Музыка стала громче, грозясь разорвать барабанные перепонки, и Рэдхэйвен поморщился.

– Разве я не в своем праве? – недоуменно вздернула бровь, подталкивая его вперед. Еще пара шагов – и нас закружит вместе с толпой. – Давайте, шевелите ногами, сир, что вы как гхарр умирающий… Отдавайте свой долг супружеский. Или какой там отдавать положено?

– Я вам потом расскажу, Эйвелин, – протянул с угрозой и сжал мои пальцы своими. – Какой положено…

А может, и не лучшая это была идея. Но поздно: нас подхватило взрывной волной и потащило вперед, в самую гущу скачущих тел.

Старинный анжарский танец больше напоминал коллективный припадок, в котором то и дело нужно было подпрыгивать, задирать ноги и громко вскрикивать. Если Долия не соврала, такими плясками по весне призывали урожай. Или другое плодородие, супружеское… Варх его вспомнит. Что-то точно призывали!

– Шустрее, сир Рэдхэйвен, иначе нас затопчут, – запыхавшись, поторапливала мастера. – Вам что, гхарр на ногу наступил?

– Эйвелин… – сопел сердито, явно записывая мне в долг еще сколько-то там смыслов.

Мое черное-золотое, до безобразия элегантное платье непристойно взмывало вверх, стоило задрать колено или подпрыгнуть. Струящаяся ткань легко поднималась и опускалась, заставляя лицо столичного сноба то темнеть, то бледнеть. То вовсе сползать в сторону пола.

– Расслабьтесь, сир рабовладелец. И попробуйте получить удовольствие, – фыркнула, продолжая скакать ужаленной самкой гхарра в месиве студенческих тел. С энтузиазмом знакомя хитанца с древними анжарскими обычаями.

– Дикарка, – проворчал мастер, подкидывая меня синхронно с соседними ребятами.

Лети рядом заливисто хохотала, приземляясь прямо в руки Джи-Роуза. И я тоже улыбнулась. Ну какая я дикарка, ей Варху? Самый скучный теоретик на курсе, фанат бытовых плетений и жизни без потрясений. С легко прогнозируемым будущим в виде квадратных носов, сияющей ауры и «квахаров» на голове.

Музыка не сбавляла темп, и моя спина уже взмокла под драгоценной тканью. Волосы сбились, щеки пылали… Зато я больше не мерзла.

В жар бросало от одного взгляда на Рэдхэйвена, не отводившего глаз от моих ухмыляющихся губ. Мрачного и сосредоточенного, как сгусток отборной тьмы. Наверное, ровно в этот момент он начал догадываться, что с «приручением» возникнут проблемы.

Музыка резко оборвалась, и проклятый магистр издал тихий стон облегчения. А потом глянул на меня так, что я уменьшилась в размерах. Раза в два минимум.

На лице хитанца отразилось острое желание меня покусать. Потом повсеместно ощупать с пристрастием. И в финале наградить десятком заковыристых проклятий. Прямо сейчас, не стесняясь Керроу, в пух и прах разносившего своевольный оркестр.

Не дожидаясь, пока мой «жених» от теории перейдет к практике, я ломанулась через весь зал в темный коридор.

Уффф…

На бегу, пробираясь сквозь толпу попритихших студентов, отметила, что Диккинса нигде не видать. И трехтонное чувство вины склонило плечи к самому полу. Тьма!

В теории я знала, как вести себя правильно. В смысле отношений с парнем, который немножко друг. Или с другом, который временами парень. Но на практике вечно все шло наперекосяк.

Стоило, конечно, и напиток для приличия пригубить, и на «анжарскую польку» с Вейном согласиться. Тем более, что рабовладелец сжалился и дал добро. И какого гхарра я опять к Рэдхэйвену потопала?

– Ты Вейна не видела? – спросила у Килиры, тяжело дыша после припадочного танца.

– Видела, Эв, но…

– Где?

– В магистерском корпусе, он шел к статуе Имиры, – повела плечом Кили, и я сделала резкий разворот в указанном направлении. – Слушай, ты бы не…

Я стремительно удалялась от Килиры, шурша юбкой по холодному полу. И наконец пышное сияние праздничного зала сменилось темнотой и тишиной.

Кому придет в голову шататься по учебным корпусам, когда в главном проходит Бал Варховых даров? Только «зануде Ламберт». Кому ж еще?

