С самого начала Гейдриху понравились моя работа и мои отчеты, и по мере развития наших отношений я лучше узнал его и начал понимать его замыслы. По существу, его отношение ко мне было таким же, как и ко всем его подчиненным. Это было нечто вроде игры в кошки-мышки, в которую он играл, применяя хитрость и обман. Гейдрих, всегда игравший роль кошки, не успокаивался до тех пор, пока мышка не окажется полностью в его власти; при малейшей попытке убежать мышку ждала гибель.

В моем случае успех его сначала не ждал. За рамками своей работы я приобрел некоторую личную ценность для Гейдриха как средство получить социальные контакты в сферах, в которые он иначе не смог бы попасть, – интеллектуальные и культурные круги берлинского общества. Его жена – холодная нордическая красавица, не лишенная собственных гордости и амбиций, но все же полностью порабощенная Гейдрихом, с радостью нашла во мне человека, который мог удовлетворить ее жажду лучшего в жизни, ее желание войти в более интеллигентное и образованное общество в мире литературы и искусства.

Когда Гейдрих впервые узнал о культурных стремлениях своей супруги, его охватили подозрения. Но несмотря на подобострастие, до которого он низвел ее, фрау Гейдрих сохранила сильную личность. В конечном счете, Гейдрих благосклонно сдался и занялся верховой ездой, стал бывать на концертах и в театрах, куда мы ходили втроем, и начал появляться в лучших кругах берлинского общества.

Но я не знал, что он использовал эти новые отношения между своей женой и мной для того, чтобы устроить ловушку. Мы имели обыкновение проводить вторую половину дня и вечера за игрой в бридж, как он говорил, в «милом тесном семейном кругу»; при этом он играл роль преданного мужа, а на следующий вечер он звонил мне – в его голосе слышалась многозначительная ухмылка – и говорил: «Сегодня вечером мы выходим в свет вместе – в штатском. Мы где-нибудь поужинаем, а потом поездим по разным местам».

За ужином он начинал говорить неприличные вещи и пытался заставить меня пить алкоголь, по мере того как мы ходили из бара в бар, но я все время отговаривался тем, что неважно себя чувствую; ему никогда не удавалось меня уговорить.

Однажды вечером он решил, что неплохо было бы, чтобы для СД появилось заведение, где важные посетители из других стран могли бы «развлекаться» в компании соблазнительных женщин. В такой атмосфере самый стойкий дипломат может расслабиться и выдать полезную информацию.

Прошло немного времени, и я получил приказ от Гейдриха создать такое заведение, так как растущее количество приезжающих иностранных дипломатов и сопровождавших их лиц делало такое место почти общественной необходимостью. Заведение должно было называться «Салон Китти».

С помощью безобидного бизнесмена был арендован большой дом в фешенебельном районе Берлина. Меблировкой и украшением занимался ведущий архитектор, а затем к работе приступили технические специалисты. Были построены двойные стены для установки микрофонов, которые были связаны автоматической трансмиссией с магнитофонами, они должны были записывать каждое слово, сказанное в этом доме. За эту аппаратуру отвечали трое техников из нашего департамента, связанные подпиской о неразглашении. Мнимому владельцу дома был предоставлен необходимый штат домашней и ресторанной прислуги, чтобы это заведение могло предложить самые лучшие обслуживание, еду и напитки.

Следующей проблемой было найти женщин, которые могли бы развлекать посетителей. Я отказался заниматься этим. Как я заметил Гейдриху, в моем отделе работают самые ценные женщины-агенты, и я не могу позволить, чтобы им была поручена такая работа.

Один из подчиненных Гейдриха Артур Небе, возглавлявший уголовную полицию, много лет проработал в полиции нравов и согласился решить этот вопрос. Из всех крупных городов Европы он набрал самых высококвалифицированных и образованных женщин полусвета. И с сожалением могу сказать, что довольно много женщин из высшего общества Германии были готовы служить своей стране таким образом.

