Ни Каменная Наковальня, ни Тартарян ничего не сказали, но ему показалось, что где-то в глубине их глаз колыхнулось воспоминание об их разговоре. И он увидел, как их лица напряглись — особенно у Каменной Наковальни — при упоминании «Группы Четырёх».
«Это намёк, о котором он не хочет думать», — сказал себе Кайлеб. Однако, судя по выражению лица Тартарян, он подумал о том же.
— Корисанд был врагом Черис почти тридцать лет, милорды, — продолжил он. — Хотя я понимаю, что у нас с вами неизбежно будут разные взгляды на эту вражду, я полагаю, что простая честность заставила бы вас признать, что до моего нынешнего… визита в Корисанд практически вся агрессия в наших отношениях исходила из Менчира, а не из Теллесберга. У меня нет ни желания, ни удовольствия обсуждать причины этого, или распределять вину. Но чего я действительно хочу и чего намерен добиться, так это положить конец опасности, которую представляет для нас Корисанд. И, господа, я намерен положить этому конец навсегда.
К последней фразе его голос стал твёрже и жёстче, и он позволил тишине зависнуть на несколько ударов сердца, прежде чем продолжил.
— Я вижу нет необходимости в том, чтобы пересказывать кому-то из нас всё, что произошло с тех пор, как «Группа Четырёх» предложила финансировать и посредничать при нападении князя Гектора на Черис. Однако я знаю и уверен, что вы оба понимаете, что Клинтан и Трайнейр никогда не видели в Гекторе ничего, кроме ножа, который они могли использовать, чтобы перерезать горло Черис. Уверяю вас, если бы Корисанд смог, на самом деле, занять место Черис в качестве торговой державы, или построить настоящую Корисандийскую Империю, как того хотел Гектор, «Группа Четырёх» в конечном итоге уготовила бы такую же участь и Корисанду. Коррумпированные люди не меняются, и в их глазах это было бы просто вопросом того, как одна угроза их власти заменяется другой.
— В голову «Группе Четырёх» никогда не приходило, что их план по уничтожению Черис может не увенчаться успехом. К несчастью для них, это и произошло, и в результате природа угрозы, которую мы представляем для их власти, радикальным образом изменилась. Если мы выживем, мы докажем, что кто-то может бросить вызов жадности и требованиям продажных людей, злоупотребляющих властью Божьей, и в виду того, что это правда, у них нет другого выбора, кроме как полностью уничтожить нас. Они могут скрывать этот факт в риторике религии и страстно взывать к воле Божьей, законы которого они нарушают каждый день, но это остаётся правдой. И поскольку оно таким и останется, я не могу позволить, чтобы Корисанд снова использовали как оружие против нас.
— Я говорю вам это с самого начала, потому что отказываюсь пытаться обмануть вас. Корисанд, вольно или невольно, станет частью Черисийской Империи. Я не могу ни допустить, ни согласиться на что-либо, кроме этого, по причинам, которые должны быть очевидны вам обоим. Остаётся выяснить условия и обстоятельства, при которых это будет осуществлено. Очевидно, вы оба хотите получить наилучшие возможные условия для подданных князя Гектора. Столь же очевидно, что у меня нет никакого желания обнаружить себя втянутым в бесконечную череду местных восстаний против имперской власти здесь, в Корисанде. С точки зрения личных интересов, раз уж на то пошло, это обязывает меня навязать наименее карательные условия, которые я могу, обеспечивая в тоже время достаточную безопасность для включения Корисанда в Империю. Кстати, это, пожалуй, самая убедительная причина, по которой я бы избежал убивать князя Гектора. Честно говоря, я не собирался оставлять его на троне по нескольким причинам, но его смерть, особенно обстоятельства, при которых он был убит, неизбежно послужит естественным объединяющим пунктом для тех самых восстаний и сопротивления, которых я больше всего хочу избежать.
Он видел, что его разумный тон возымел своё действие. Ни Каменной Наковальне, ни Тартаряну не могло понравиться то, что они услышали, но было очевидно, что они ожидали от него гораздо более сурового отношения.
