Трамвай вылетел из тумана бесшумно, несмотря на то что, вопреки своему обыкновению, он мчался с огромной скоростью. Удар был мягким и почти беззвучным, как если бы кто-то задумал ткнуть чугунным утюгом в пуховую подушку. Тело, похожее на растрёпанную птицу, пролетело десяток шагов, шлёпнулось на мостовую и застыло грудой драного тряпья, совершенно потеряв человеческие очертания.
Глава 20
Классная тёлка, босс!
— Так что мы видим здесь? — Разглагольствовал дон Дульери, размахивая потухшей от ледяного ветра сигарой. — Великое произведение искусства! Да? Не уверен! По крайней мере, мне не нравится. Но это всего лишь моё мнение. Возможно, мне мешает антипатия, которую я питаю к модели. Может быть, стороннее мнение будет более правильным? Например, ты! Что скажешь?
Он бесцеремонно схватил за локоть ближайшего гангстера и подтащил его поближе к барельефу.
— Ну? Мне нужно твоё мнение! Отвечай! Как тебе всё это?
— М, м, к-классная тёлка, босс! — Пробасил гангстер и тут же сжался в комок, потому, что Дульери заорал, как сбесившийся павиан:
— Я и без тебя вижу, что классная! Это самая классная тёлка из тех, что мне приходилось видеть за последние… э-ээ, не важно сколько лет! Но дело-то не в этом! А дело в том, что эта классная тёлка сделала с твоим, горячо любимым боссом! Что она у него забрала и как он её за это ненавидит! Понял?!
Гангстер всё понял, это было ясно по тому, как он пытался загородиться от гнева босса, накрыв голову руками, но Дульери он уже не интересовал. Красный, как помидор, разгневанный дон вставил потухшую сигару в рот, сунул руки в карманы, опустил голову так, что шляпа сзади казалась надетой прямо на плечи, и подошёл к стене вплотную. Там он долго глядел на барельеф снизу вверх и молчал. Молчали и все присутствующие. Молчали гангстеры, знающие силу гнева дона Дульери, молчали ведьмы, которым, казалось, вообще не было дела ни до чего, кроме их пленников, молчали сами пленники, хоть было понятно, что это молчание и неподвижность чреваты энергией сжатой пружины. Молчал некто в сером плаще и широкополой шляпе стоящий поодаль с видом равнодушного безразличия. Молчал даже маленький юркий человечек с мышиной мордочкой, явно чувствующий себя здесь лишним.
— Я долго пытался понять, — внезапно ожил Дульери, — что вам всем надо от этого клятого небоскрёба? Нет же, в самом деле! Не существует в мире более бестолкового здания! И зачем только его построили? Оно торчит посреди города, как хрен у спящего подростка, которому снятся одноклассницы, но толку с него никакого! Большая часть офисов пусты, а те, что работают, скорее нужны их арендаторам для престижа, чем для дела. Поверите? Я уже почти отчаялся понять, какого рожна вам всё это нужно и вдруг один умный парень, из моих младшеньких, влез сюда и сфоткал вот это!
Широким жестом Дульери бросил на пол пачку фотографий рассыпавшихся веером. На фотографиях был всё тот же барельеф с пухленькими купидонами, мускулистыми кентаврами, прыгающими сатирами, лозами винограда и испуганной нимфой, убегающей от невидимого преследователя.
— Вот это встреча, сказал я себе! Вот это везение! — Воскликнул дон Дульери, сияя от счастья. — Теперь я знаю, где ваше больное место! Теперь я могу нанести тот удар, о котором давно мечтаю! Правда, вы меня несколько удивили тем, как легко удалось прибрать к рукам вашу несокрушимую банду. Конечно, каждый из вас стоит более двадцати моих боевиков, но ведь самое главное-то не в этом? Трудно без своей ведьмочки-то, а? И не надо дёргаться! Вижу, что трудно! И как это её угораздило здесь окаменеть? Наверное, никто из вас этого не знает. И я не знаю. И не хочу знать! Зато я точно знаю, как сделать так, что она уже не станет такой, как прежде — живой, тёплой, сочной, золотистой, что твой апельсин! А средство совсем простое, проще не бывает. И сейчас вы всё своими глазами увидите, для того я вас сюда и притащил! Барбарус! Начинай!
