Конечно, нет, - с отвращением подумал Дючейрн. - Вся эта катастрофа - следствие того, что мы позволили Жэспару поторопить нас с его проклятым "окончательным решением проблемы Чариса"! И неудивительно, что Мейгвейр так же зол, как и Жэспар. В конце концов, именно он заставил все это звучать так просто, так надежно, когда изложил свой блестящий план кампании.
Он хотел сказать именно это вслух, но передумал. Он не сказал этого по нескольким причинам. Во-первых, как бы ему ни хотелось в этом признаться, потому что он боялся Клинтана. Великий инквизитор, несомненно, был самым опасным врагом внутри Церкви, которого только можно было нажить. Во-вторых, как бы Дючейрн ни возражал изначально против принятия мер против Чариса, это было не потому, что он каким-то волшебным образом распознал военную опасность, которую никто другой не видел. Он возражал против этого, потому что, будучи главным казначеем Церкви, он понимал, какую часть доходов Церкви Клинтан намеревался уничтожить вместе с королевством Чарис. И, в-третьих, потому что катастрофа, которая произошла в результате, была настолько полной, настолько ошеломляющей, что влияние храмовой четверки на остальных членов совета висело на волоске. Если бы они проявили хоть малейший признак внутреннего разлада, их враги среди викариата в мгновение ока набросились бы на них... А остальные викарии были напуганы не меньше самого Дючейрна. Они собирались искать козлов отпущения, и последствия для любых козлов отпущения, на которых они нацелятся, будут... ужасными.
- Они вполне могут быть еретиками, Жэспар, - сказал он вместо этого. - И никто не оспаривает, что вопросы ереси по праву находятся в ведении твоего офиса. Но это не делает все, что я только что сказал, неправдой, не так ли? Если только у тебя случайно не припрятан где-нибудь еще один флот, о котором никто из нас ничего не знает.
По неприятному багровому оттенку, окрасившему тяжелое лицо великого инквизитора, Дючейрну на мгновение показалось, что он все равно зашел слишком далеко. Жэспар Клинтан всегда напоминал опасную атакующую собаку (некоторые даже очень тихо использовали термин "бешеная собака"), и этот человек достаточно часто демонстрировал свою абсолютную безжалостность. Вполне возможно, он мог решить, что его лучшая тактика в данном случае заключается в том, чтобы использовать власть своего офиса, чтобы обратиться против других членов храмовой четверки и превратить их в своих собственных козлов отпущения.
- Нет, Робейр, - сказал четвертый голос, упреждая любой ответ, который, возможно, собирался сделать Клинтан. - Это не делает то, что ты только что сказал, неправдой. Но это, как правило, ставит нашу проблему скорее в перспективу, не так ли?
У Замсина Тринейра было угловатое лицо, аккуратно подстриженная борода и глубокие, умные глаза. Он также был единственным другим членом храмовой четверки, чья личная база власти, вероятно, была такой же сильной, как у Клинтана. Как канцлер совета викариев, именно Тринейр по-настоящему формулировал политику, которую затем вкладывал в уста великого викария Эрика XVII. Теоретически, это делало его более могущественным, чем Клинтан, но его власть была в первую очередь политической. Часто это был косвенный вид власти, наиболее эффективно реализуемый постепенно, с течением времени, в то время как Клинтан пользовался лояльностью инквизиции и мечей ордена Шулера.
Теперь, когда Дючейрн и Клинтан оба повернулись, чтобы посмотреть на него, Тринейр пожал плечами.
- Жэспар, я согласен с тобой, что то, что мы видели за последние несколько пятидневок, и даже больше того, что содержится здесь, - он протянул руку и постучал по пергаментным документам, которые послужили поводом для этой конкретной встречи, - безусловно, является ересью. Но в словах Робейра есть смысл. Еретики они или нет, но они уничтожили - не победили, Жэспар, уничтожили - то, что по сути и целям составляло объединенную силу всех других флотов Сэйфхолда. В данный момент мы ничего не можем сделать, чтобы атаковать их напрямую.
Мейгвейр сердито пошевелился, выпрямляясь в кресле, но Тринейр пригвоздил его к месту одним-единственным холодным взглядом.
