Кенходэн проглотил отказ. Ему хотелось задать еще несколько вопросов, но он не осмеливался. Тайна и опасность окружали его; если он когда-либо сомневался, то больше не мог. Не после того, как он во второй раз попробовал эту разрушительную музыку. Если он мог добиться этого только с помощью арфы, что еще он мог сделать? Какие еще секреты скрывались внутри него, ожидая слишком скорого пробуждения от одного-единственного неразумного ответа? У него был только Венсит, чтобы направлять его, и если волшебник не мог ответить на его вопросы, Кенходэн не осмеливался нарушать его планы, задавая их другим. Впервые он принял это полностью... и, к своему собственному удивлению, без горечи.

Молчание длилось, казалось, целую вечность, прежде чем Торфрио, наконец, нарушил его еще раз.

- За то, что ты сделал, сделаешь и можешь сделать, юный убийца, - прогрохотал дракон странно формальным громом, - я к твоим услугам. Я перенесу тебя через Беллуотер.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Планы волшебников

Кенходэн обнаружил - не совсем к своему удивлению - что это было не так просто. Торфрио мог бы унести их в своих когтях, но не без того, чтобы серьезно их не поранить, если предположить, что лошади просто не умерли от страха, что делало такой подход несколько нежелательным. И, к сожалению, у них не было ни времени, ни инструментов, ни материала, чтобы построить такие платформы, которые порабощенные драконы черных магов несли в Контоваре. Торфрио оставалось предложить последнее средство, хотя он сделал это с явным отвращением.

- Ты должен сесть мне на спину, юный убийца - ты, твои друзья и кони. Я не могу лететь с тобой, чтобы не закрывать свои крылья, поэтому я поплыву.

- Но...

- У меня толстая чешуя, широкая спина. Я не могу пострадать от таких, как ты, нападающих на меня, и ты не можешь упасть. Это единственный способ.

- Я... понимаю.

Кенходэн беспомощно повернулся к Венситу, но волшебник только улыбнулся и кивнул в знак согласия. Казалось, он оправился от арфы, хотя Базел все еще был потрясен, а Чернион... Кенходэн боялся, что ее рассудок сломался. Она проявляла не больше воли, чем новорожденный ребенок, позволяя им толкать или вести ее с места на место, но совершенно не двигаясь по своей воле. Венсит увидел тень вины на лице Кенходэна и тихо отвел его в сторону.

- Не беспокойся о пограничнице, Кенходэн. Она поправится.

- Но почему она была так сильно затронута? Почему она сейчас не выздоравливает?

- Возможно, потому, что у нее было меньше предупреждений, - предположил Венсит. - Ты знаешь, в отличие от Базела или меня, она никогда раньше не слышала "Падение Хакроманти". Или, возможно, у нее меньше защиты от своих мертвых. Но она поправится, хотя это может занять еще несколько часов.

- Если ты уверен, - с сомнением сказал Кенходэн. - Но насчет этой поездки на драконе...

- Это должно сработать. В конце концов, спина Торфрио длиннее и шире, чем палуба "Повелительницы волн". И он умеет плавать, как бы сильно ему ни была ненавистна сама мысль об этом.

- Почему он должен это ненавидеть?

- Красные драконы - огненные драконы, самые могущественные из всех драконов, но все они ненавидят воду. - Венсит усмехнулся. - Ее достаточно, чтобы погасить огонь даже князей-драконов. Конечно, для этого потребовалось бы много воды, но различия между их природой и сферой действия и природой воды проникают прямо в кости, поэтому Торфрио идет на большие жертвы, чтобы помочь нам.

- Но выдержат ли это лошади?

- Скакуны понимают нашу нужду так же хорошо, как ты или я, и Глэмхэндро достаточно готов. После того, как я поговорю с остальными, они даже не поймут, что происходит. И, - волшебник продолжил более оживленно, - мы должны сделать это быстро. Скоро рассветет, и для Торфрио было бы гораздо лучше оказаться подальше, прежде чем кто-нибудь увидит его и догадается, где мы пересекли границу.

- Это имеет смысл, - сказал Кенходэн и решительно повернулся к Базелу.