— С наших с вами точек зрения, вполне понятный гнев, который вызовет убийство князя Гектора — это прискорбная вещь, — продолжил он. — Тот факт, что я признаю, что это оправдывает потенциальное сопротивление черисийской власти, также означает, что я должен настаивать на условиях, которые будут более суровыми и ограничительными, чем могли бы быть в противном случае. Сопротивление всегда было вероятным; теперь, к сожалению, я подозреваю, что оно неизбежно, и что оно вполне может быть и более серьёзным, и более широкомасштабным, чем было бы в противном случае. В таком случае, у меня нет иного выбора, кроме как предпринять шаги, которые позволят мне справиться с ним, когда оно возникнет.
— Это будет иметь последствия как для вас лично, так и для корисандийских дворян и простолюдинов. Я сожалею об этом, но не могу изменить этого. Я также признаю… неустойчивое положение, в котором вы оба окажетесь, потенциальную возможность фракционной вражды в случае оспаривания престолонаследия и все другие крайне дестабилизирующие последствия убийства князя Гектора. Несомненно, это убийство также повлияет на условия, которые вы оба можете принять и, что ещё более важно, убедить или заставить принять других вельмож Корисанда. Я тоже это признаю и буду иметь это в виду в любом разговоре между нами. Тем не менее, любые условия, к которым мы в конце концов придём, будут моими. Я не могу согласиться ни на что меньшее, и, откровенно говоря, ваше военное положение не даёт вам права требовать ничего большего.
Он снова сделал паузу, давая своим словам возможность полностью уложиться в их головах, затем откинулся на спинку стула, продолжая рассматривать их через стол.
— Есть причина, по которой я говорю с вами напрямую, без толпы советников и без ширм послов. Я хочу, чтобы не было никаких недопониманий, никаких серых зон. И я хочу, чтобы вы знали и могли сказать любому, кто спросит, что вы говорили непосредственно со мной. Что какие бы условия в конечном счёте ни были предложены Корисанду, это мои условия. Что если я не приму ничего меньшего, то и не потребую ничего большего постфактум.
— Я высоко ценю вашу откровенность, Ваше Величество, — сказал Каменная Наковальня через мгновение. — Не стану притворяться, что мне понравилось всё, что вы сказали, потому что это не так. И хотя я могу понять и оценить ваше положение, я не испытываю большого искушения пожертвовать интересами Корисанда, или князя Дейвина, ради интересов Черис. Тем не менее, я так же не могу оспаривать и ваш анализ нынешней военной ситуации. И независимо от того, были ли вы причастны к убийству князя Гектора и кронпринца Гектора, ваш анализ внутренних последствий для Княжества очень близок к нашей с графом Тартаряном точке зрения на них. Ни один из нас не хочет ситуации, в которой вооружённое сопротивление черисийскому правлению или даже конфликт между нашими собственными внутренними фракциями, приведёт к карательным мерам черисийцев против подданных князя Дейвина.
Он внимательно следил за выражением лица Кайлеба, пока тот говорил, и теперь император слегка улыбнулся.
— Я заметил, что вы только что упомянули «Князя Дейвина», милорд, — заметил он.
— Он законный наследник князя Гектора, — заметил Каменная Наковальня.
— Верно, — согласился Кайлеб. — К сожалению, он сейчас не в княжестве, не так ли?
Оба корисандийских графа напряглись, и Кайлеб пожал плечами.
— Я понимаю, что это не общедоступные сведенья, даже во Дворце, джентльмены. Тем не менее, моим агентам и мне стало известно о его отсутствии и об отсутствии принцессы Айрис. На самом деле, мне очень кажется, что один из моих крейсеров был очень близок к тому, чтобы схватить их обоих. Скажите, прав ли я, подозревая, что харчонгский галеон «Крыло», который по какой-то странной причине перевозил груз черисийского сельскохозяйственного оборудования из Черис в Швэй прямо через середину нашей блокады Корисанда, на самом деле перевозил в то же самое время гораздо более ценный груз?
