— У меня для тебя плохие новости, — произнёс лени, глядя на Василия, — спонсорская помощь оказалась не такой значительной, как ты думал. Более того, на неё уже заявили свои права твои кредиторы. Так что если ты срочно не найдёшь шестьдесят тысяч КэРэ, то можешь начинать прощаться со своим никчёмным существованием.

Человеческая часть физиономии киборга выражала полнейшую растерянность.

— Спонсоры накидали достаточно, — продолжил добивать доктор Василия, — но кто-то сдал код твоей накопительной ячейки у администраторов Эввента. Ну и кредиторы решили взыскать хотя бы что сумеют.

— Стервятники, мля! — с досадой выдал киборг, — персональные данные моей цифровой ячейки знал только Слайгром.

— Мне можешь об этом не рассказывать, — совсем не сердобольно произнёс док, — я бы с удовольствием в твоих человеческих останках порылся, но к сожалению, даже на них свои права заявили кредиторы.

— Док, если я не найду средства, сколько мне осталось? — озадаченно поинтересовался Василий, — униду я протяну?

Кхайтсе отрицательно покачал головой.

— Половину униды? — продолжил допытываться киборг.

— Очень маловероятно, — ответил док и пропал за закрывшейся дверью.

— Сочувствую, — не зная, как реагировать на ситуацию, произнёс Кир.

— Пустое, — как-то враз смирившись со своей участью, ответил Василий, — подохну и будет. Я прожил очень долгую жизнь. Так что даже не парься.

— Слушай, а ты вообще давно на станцию попал? — постарался отвлечь киборга от неприятных мыслей Кир.

— Давненько, — поддался на провокацию земляк, — почитай в сорок третьем с поля боя меня и выдернуло сюда.

— Слушай, тут ещё один наш землячок имеется, на более высоких уровнях. И вроде даже он какой-то хороший специалист в одном из мощных кланов, — припомнил наш герой, — его, вроде как, Александром зовут. Может с ним попробовать связаться. Может, он деньгами поможет?

— Знаю я этого Александра, — немного поразмыслив ответил Василий, — Оберштурмбаннфюрер Александр Абфель. Мы с ним вместе попали на эту станцию. Этот фриц скорее на моей могиле спляшет, чем поможет.

— Ни фига себе новости! — слегка обомлел Кирилл, — это самый натуральный обер… как его там?

— Оберштурмбаннфюрер, — повторил Василий, — самый настоящий высокопоставленный СС-овец. Попали мы с ним на Бис в одно время из одной географической точки. Хотя я заочно был знаком с Александором и до этого. Я в своё время очень долго за этим гадом гонялся.

— Серьёзно? Ты гонялся за СС-овцем?

— Долгая история, — наморщил остатки физиономии киборг.

— А ты прям у нас весь занят, — Кир поднялся на ноги и отошёл в сторону от растекающейся лужи масла.

— Да. Торопиться мне больше некуда, — согласился с доводами собеседника Киборг, — хрен с тобой, так и быть. Если послушаешь, расскажу тебе. Только сразу предупрежу, история выйдет очень длинная.

— Я тут ещё долго буду, — Кирилл вернулся к ложу и завалился на него, вытянувшись во весь рост.

— Значится, началось это всё, ещё когда царь Николашка жив был, — принялся изливать душу Василий, — почитай в девятисотом году, мне как раз пять годочков стукнуло. Я в те годы родителей не имел и был приписан к одному из сиротских приютов славного города на Ниве. Время было тяжёлое, и мы сироты вертелись, как умели. Кто собой торговал, кто кошельки воровал, а ребятки постарше могли и на перо в подворотне какого-нибудь фраера посадить. Как сейчас помню, курировала наш приют видная такая мадмуазель, цельная графиня Дубровская. Она и её дочка Софья часто посещали нас немытых, нечёсаных и читали нам нотации о благочестии и благонравии. Мы-то, конечно, вид делали, что всё на ус мотаем, только нам эти разговоры малоинтересны были. Пацаны наши на младшую княжёнку все больше глаза пялили, уж больно хороша была девка. Я всю прелесть конституции этой Софки через несколько лет осознал, когда она мне по ночам снится начала. Знал бы ты, что это были за сны, — с самодовольным вожделением похвастался Василий, — Да ладно, не суть. В общем, время шло, а ситуация круго́м становилась всё тревожней. Сначала было поражение в русско-японской войне, революция пятого года. Время, конечно, было страшное, но не для тех, кто рос в сиротском приюте. Жрать хотелось всегда, вот мы и начали куролесить. Как-то раз одного пьянчугу в подворотне насмерть гурьбой запинали. В общем, не прошёл у нас этот номер. Нашли нас быстро. Троих, что постарше были без суда и следствия пристрелили, а остальных в каталажку для порядку определили. Я уж думал всё, по мокрой статье на Колыму отправлюсь. Лес валить. А нет. Подфартило мне тогда, не знаю как, но нас тогда в руки Коллежского советника Панферова определили. А у советника этого фамилия точно такая же, как и у меня оказалась. Я тогда особого значения не предал, а вот дядька этот дюже заинтересовался, кто я и что я. Оказалось — это дядька мой, родной, представляешь?