Венсит наблюдал за ним с меланхолическим внутренним весельем. Кенходэн каким-то образом принял командование - немалое достижение, особенно учитывая многолетний опыт и достижения Базела. И все же перемена была неизбежна, потому что скрытая часть его души зашевелилась, выводя его за пределы понимания кого бы то ни было, кроме самого Венсита.

Базел Бахнаксон был сильной, жесткой личностью, способной стоять непокоренной перед лицом демонов, дьяволов и самих Богов Тьмы, но он тоже признал новую силу Кенходэна. В речи или манерах градани не произошло никаких изменений, но теперь именно Кенходэн привел в движение всю их группу, проследил за перегрузкой вьючных животных и решил, как поступить с Чернион... и сделал все это так естественно, даже не осознавая, что дает указания защитнику Томанака - двум защитникам Томанака, считая Уолшарно - и последнему белому волшебнику во всем мире.

Базел поднял глаза, когда по указанию Кенходэна расседлывал одну из вьючных лошадей, и встретил улыбку Венсита своей собственной ухмылкой. Он был воином, реалистом и защитником Томанака. Ни один защитник бога войны не был застенчивым и склонным к уединению типом, а Базел был еще менее застенчивым или склонным к уединению, чем большинство избранных Мечей Томанака. Но при всех его собственных выдающихся достижениях, при всей сосредоточенности, стальной целеустремленности его личности, в Базеле Бахнаксоне было очень мало высокомерия. Там, где он был способен руководить, он будет руководить; там, где казалось, что следовать лучше всего, он следовал, не теряя собственной уверенности, своей непоколебимой верности целям и обязательствам, которые были его собственными. И на данный момент, как бы то ни было, Кенходэн был человеком, лучше всего подходящим для командования.

Волшебник тщательно подготовил вьючных лошадей и кобылу Чернион к переправе, по очереди прикладывая руки к их ушам и мордам. Его глаза блестели, когда он что-то шептал им, и их пот от страха высыхал, и они становились такими же послушными, как Чернион.

Успокоив лошадей и упаковав их снаряжение, Базел подтянул седло кобылы и посадил в него убийцу. Чернион не сопротивлялась, когда он поднял ее легко, как ребенка, и спокойно села в седло, но и не попыталась взять поводья.

Торфрио неуклюже спустился к реке, и они последовали за ним, держась подальше от увенчанного остриями хвоста. Приземленный дракон казался неуклюжим, но этот внешний вид не обманул Кенходэна. Для этого он слишком хорошо помнил смертоносную скорость черного дракона.

Голова Торфрио покачнулась, когда он приблизился к воде. Его глаза блестели ярче, чем когда-либо, а дыхание в ноздрях свистело, как ураганный ветер, когда он собрался с духом и опустил одну переднюю ногу в холодную реку.

Пар поднимался с шипением доменной печи Дварвенхейма, но Торфрио неуклонно продвигался вперед, пока вода не коснулась его огромных плеч. Белые облака пара, пронизанные многоцветным блеском его чешуи, перламутром переливались под умирающей луной, и он повернул голову и посмотрел в ответ нетерпеливыми, сияющими глазами. Его могучий хвост свернулся в виде пандуса, и путешественники перебрались по нему ему на спину.

Жесткая чешуя не поддавалась даже копытам скакунов, и путешественники садились верхом, чтобы сэкономить место, поскольку плоская поверхность массивной спины была ограничена, несмотря на огромные размеры дракона, выпуклыми мышцами крыльев и остро зазубренным позвоночником. Кенходэн и Глэмхэндро ехали у основания шеи дракона, остальные растянулись позади, и Торфрио скользнул вперед. Его голова была высоко поднята, а шея рассекала воду, как нос корабля, в то время как волны били его по бокам, их гребни при прикосновении превращались в пар, хотя ни одна из них не достигала путешественников.

Кенходэн тихо улыбнулся, прислушиваясь к свистящим звукам дыхания Торфрио и глубокому, ворчливому грому того, что почти наверняка было произнесено - по крайней мере, по драконьим стандартам - проклятиями всей воде, но комментировать их казалось невежливым.