Диккинс обронил еще на первом курсе, что абы с кем к статуе Имиры никогда не пойдет. Что готов бродить по коридорам «одиноким грикхом» и ждать «ту самую крикетку» столько, сколько нужно. Ухмыльнулся тогда и щелкнул меня по носу. Но в голове крутилось какое-то плетение, и я не стала уточнять, о ком речь.

Позже поняла, конечно. А в этом году он открыто сказал, что будет терпеливо ждать за статуей Имиры меня. Фигурально. Образно. Имея в виду мою готовность к… «самым разным смыслам» и всему такому.

И я вроде как почти приготовилась. Смирилась с неизбежным. Даже собиралась туда с ним пойти – не образно, а прямо по-настоящему. Ногами.

А вдруг Ровейн и правда стоит в том темном коридоре, как «одинокий грикх», и отмораживает себе все, что на улице не успел? Ждет глупую крикетку, решившую записаться в вечные теоретички?

Далеко позади раздавались еще чьи-то гулкие, тяжелые шаги, словно по коридору шло двое или трое мужчин. Они переговаривались, и мне вновь померещился голос Рэдхэйвена. Но это обычное дело. Он мне все время мерещится.

До статуи Имиры оставалось несколько метров, но я уже отсюда приметила силуэт. Необычный, о четырех ногах и примерно с таким же количеством рук, диковинно переплетенных. Сердце испуганно трепыхнулось, но забилось вновь. Это вовсе не очередная тварь изнанки с извилистыми щупальцами. Просто парочка, решившая пообниматься.

Из-за светлых волос, торчащих во все стороны, так сразу было и не понять, где Вейн, а где Элодия. Но сделав еще несколько шагов и хорошенько проморгавшись в коридорном мраке, я нашла выдающиеся плечи. Они были слева и по ним ползали ноготки Элодии, легонько поцарапывая.

Сам Диккинс зажимал ее в углу, шерудил лапой под юбкой и… старательно облизывал ее ухо. Фу. Брр! Кошмар какой.

Я как-то резко замерзла, вернувшись к состоянию «до бешеного танца с Рэдхэйвеном». Выдохнула, продолжая глазеть на самозабвенно жмурящуюся парочку. Ноги хотели бежать, но изумленный теоретик внутри меня жаждал быть замеченным. Чтобы ему все объяснили. Чтобы дали хоть немножко фактов для новых выводов.

Те, что напрашивались сами собой, мне не нравились. Выходит, Вейн не дождался за статуей Имиры меня. Ни образно, ни по-настоящему.

Мой средненький принц умудрился мне изменить. Не то чтобы сильно. Как-никак, это просто ухо. Мне Фидж его постоянно языком по утрам полирует – гадость редкостная. Ощущение, будто уснул в ведре с улитками.

И не сказать, что я умирала от гнева. Во всяком случае, пока. По сравнению с прочими это потрясение было крошечным и почти не пошатнуло мой привычный мир. Может, потому, что Рэдхэйвен его уже до состояния магической пыли низвел, бесцеремонно потоптавшись на планах и мечтах.

Очередной пинок от богов воспринимался как дурацкая насмешка. Словно ты по легкомыслию спросил у судьбы: разве может быть хуже? Да куда еще больше-то? А она, такая дотошная, решила тебе показать. «Ну, допустим, вот сюда».

В общем, измена получилась средненькой. На троечку. В конце концов, мы ведь ничего друг другу не обещали. И в верности не клялись.

Вейн заерзал под моим взглядом, въедающимся в его плечи. Дернулся, обернулся и медленно выпутался из рук мисс Хаммер. Счастливой и победоносно сияющей.

Сам Диккинс не сиял и вместе со мной мечтал провалиться в адову бездну. То есть не вместе, а по отдельности: ему в свою бездну, мне – в свою. Нечего нам с ним теперь делить.

Элодия ухмылялась, источая светящимся лицом превосходство. Даже слюни с уха не спешила вытереть, демонстрируя мокрую кожу как вархов трофей. Она, в отличие от меня, сделала решительный шаг прочь от квадратных туфель и «квахаров».

Вейн осторожно отстранился от нее. Но джентльменский набор средне-положительных качеств не позволил ему отпрыгнуть от объекта облизывания на два метра и притвориться случайным свидетелем чьего-то позора.

– Эв… – он сглотнул, продолжая раздирать меня отчаянным взглядом.

Пожала замерзшим плечом: ну как так-то? Было не насмерть больно, но обидно. Пакостно. На языке горчило, глаза наполнялись слезами.