При этих словах высокий человек, стоящий поодаль, скинул серый плащ и широкополую шляпу и оказался с головы до ног одетым в шикарные воронёные доспехи, покрытые искусной золотой насечкой. На голову себе он водрузил шлем — морион и сразу стал похож на изображение конкистадора на старинной гравюре. В руках у него появилась здоровенная кувалда из тех, что не по силам поднять обычному человеку. Вооружённые до зубов гангстеры, невольно отшатнулись, когда на его бесстрастном лице с непонятными нечеловеческими зрачками в виде горизонтальных полосок, вдруг проступила, сквозь чёрную бороду, жуткая улыбка. А он, не обращая ни на кого внимание, подошёл к барельефу и, взяв кувалду наизготовку, вопросительно взглянул на Дульери. Тот сделал театральный полупоклон и отступил на шаг, изобразив, двумя ладонями, приглашающий жест в сторону барельефа.
Барбарус перехватил рукоятку кувалды поудобнее и коротко размахнувшись, нанёс по мрамору первый удар! Осколки брызнули в разные стороны, но грохот удара поглотил жуткий душераздирающий вой, который издал Драгис, запрокинув голову кверху! От этого воя бравые гангстеры шарахнулись, словно стадо овец, присел от неожиданности сам дон Дульери и даже вздрогнул непоколебимый Барбарус! Ведьма, которая держала Драгиса, напряглась и ещё сильнее и глубже вкрутила ему в спину свои лучи. Было видно, что ей стоит немалых усилий удерживать этого гиганта, мускулы которого так и ходили под белой кожей!
В это время Барбарус нанёс второй удар! Всё здание небоскрёба отозвалось гулким — «Бо-омм», а по мрамору снизу вверх поползла и стала быстро расширяться змеистая трещина похожая на молнию. По лицу и рукам главной ведьмы заструился обильный пот. Она вытаращила глаза и в напряжении закусила губу. Было видно, что она едва справляется и тогда, та ведьма, что держала Быка, обеспокоенно взглянула на свою начальницу и, отставив влево одну руку, присоединила часть своей силы к её лучам. Вот тогда-то всё и случилось!
— М-м-мууу! — Раздался над спящим городом боевой клич, от которого стаи птиц, и так разбуженные драконьим воем, заметались между домов с жалобными криками!
Быкович распрямился внезапно, как лук стенобитного арбалета, сбросил свою широченную кепку, оборвал последний колдовской луч, и не поднимая головы, ринулся на врага! Удар могучих рогов пришёлся в кирасу, обернувшегося на шум Барбаруса! Чёрное бычье тело, с поднятым на рога бронированным конкистадором, мелькнуло в воздухе и исчезло в темноте за парапетом площадки!
В тот же миг случилось несколько происшествий: все три ведьмы разом опустили руки, вежливо поклонились и растаяли в ночном мраке, будто смешавшись с клочковатыми облаками; Драгис и Фигольчик переглянулись, ещё не веря в своё освобождение, зато Дульери всё сразу понял и, уронив свою сигару, вжался в испуге в стену под барельефом.
— Стреляйте в них! — Заорал он не своим голосом, обращаясь к оторопевшим гангстерам. — Стреляйте, чего вы ждёте, идиоты! Стреляйте!
Но в это время внутри «Пирамиды», что-то глухо заворчало, заскребло, послышался звук рвущейся материи, но он был до того силён, как будто кто-то рвал на куски не ткань, а камни и скалы! Пол под ногами внезапно дрогнул, и люди попадали, оглашая пространство испуганными криками.
Вдруг, трещина на барельефе расширилась, и изнутри за её края схватились руки… Но какие руки! Они были золотого цвета, и каждая из них могла бы взять взрослого человека, как карандаш. Длинные пальцы были увенчаны великолепными перламутровыми когтями, под которыми крошился мрамор, а трещина всё расширялась и расширялась, подаваясь усилиям существа, стремящегося выбраться наружу. Вот, эта трещина стала с человеческий торс, вот, она расширилась настолько, что в неё мог бы проскочить упитанный жеребец, вместе с всадником, а вот, уже и небольшой автомобиль проехал бы, не задев боками рваные мраморные края!
В этот момент из тёмного провала трещины показалась голова. Из двадцати глоток вырвался дружный вопль, и шквал огня из всех калибров обрушился на эту великолепную драконью голову золотисто-электрового цвета! Рука с длинными когтями прикрыла глаза, а когда стрельба закончилась, спокойно вернулась на место. Пара серых глаз с удивлением обвела немую сцену на смотровой площадке и остановилась на стоящем, на коленях Драгисе, потрясённом не меньше остальных. В этих глазах засветилось сначала узнавание, затем удивление, потом понимание и наконец, такой гнев, что даже Драгису стало не по себе!