В мгновенной вспышке я успела рассмотреть, как по рукам, стремясь все выше и выше, ползут черные извилистые вены. Варх меня прибери…

Стараясь не тревожить спящих подруг, я дотянулась до ночника над кроватью. В его бледно-голубоватом свете вены заимели еще более устрашающие очертания. Разветвленные, упрямо оплетающие запястья до локтей… Матерь гхаррова!

Задохнулась от ужаса: все повторяется. Тьма вернулась. Нет, нет… Я не так планировала избавляться от брачного рабства. Будет нечестно, если Рэдхэйвен овдовеет быстрее меня!

Слова хитанца коварно вбирались в уши. «Полностью вы доверять можете только мне…». Я покосилась на подруг: да нет, чушь какая-то!

Но все равно выбралась из-под одеяла, вышла из комнаты и побежала. Не в больничное, нет, хотя там наверняка кто-то дежурил. А в спальню единственного человека, прибывшего в Анжарскую академию после моего первого «убийства». Предупреждавшего, что может быть и второе.

Дверь магистерской комнаты была не заперта, и я, для храбрости глубоко подышав, протиснулась внутрь. Рэдхэйвен лежал на кровати в рубашке прямо поверх покрывала. Выглядело, будто он не планировал спать. Случайно задремал, раздумывая о чем-то, разглядывая потолок и сложив руки на груди.

– Вы спите? – я подошла и уселась перед его кроватью на пол, чтобы глаза были на одном уровне.

– Да, – проворчал сразу же, как спросила, не открывая глаз. – Я же просил сегодня не приходить, зараза. До чего непослушная…

– Это когда еще просили? – поперхнулась от возмущения, что ему даже спросонок все не так.

– Прошлой ночью, – бубнил недовольно, поворачиваясь на бок. – Должна же даже у исчадий мрака быть совесть?

– Сир Рэдхэйвен… Пожалуйста! – вскрикнула, хлопнув его по щеке.

Тот болезненно поморщился, признавая, что совести у исчадий нет.

– Ну что вам еще? – хрипел, ерзая носом по подушке.

– Я просто… Скажите, что с этим сделать? – выставила вперед руки раскрытыми ладонями вверх.

– Эйвелин? – он все-таки открыл глаза и приподнялся на локте. Поморгал оторопело, осматриваясь в спальне. Снова и снова с обескураженным видом обнаруживая в ней меня. – Как ты тут?..

– У меня… вот, – потрясла перед его носом запястьями.

Полумрак разбавлялся льющимся из окна светом, и не заметить вены мог только совсем слепой.

– Мы же договорились! – сквозь зубы прошипел полусонный проклинатель. Резко сел на постели и выдохнул замысловатое ругательство.

Опять обвиняет в чем-то. Ну что за человек такой тяжелый? Настолько тяжелый, что вряд ли мы с девочками втроем с телом справимся. В смысле прикапывания. Если не по частям.

– Заверяю вас: ни о чем таком мы с вами не…

– Да не с вами! – нетерпеливо бросил Рэдхэйвен и принялся бегать пальцами по проступившим венкам. – Очень больно, Эйвелин?

– Терпимо, – сглотнула, храбрясь. И чувствуя, как обжигающие змеи ползают под кожей. В этот раз они не так сильно жалили, но и забыть о себе не давали.

– Хмм…

Он почернел в темноте еще сильнее и принялся ощупывать мою голову. Забрался под волосы, проехался пальцами по затылку, дошел до висков, сжал не очень-то приятно.

– Дырка в барьере давно, чуть не с утра. Уже затягиваться начала, – хрипел недовольно. – Я опять умудрился ее не заметить. Смотрел куда угодно, только не…

– С утра? – изумленно выдохнула, отводя его жгущиеся пальцы от гудящего виска.

– Хотела бы, давно бы уже проникла и… Ох… – он хлопнул себя по лбу, о чем-то догадавшись, и сильнее наморщился.

– Какое еще «ох»? – переспросила я настороженно, переминаясь на коленях перед его кроватью.

– Весьма безрадостное. И жаждущее мести, – он пошевелил напряженной челюстью. – Понятно. Вот же подлая! Ладно, идите сюда. Ко мне.

– Куда? – взгляд упал на его нетронутую кровать и тут же испуганно вернулся на лицо проклинателя. – Нет уж, давайте я сама все сделаю. Вы просто скажите, что нужно и как правильно.

– Сами вы не сможете сделать то, что нужно, – он шустро слез на пол и опустился на колени передо мной.

