Ложиться спать стало целым событием, теперь это довольно часто случается. Пигля говорит, что боится черной мамы, которая за ней гонится. В десять часов вечера она побросала на пол все постельное белье. Вылезла из кровати и заявила, что ей нужен стул из соседней комнаты. Я сказал, что это ее стул и что нужно только положить на него подушку: „Черную подушку, тогда я смогу на ней сидеть“. — „Это потому, что ты — черная?“ — „Да. Из-за того, что я разломала черную маму на куски, я мучаюсь“. — „Не надо“. — „Я хочу мучиться. У меня попа болит: можно мне пирожка с белым кремом?“ То и дело приходится повторять молитву, последнее нововведение, в основном о защите“.
Дополнительная запись: „Я убираю игрушки доктора Винникотта, а то поломаю их“. Пигля сказала это, когда была у вас прошлый раз, уже сидя в такси. Забыл тогда вам сказать».
Третья консультация
10 апреля 1964 года
Пигля (сейчас ей два года и шесть месяцев), выглядела менее напряженной, чем раньше, и в таком состоянии оставалась постоянно. Казалось, что она удалилась еще на один этап от тех актуальных тревог, о которых говорила. По сути, я теперь понял, как глубоко она была погружена в них раньше, как ребенок-психотик. Я пошел в приемную и нашел ее там с «ребенком» — маленькой куклой, завернутой в пеленку, заколотую булавкой. Она стеснялась войти со мной вместе в кабинет, так что я зашел один. Потом я вышел за ней, и она показала мне мешочек, в который положила немного песка и камень. Это она подобрала на улице. Девочка не хотела заходить, поэтому я сказал: «Папа тоже зайдет» (именно этого она и хотела). С собой она взяла мешочек с песком и камнем, а ребенка оставила. Отец уселся на свое обычное место во «взрослой» части комнаты, и половину всего времени мы с ним были отделены друг от друга занавесом. Она сразу направилась к игрушкам и проделала в точности то же самое, что и в прошлый раз.
Пигля: Для чего это?
Я: Это — то, о чем ты меня в прошлый раз спрашивала и я сказал об этом: «Откуда появился этот ребенок?»
Я спросил о песке и камне: «А это откуда?»
Пигля: С моря.
Она взяла другие предметы и ведерко и, очевидно, все помнила. Заговорила обо всем подробно.
Пигля: Это что? Поезд. Паровоз, железнодорожные выгоны. Грузовики.
Одного она назвала «львенком». Потом взяла маленького мальчика.
Пигля: У тебя есть еще маленький мальчик?
Она нашла маленького человечка и его жену.
Пигля: Мне нравится этот (мальчик).
Мне пришлось помочь ему сесть. Затем взяла другой паровоз.
Пигля: Я приехала на поезде в Лондон к Винникотту. Я хочу знать, почему черная мама и бабака.
Я: Постараемся разузнать об этом.
На этом я остановился. Она продолжала выбирать игрушки, нашла краснокожего индейца (сделанного из синей пластмассы).
Пигля: У меня нет одного из этих вагончиков.
Она вынимала все игрушки, укладывая их рядами.
Пигля: Интересно, что это такое. У тебя есть лодки? Не могу найти ничего такого, на что бы вот этому сесть [о пластмассовой сидящей фигурке]. Винникотту не быть малышкой; быть ему Винникоттом. Да, это меня и напугало. Не будь больше малышкой.
Она явно подумывала о том, чтобы повторить ту игру, в которую играли в прошлый раз.
Пигля: Можно я высыплю все из ведерка?
Я: Да. Так вот малышку тошнило, когда Винникотт был малышкой.
Потом она заговорила о грузовике, в который можно было бы сложить игрушки. Потом о другом поезде. Она взяла два похожих вагончика, сравнила их и поставила рядом.
Я: Не то, что Пигля и малышка, потому что Пигля больше малышки.
Она разложила много игрушек рядышком и продолжала:
Пигля: Что это? Паровоз. Я приехала на такси. Ты ездил на такси? Два такси. К Винникотту. Работать с Винникоттом.
Затем она попыталась заставить меня надуть шарик, который, я думаю, она оставила у меня, когда приезжала первый раз. У меня это не очень получалось. Она потерла шарик в руках, показала мне свою застежку-молнию и сказала: «Вверх и опять вниз». Она опять попросила меня надуть шарик. Сказала, что у нее есть ручка, что, возможно, звучало как намек (хотя и единственный) на то, что я писал карандашом, ведя свои записи. Потом она нашла в одной коробке двух маленьких зверюшек и захотела найти собачку; принялась искать. Игрушки нигде не было видно, но она с прошлого раза помнила о двух больших мягких зверюшках. Она усадила их рядышком, а потом столкнула на пол (она называла их обеих собачками, хотя вторая игрушка была олененком).
Пигля: Одна собачка была сердитая.
Обе собачки собирались встречать поезд, и она безжалостно плюхнула их на пол.
Пигля: У тебя еще есть собачка?
Я: Нет.
Пигля пошла показать папе три вагончика от поезда. Она стала рассказывать ему что-то о разных цветах, а потом бросила игрушки и заявила: «Это поезд бросает». Она показывала, что это было преднамеренное действие, обозначавшее испражнение. Затем Пигля подошла ко мне и попыталась затиснуть маленького человечка и женщину в вагончик.
Пигля: Слишком большие, не влезают. Когда-нибудь надо найти маленького человечка.
Я: Малышку-мальчишку вместо папы?
Она пошла к отцу и принялась донимать его, а я отдернул занавес, который его скрывал, и таким образом он стал более причастен к игровой ситуации. Отец (зная, что ему придется пережить напряженный момент) снял пальто. Пигля забралась прямо ему на голову, а он ее поддерживал (так возобновилась игра прошлого раза).
Пигля: Я буду малышкой. Я хочу быть бр-ы-ы-ых.
Это, как я узнал, означало фекалии. (Отец сказал, что Сусанна играла в такую игру, когда он держал ее над своей головой, Пиглю это очень заинтриговало, и она часто развлекалась, подражая маленькой. Она как бы опровергала тот факт, что для такой игры она все-таки была тяжеловата).
Пигля: Я — Пигля.
Постепенно она стала рождаться, сползая на пол между папиных ног.
Пигля (мне): Ты не можешь быть малышкой, потому что меня это очень пугает.
Каким-то образом ей удавалось владеть ситуацией так, что она была не вовлечена, а играла в нее. В прошлый раз она была вовлечена. В конце концов я сказал: «Мне быть сердитой Пиглей?» Она ответила: «Ну сердись сразу». Я рассердился и опрокинул игрушки. Она подошла и все их подобрала.
Пигля: Ты на что злишься?
Я: Я хотел быть единственным малышкой, поэтому меня тошнило. У мамы малышка-бры-ы-ы-х.
Пигля: У мамы нет бры-ы-ы-х, у нее только пися.
Она заговорила о пиглином ребенке: «Я зову мою детку Гэдди-гэдди-гэдди» (Gaddy-gaddy-gaddy). [Ср. Габриела (Gabrielle), Детка-детка (Baby-baby), Галли-галли-галли (Galli-galli-galli)].