- Если ты знаешь о каких-либо существующих военно-морских силах, которые могли бы противостоять чарисийскому флоту в бою, Аллейн, я предлагаю тебе рассказать нам об этом прямо сейчас, - сказал он холодным, четким тоном.
Мейгвейр гневно покраснел, но тоже отвел взгляд. Он хорошо знал, что его товарищи относились к нему с некоторым презрением, хотя обычно старались этого не показывать. Правда заключалась в том, что членом храмовой четверки его сделало именно положение командующего вооруженными силами Церкви, а, конечно, не присущие ему таланты. Он наслаждался своим шансом занять центральное место, когда дело дошло до координации нападения на Чарис, именно потому, что это, наконец, позволило ему оказаться в центре внимания и заявить о своем равенстве среди них, но все вышло не совсем так, как он планировал. Тринейр несколько секунд хладнокровно наблюдал за ним, затем снова обратил свое внимание на Клинтана.
- Уверен, мы все хорошо знаем, что в совете есть те, кто будет искать любую возможность, чтобы нарушить наш контроль, и "открытое письмо" Стейнейра великому викарию точно ничего не сделало для укрепления наших позиций, не так ли? Некоторые из наших врагов уже шепчутся, что нынешняя... прискорбная ситуация полностью является результатом наших собственных опрометчивых действий.
- Инквизиция знает, как поступить с любым, кто стремится подорвать авторитет и единство совета викариев перед лицом такой монументальной угрозы душе каждого живого чада Божьего. - Голос Клинтана был холоднее зионской зимы, а фанатизм, который был неотъемлемой частью его сложной, часто противоречивой личности, сверкал в его глазах.
- Я в этом не сомневаюсь, - ответил Тринейр. - Но если до этого дойдет, тогда мы вполне можем обнаружить, что повторяем это... этот раскол внутри самого совета. Заявляю, что любые подобные последствия вряд ли будут в наилучших интересах Церкви или нашей способности бороться с рассматриваемой ересью.
Или о нашем собственном долгосрочном выживании, он очень осторожно не добавил вслух, хотя все его товарищи все равно это услышали.
Одутловатое лицо Клинтана с тяжелым подбородком было подобно каменной стене, но после нескольких напряженных секунд он коротко кивнул.
- Очень хорошо. - Тринейру удалось не показать и следа глубокого облегчения, вызванного неохотным согласием, когда он оглядел три других лица за столом. - Думаю, что у нас есть две отдельные, но взаимосвязанные проблемы. Во-первых, мы должны решить, как Мать-Церковь и совет собираются справиться с этим. - Он снова постучал по пергаментным документам. - И, во-вторых, мы должны решить, какой долгосрочный курс действий Мать-Церковь и совет могут предпринять перед лицом нашего нынешнего военного... затруднения.
Дючейрн не совсем понимал, как ему удалось удержаться от насмешливого фырканья. "Отдельные, но взаимосвязанные проблемы" Тринейра просто оказались самой большой угрозой, с которой Церковь Ожидания Господнего столкнулась за тысячу лет с момента Сотворения мира. Было смешно слушать, как канцлер говорит о них так, будто бы они были не более чем еще двумя в череде незначительных административных решений, которые должна была принять храмовая четверка за последнее десятилетие или около того.
Однако то, что сказал Тринейр, тоже было правдой, и канцлер, вероятно, был единственным из них, кто мог искренне надеяться управлять Клинтаном.
Генеральный казначей протянул руку и придвинул поближе ближайший документ. Конечно, ему не нужно было сверяться с его текстом; многое уже было неизгладимо запечатлено в его памяти, но он провел кончиками пальцев по прикрепленным к нему печатях [откуда на копиях возьмутся печати, которые должны быть только на полученных в одном экземпляре оригиналах?].
При других обстоятельствах это было бы достаточно необычно. Язык был таким же, как тот, который использовался десятки - тысячи - раз прежде, чтобы объявить о кончине одного монарха, герцога или другого феодального магната и принятии его титулов его наследником. К сожалению, в данном случае обстоятельства были далеко не обычными, поскольку монарх, о котором идет речь, Хааралд VII из Чариса, умер не в постели.