— Санта-барбара, прям, — не удержался от комментария Кир.

— Чё? — не понял смысла сказанного киборг.

— Ни чё, — ответил Кир, — рассказывай дальше.

— Ну да, — как сумел, подобрался киборг, — дядька мой за несколько месяцев все приюты облазил в моих поисках. Специально попросился у высокого руководства в Петербург, чтоб в там дела делать, а заодно и меня поискать. Долго мы тогда с ним беседовали, он мне про родителей моих рассказал. Оказывается, не утонули они, как в приюте говорили, сослали их за попытку подрыва царского поезда. Дядьку моего тоже наказали, из чина действительного статского советника в коллежского советника разжаловали. Увольнять со службы, правда, не стали. Я не знаю, чем конкретно дядя Серёжа в те годы занимался, но верхушка его дюже ценила. В общем, забрал он меня тогда, документы мне новые справил, под своё крыло определил, можно сказать, к своему делу пристроил. Чуть позже я узнал, что дядька мой главой расстрельной команды трудился. Жизнь началась интересная. Постоянные разъезды, жратвы от пуза, и пойла дорогого сколько влезет. Так вот, я с дядькой всю революцию и проваландался. Потом грянул семнадцатый год. Вре́менное правительство, ну и дядька мой, не будь дураком, примкнул к коммунистам. В их идеалы про всемирную революцию и справедливость он не верил, часто говорил мне, что это всего лишь трамплин для карьеры, и только. Занимался дядька при новой власти примерно тем же чем и при старой. Меня к себе в НКВД пристроил, правда, до дела он меня не сразу допустил. С собой по расстрелам таскал, трупы заставлял таскать да хоронить, а вот чтоб самому, кого на тот свет спровадить, это нет. Помню, говорил мне не раз, мол, рано тебе пока, придёт время, руки по локоть в крови будут, не отмоешься. И ты знаешь, Кирюха, как в воду мой дядька тогда глядел.

— Слушай, Вась, ты вроде как про немца хотел рассказать, — нарушил идиллию монолога Кир, — нет, я не против про твою жизнь послушать…

— Одно без другого не понять, — прервал нашего героя земляк, — так вот, на мой девятнадцатый день рождения, в карательный отряд под предводительством моего дяди работы привалило. Сейчас я точно не вспомню, но в этот светлый праздничный день суета какая-то в городе началась, то ли власть Советов пытались скинуть, то ли ещё чего, и по этому поводу всю нашу расстрельную команду выдернули прямиком из-за праздничного стола. Дежурный офицер поговорил с дядькой, и мы выдвинулись на место. Мест было два, а команда у нас была одна. И после недолгих разговоров было принято решение разделиться. Вообще, так делать было запрещено. Расстреливать врагов революции было положено как минимум троим, но дядька тогда был немного пьян и заявил, что возьмёт меня с собой. Это должно́ было сэкономить нам много времени. Мужики хотели поскорее за стол вернуться. Трое из нашей пятёрки поехали в дом купца Блохина, а я и дядя направились в лес за город. Было там одно тихое местечко. Конвоиры привезли и сдали на руки пятерых: четырёх мужчин и одну девицу. Как сейчас помню, ночь, свет от фонаря авто, пар изо рта, лёгкий снежок и эти пятера стоят на коленях с мешками на головах. Конвоиры быстро собрались и смотались, а вот мы с дядькой остались. Он тогда хоть и пьяный был, но заявил со всей серьёзностью, мол, я теперь мужчина и родина возложила на меня обязанность выполнять мужскую работу. Дядька сунул мне в руку маузер и содрал мешок с головы одного из стоя́щих на коленях мужчин. Там пацан был, такой же как я подросток, и дядька мне тогда сказал, что мол, лицо первого убитого тобой запомнится на всю жизнь и, ведь не соврал, до сих пор помню того молодчика. Пацан оказался неробким, знал тогда, что всем им в земле лежать. Он готов был, уже и с жизнью простился, единственное напоследок сигаретку выкурить попросил. Дядька просьбу уважил, сунул ему в зубы цигарку, подпалил её, а после снял мешки с голов остальных ожидающих казни. Я тогда морально был готов к чему угодно, скажи дядька «стреляй», любую бы контру пристрелил, не задумываясь, но эта девка… — Василий ненадолго замолчал, собираясь с мыслями, — эта девка была мне хорошо знакома, — наконец произнёс киборг, — эту девку я не один раз видел в своих откровенных снах. Княгиня София Дубровская молодая и очень красивая стояла на коленях и рыдала. Она была всего на несколько лет старше меня, моя юношеская любовная фантазия.