытаясь понять, что случилось.
Когда меня отлили водой, то выяснилось, что опасность миновала, но две девушки получили множественные ожоги размером от мелкой монеты до полновесного дублона времён короля Максимильяна. Магдалена соскребла жгучую дрянь с их кожи ножом и смазала обожжённые места бальзамической мазью. Всё обошлось, но обе пострадавшие пираньи ещё долго были не в себе и их отправили отлёживаться в трюм.
По-видимому, розовая плесень охотилась именно таким способом — накрывала ничего не подозревавшую жертву и что-то с ней делала — толи обжигала, толи переваривала, толи забирала что-то такое, что требовалось ей в качестве пищи. Это моё предположение подтвердилось очень скоро и в полной мере.
Место нападения розовой плесени мы тут же в спешке покинули, хотя могли особо не торопиться — чтобы атаковать ещё раз ей требовалось сначала вырасти, после чего убедиться в том, что жертва пригодна для еды, то-есть неподвижна. К такой «охоте» была способна любая белая плесень, но чтобы напасть ей требовалось созреть до розового состояния. Зрела она буквально на глазах, после того, как убеждалась, что жертва не сбежит.
Видимо так погибли экипажи всех трёх кораблей, найденных нами во время пути. Их накрыла липкая жгучая мерзость, способная к тому же парализовать живое существо, попавшее в её объятия. Правда чем именно питалась эта тварь мы так и не поняли. Тела погибших конкистадоров не были съедены в том смысле, в котором мы привыкли понимать это слово. Впрочем, мы видели лишь высохшие мумии.
О, они же не должны были высохнуть во влажной атмосфере подземной реки! А ведь раньше мне это в голову не приходило. В таком месте трупы безобразно раздуваются, чернеют и всякое такое. А мы не чувствовали даже характерного запаха разложения. Возможно, хищной плесени требовалась влага живых тел, а может ещё что-нибудь?
Как я уже говорил, мы торопились, и размышлять над подобными проблемами было некогда. Теперь пираньи налегали на вёсла с удвоенной энергией, периодически посматривая вверх. В конце концов, Магдалена запретила им делать это, а слежение за потолком было вменено в обязанность мне. Но, как я уже сказал, для нападения нашему врагу требовалось время и неподвижность жертвы, а потому мы могли не беспокоиться.