Рэдхэйвен был в штанах, приспущенных на бедрах, и свободной светлой рубашке, застегнутой всего на пару пуговиц. Заспанный, немножко лохматый. И побриться бы не мешало.

Что-то мне не понравились его приготовления. Но Тьма, расползавшаяся внутри, нравилась мне еще меньше.

– Тише, Эйвелин, – пробормотал Рэдхэйвен над ухом, подобравшись на коленях вплотную ко мне.

Я испуганно покосилась на его подбородок, покрытый ровным слоем черной щетины. Поморщилась от того, как неприятно ломило тело, как крутило мраком каждую мышцу. Хотелось истошно орать, чтобы пытка окончилась. Но я только сжимала челюсть.

– Стойте! Что вы?.. – вскрикнула, когда Даннтиэль рванул мою сорочку в стороны, и та двумя ошеломленными половинками скатилась к локтям.

Запротестовать не успела, а бесстыжий хитанец уже притянул меня к груди.

– Знаю, Эйвелин. Страшно. Какой-то грубый небритый мужик… – шептал в ухо, расправляясь со своей рубашкой так же резко и надрывно, как с сорочкой.

Пока он отбрасывал в сторону лоскуты, попыталась хоть руками прикрыться. Всунула ладони между нами, оставляя какую-никакую преграду между моим трясущимся телом и его… тоже отчего-то дрожащим.

– Так надо. Потерпи, – он вытащил мои ладони и требовательно заправил их к себе за спину. Предлагая, видимо, обняться. Ой! Ой-ей-ей… – Мне, может, тоже столь тесное соседство одной занозы не доставляет никакого удовольствия. Я, может, тоже смущен, как невинная девица. Но терплю, как видишь. Хоть и мучаюсь.

Мучился он весьма своеобразно – с обеспокоенной ухмылкой и гулким буханьем в проклятой груди.

– Это невыносимо, – зажмурилась в отчаянии.

– Полностью согласен, – промурлыкал этот гхарр, прижимая меня еще крепче.

Его грудь горела, как жерло керрактского вулкана, и мне от этого пламенного общества было ну совсем не по себе. А как оно еще может быть темной ночью на полу в обнимку с обнаженным мужчиной?

– Что теперь? – уточнила сбивчиво.

Тьма внутри не так уж и плоха была! Я к ней почти привыкла… Не то что к Рэдхэйвену, вжимавшему меня в себя: к нему привыкнуть невозможно.

– Теперь я заберу тьму, Эйвелин, – произнес строго, не оставляя мне надежды на побег. – А ты перестанешь дергаться и добровольно мне ее отдашь. И только попробуй опять начать царапаться…

Еще сотню вопросов, отсрочивающих неизбежное, я задать не успела. В голове накидала, конечно. Это дело нехитрое. Но пересохший рот не смог издать ни звука, когда проклятый рабовладелец хищно сжал губами кожу на шее. Проскользил языком ниже, к ключицам. Боднул меня лбом, заставляя откинуть голову назад… И жадно присосался к ямочке между ключиц.

Да ради святого гхарра!..

Все внутри меня тут же пришло в движение. Вены в тех местах, где наша кожа соприкасалась, зашевелились, вздулись. Темная субстанция устроила форменный бунт, бурля и шипя на все лады. Я ощущала себя огромной кастрюлей, в которой недовольно фыркает и пузырится густое темное варево.

– Отдай… Не противься, Эйвелин. Расслабься, – мычал в мою кожу Даннтиэль, зажимая зубами, чтобы не рыпалась.

Расслабишься тут!

Я всплакнула судорожно и с обреченным вздохом уложила ладони на его голые лопатки. Проползла пальцами вверх до плеч, ухватилась получше. Запрокинула голову и с мученической миной уставилась в потолок. Сдаюсь, не противлюсь. Разве не видно?

Потолок поплыл перед глазами. Ресницы дрожали, зубы стучали, и едва ли я могла это остановить. Но боль стремительно пропадала, оставляя после себя в измотанном теле пустоту. И… не только ее.

Тянущие ощущения сменялись волнительным, приятным покалыванием.

Прямо. Очень. Приятным.

Я крепче обхватила проклятые плечи, впилась в кожу ногтями. Задрожала в варховых лапах. Нет, это решительно невозможно терпеть!

– Все, Эйвелин… в-все, – сбивчиво прохрипел Рэдхэйвен, пошатнулся и выпустил меня из железных объятий.

Он уселся на пол и оперся спиной о край кровати. Сделал глубокий вдох, потер губы. Темные ресницы мелко дрожали, но я видела под ними черные омуты глаз. Глубокие, бездонные, впитавшие всю мою тьму.