Она соединяла части поезда в один главный поезд и в это время шептала и что-то говорила сама себе, соединяя слова и иногда используя детские стишки.

Габриела: Салли ходит вокруг печного горшка в субботу вечером. Посмотри, какой это теперь длинный поезд.

Я: Что же ты говоришь мне теперь об этом поезде? [Я думал о своей роли слушателя].

Габриела: Он длинный [она повторила это несколько раз], как змея.

Я: Это как что-то большое у папы?

Габриела: Нет, змея. Змеи ядовитые, если кусаются. Если не высосать кровь, человек умрет. Она может укусить меня. Да, если я пошевелюсь. Если нет, она не укусит. Нужно быть очень внимательной [пауза]. Это очень длинный поезд [ищет другие товарные платформы]. Пуфа-пуф — бум — бум — бум, пуфа-пуфа-пуфа (поет), пыхтит, дует.

Габриела запела снова: "Салли поставила чайник", изменив последнюю строку на что-то вроде "Сусанна опять его сняла".

Габриела: Сусанна не может сказать: "Все ушли", и поэтому она говорит: "Се уфли". Глупая она.

Я: Тебе когда-то было два года, а теперь тебе четыре.

Габриела: Нет, три и три четверти. Я очень большая. Четырех мне еще нет.

Я: Ты хочешь, чтобы тебе было четыре?

Габриела: Да-да. Ха-ха!

Она взяла поломанный круглый предмет и принялась играть с ним, напевая.

Габриела: Ладушки, ладушки, булочник, эй!

Испеки мне блинчик поскорей!

Я: Что за спешка?

Габриела: Ну, ведь нужно, чтобы он был готов до ночи, когда все лягут спать. Раскатать его и немного побить, сделать так, как должно быть. Поставить в печь, чтоб нам с Сусанной испечь [она повторила это, заменяя Сусанну мамой].

Я: Наверно, блины — это мамины груди?

Габриела: Да. [Она произнесла это не очень уверенно — возможно, я должен был сказать "ням-нямки"]. Получится? [Она пыталась что-то пристроить в конце поезда]. Не надевается.

Затем Габриела стала считать от одного вплоть до "одиннывадцати", некоторые числа пропуская. Кульминация наступила при счете "восемь", и все это относилось к длине поезда: "Сколько это будет, если я еще один добавлю? Девять? Нет, это будет четыре" (это казалось вздором). "Эй, сюда я не достану". Она протянула руку мимо меня, чтобы добраться до плюшевого олененка, из которого она в прошлый раз вытряхнула почти все внутренности. Теперь она перенесла эту зверюшку позади всех игрушек и стала методично опустошать то, что в нем еще оставалось, создавая значительный беспорядок. Она описывала свои действия, говоря о том, что собирает набивку из "собачки", и разбрасывая ее по полу.

Габриела: Будет еще больше. Я высыплю пух. У него надо взять еще. Славно пахнет. Такой славный запах духов. Почему внутренности хорошо пахнут? Вот видишь, это из стога сена [Она собирала опилки в одну из глазных ванночек]. У соседского мальчика сегодня день рождения.

Девочка говорила, что его зовут Бернард, другого мальчика зовут Грегори и так далее. К этому времени на полу образовалась целая куча из опилок (или высушенного сена, или чего-то еще).

Габриела: Вот теперь кругом беспорядок. Ты меня видишь [она приложила глазную ванночку к глазу]?

Что-то грохнулось на пол.

Габриела: Это упало прямо на пол, и комната затряслась. Разбудить поезда, чтобы они снова пошли. Мы ехали на поезде. Лондон так далеко.

Я: Когда ты говоришь мне о поезде, ты хочешь сказать, что из его кусочков и состоит Пигля, три и три четверти; и еще — что это папина длинная штука.

Теперь это был очень длинный поезд (она соединила вместе вагоны и платформы). Манипулируя поездом, она подвинула его немного назад и сказала: "Наш поезд пошел назад" (т.е. поезд, на котором они с отцом приехали. Она выстроила поезд большой дугой). "Этому вагону нужна бечевка".

Мы сделали так, чтобы она могла тянуть поезд. Она говорила о том, чтобы его привязать, и придумала игру слов со словом "кусака", наверное, потому, что я использовал ножницы, чтобы откусить для нее кусок бечевки от целого клубка. Габриела сказала: "Большая пися; откусили; нет" (в этом месте неясно). Это было связано со сном о поездах. Я попросил ее рассказать мне еще что-нибудь об этом сне.

Габриела: Тянуть длинный поезд; ах! соскакивает! Пусть на что-нибудь наедет. Ох, боже мой! Теперь все сначала.

Она нарочно толкнула целый поезд, и он от этого толчка превратился в груду, развалившись подальше от нее и поближе ко мне. Во сне все начиналось снова.

Габриела: Жила-была ведьма, морская ведьма, женщина-ведьма, не мужчина-ведьма [игра слов]; ужасный хватун малышей. Не могу найти маленькую дырочку, чтобы продеть туда. У женщин две дырочки, одна чтобы писать, другая для деток. [При она взгромоздила поезд на конную телегу, как бы в насмешку]. Папа писает в девочкину дырочку; смотри, она соскакивает [это о трубе поезда].

Потом Габриела рассказала мне о детях, которые подкладывают камни на железной дороге. Один мужчина ужасно ушибся. Дети озорничали. Им это дело нравилось. Что они рассердились на папину писю?

Габриела: Да, это были люди, которые пытались работать на железной дороге, не машинист.

Она орудовала с рулем тягача, приговаривая: "Я сяду на сиденье тягача" (и она действительно села, хотя сиденье тягача было лишь примерно десять сантиметров длиной); "Я еду на нем" (тягач был под ней, поблизости от ее "девичьей дырочки"). Она направила тягач прямо к Д.В.В. "Не могу встать. Он у меня встал". В этот момент она очень быстро разыграла такую игру: сначала поставила тягач в направлении моего пениса, а потом быстро перешла в сторону грудей (я знал, что она недавно видела груди своей матери и это на нее произвело сильное впечатление). Все это время она занималась игрой слов.

Габриела: Кувырк-кувырк, кап-кап, капает дождик, я слышу гром, я слышу гром. Кап-кап, капает дождик. А вот человек в очках [очки были у меня и у игрушечного человечка]. Он поедет на тягаче. Этот человек выглядит смешно.

Я сказал, что она смеялась надо мной, как над человеком, у которого вместо грудей была пися. Она отогнула человечка назад и сунула палец туда, где у него должен быть пенис, и теперь, когда этот человечек был целиком в ее власти, сказала: "Нарисуй на электрической лампочке!"* Я нарисовал мужское лицо — она сказала что-то, в том числе и о "большой писе, как грудь".

Габриела: Что это? Что это?

Я: Ты злишься на писю этого человека; считаешь, что ее не должно у него быть.

Габриела: Этот человек большой разбойник. Он ужасен.

Я сказал, что она говорит о человеке, который использует свою писю ужасным образом для того, чтобы делать детей (что напоминало потрошение собачки).

И тут она весьма преднамеренно затеяла новую игру, расставляя дома в длинный ряд, а под углом к ним — другой ряд так, что образовался двор (пора было заканчивать, но она еще не была готова уезжать).

Я: Что я сегодня слушал?

Габриела: Один из соседей говорит: "Ты расскажи мне, а я расскажу тебе".