«Салон Китти», безусловно, принес результаты: некоторые гости выдавали самую удивительную информацию. Это были в основном дипломатические секреты, которые Гейдрих с его обычной ловкостью использовал против самого Риббентропа и его министерства иностранных дел, так как никто, даже сам Риббентроп, не знал, кому на самом деле принадлежал «Салон Китти». Одним из самых больших уловов был министр иностранных дел Италии граф Чиано, который ходил туда с другими высокопоставленными дипломатами.

Гейдрих, разумеется, не упускал возможности, как он говорил, «провести личную инспекцию» заведения, но в таких случаях я получал приказ выключить подслушивающую и записывающую аппаратуру. Из этого возникла одна из характерных для Гейдриха интрижек.

Рассказав Гиммлеру о «Салоне Китти» и важности получаемой там информации, он затем пожаловался, что во время одной из его «инспекций» я не выключил записывающую аппаратуру, несмотря на строгий приказ сделать это. Потом он вызвал меня к себе в кабинет и сказал: «Я не знаю, как Гиммлер получил такую информацию, но он говорит, что, несмотря на мой приказ, вы оставили включенной подслушивающую аппаратуру, когда я проводил инспекцию „Салона Китти“».

Но этот план не сработал, так как я немедленно получил заявления под присягой от всего технического персонала, которые подтвердили, что я выполнил его приказ.

Его следующий заговор против меня был более опасным. На острове Фемарн в Балтийском море проходило совещание руководства СС и полиции. Жена Гейдриха приехала с этого острова, где в их собственности была очаровательная летняя вилла. После совещания Гейдрих, который ранее был пилотом истребителя, улетел в Берлин на своем собственном самолете. Так как у меня был один свободный день, я остался. Во второй половине дня фрау Гейдрих попросила отвезти ее на озеро Плён. Это была безобидная поездка. Мы пили кофе и разговаривали об искусстве, литературе и концертах – фактически обо всех тех вещах, которые ее сильно интересовали и о которых у нее не было возможности поговорить в другое время. Еще до наступления темноты мы поехали назад.

Четыре дня спустя в Берлине начальник гестапо группенфюрер СС Мюллер сказал мне, что Гейдрих хочет, чтобы мы вышли в свет в штатском. Я подумал, что это будет одна из его обычных эскапад, и принял приглашение не задумываясь, хотя в то время я не был в хороших отношениях с Мюллером. Как часто бывает с людьми, которые постоянно ощущают опасность для жизни, я был суеверным, и у меня появилось довольно неприятное предчувствие относительно этого вечера. Но Гейдрих был в самом прекрасном расположении духа, и это чувство вскоре рассеялось. Он не хотел слышать, как обычно, о самых последних шпионских делах и сказал, что в виде исключения мы вообще не будем говорить на служебные темы.

После ужина в известном ресторане мы зашли в малоизвестный бар неподалеку от Александерплац. Я обратил внимание, что у бармена самый зловещий вид. Мюллер заказал напитки и передал мне мой бокал. Мы вели непринужденный разговор главным образом о личном самолете Гейдриха до тех пор, пока Мюллер вдруг не сказал мне: «Ну, как там было на озере Плён? Хорошо провели время?» Я посмотрел на Гейдриха. Он был очень бледен. Я быстро взял себя в руки и спросил его, хочет ли он узнать о моей поездке с его женой. Холодным свистящим голосом он сказал: «Вы только что выпили яд. Он может убить вас за шесть часов. Если вы расскажете мне полную и абсолютную правду, я дам вам противоядие – но мне нужна правда».

Я не поверил ни единому его слову. Гейдрих был вполне способен сыграть такую ужасную шутку с идеально невозмутимым лицом, и все же… Я почувствовал, как у меня внутри разрастается напряжение, и мне стало казаться, что мое сердце сейчас разорвется. Но мне нечего было скрывать, и спокойно, как только мог, я правдиво рассказал ему о событиях той половины дня.

Мюллер очень внимательно слушал, как я рассказывал, и один раз прервал меня: «После кофе вы пошли прогуляться с женой вашего шефа. Почему вы скрываете это? Вы же наверняка понимали, что за вами наблюдают все это время?»