Тринейр уставился на него. Затем он разразился резким, лающим смехом. - Что это, Робейр? Пытаешься купить прощение архангелов? Это твоя взятка? Что ты обещаешь Богу в качестве компенсации за свою неспособность открыто противостоять "эксцессам" Жэспара?
- В некотором смысле, да, - непоколебимо сказал Дючейрн. - Это один из способов выразить это. По-другому можно было бы сказать, что я собираюсь сделать все, что в моих силах, несмотря на "эксцессы" Жэспара, не так ли? И поскольку с твоей стороны было бы так... нецелесообразно позволить мне исчезнуть из уравнения, у тебя есть мое разрешение представить это Жэспару именно в этих выражениях. Считай это моей личной сделкой с Шан-вей.
- Что ты имеешь в виду? - Тринейр нахмурился, и глаза Дючейрна заблестели.
- Я думал, что это было достаточно ясно. - Он снова откинулся назад, скрестив ноги. - Давай, скажи Жэспару, что мы с тобой говорили об этом. Скажи ему, что я не могу поддержать его решения как великого инквизитора, но признаю, что это его решения как великого инквизитора. Что я не буду открыто выступать против него, но, в свою очередь, он не будет мешать мне следить за тем, чтобы благотворительные ордена, которые в любом случае находятся под общим контролем казначейства, получали необходимую поддержку. Скажи ему, что ты думаешь, что это мой способ подкупить собственную совесть. Лэнгхорн, возможно, ты даже прав! Но также предлагаю тебе напомнить ему о погонщике драконов, который обнаружил, что ему нужна морковка в дополнение к палке. Он может оставить все это слащавое подобострастие, всю эту слюнявую заботу "о массах" мне. Позволь мне справиться с этим - видит Бог, у меня это получится лучше, чем когда-либо получалось у него! И до тех пор, пока я все еще являюсь членом "храмовой четверки", заслуга будет принадлежать именно ей, включая Жэспара. Он доказал, что может терроризировать людей, заставляя их повиноваться. Теперь все, что ему нужно сделать, это позволить мне купить и их послушание, и он будет счастлив, я буду... удовлетворен, и конечным результатом будет укрепление его позиции, а не ее ослабление.
Тринейр нахмурился, в очередной раз застигнутый врасплох политической проницательностью Дючейрна. Это был совершенно правильный способ представить аргументы казначея великому инквизитору. И не только это, это действительно имело смысл.
Он пристально посмотрел на собеседника, задаваясь вопросом, что именно изменилось внутри Робейра Дючейрна. Там что-то было, он чувствовал это, но не мог точно определить, что это было. Дело было не в том, что какая-то часть возрожденной веры казначея исчезла. Не то чтобы ему вдруг стало комфортно от жестокости Клинтана. Даже не то, что он смирился с этим. Это было что-то... еще.
Может быть, дело просто в том, что Жэспар наконец-то доказал, что его нельзя контролировать. Может быть, это просто доза реализма, принятия, смягчающая весь его идеализм. И, может быть, это тоже не так. Может быть, это что-то совсем другое. Но это не значит, что он ошибается насчет лучшего способа продать его Жэспару. И он ни в коем случае не ошибается насчет важности поиска какой-то мотивации, кроме простого ужаса! Это всегда было слепым пятном Жэспара. Если я только смогу убедить его позволить Робейру быть нашим... нашим более добрым, мягким лицом, тогда, возможно, я действительно смогу исправить часть ущерба, который он наносит.
Он еще раз посмотрел в глаза Дючейрну, затем, наконец, пожал плечами. - Хорошо, Робейр. Если мое посредничество в какой-то сделке между тобой и Жэспаром удовлетворит тебя, если ты дашь Жэспару заверение, что оставишь вопросы инквизиции на усмотрение инквизиции, если он даст тебе свободу действий в том, что касается вашей благотворительной деятельности, я попытаюсь. И я думаю, что, вероятно, добьюсь успеха... пока ты серьезно относишься к этому. Но не лги мне. Если это тебя удовлетворит, я сделаю все, что в моих силах, чтобы продать это Жэспару. Но если я когда-нибудь позже узнаю, что ты не готов дожить до своего конца... понимания, я умою руки от того, что в конечном итоге с тобой случится. Это понятно?
- Конечно, это так, - сказал Дючейрн и снова удивил Тринейра - на этот раз странно нежной улыбкой. - Ты знаешь, во многих отношениях Жэспар всегда был своим злейшим врагом. И одна из причин заключается в том, что он забыл - и должен признать, что я забыл то же самое, - что иногда доброта, мягкость - такое же сильное оружие, как любой террор или наказание. Конечно, я полагаю, что это не тот вид оружия, владение которым подходит ему по своей сути. Поэтому я уверен, что для нас - для всех нас - будет лучше, если он позволит мне позаботиться об этом за него.
III
Офис отца Пейтира Уилсина, Голд-Марк-стрит, город Теллесберг, королевство Старый Чарис
Отец Пейтир Уилсин невидящим взглядом уставился в окна своего кабинета.
Солнце Теллесберга было ярким, освещая широкую улицу за густой зеленой тенью деревьев, растущих вокруг бывшего здания казначейства, в котором размещался этот офис. Было позднее утро, и, как всегда, Теллесберг был полон энергии. Офис Уилсина находился достаточно далеко от гавани и района обслуживавших ее складов, чтобы местное движение было относительно свободным от тяжелых грузовых фургонов, которые так постоянно грохотали по большей части остального города. В основном это был финансовый район, где жили банкиры и юристы, биржевые торговцы и работники счетных контор, и, если не считать регулярно курсирующих трамваев, запряженных горными драконами, большая часть движения здесь состояла из пешеходов, перемежающихся лишь случайными экипажами или лошадьми. Поблизости было замечено несколько уличных торговцев, их тележки и маленькие фургоны были затенены разноцветными навесами. Большинство из них продавали продукты питания, обслуживая работающих по соседству офисных работников, и время от времени дразнящая струйка аромата проникала в его открытые окна.
Уилсин этого не заметил. Не больше, чем он замечал контраст между ярким солнечным светом и темной тенью, или чем слышал громкие голоса продавцов, или действительно видел проходящих пешеходов. Нет. Его внимание было сосредоточено на чем-то другом, на запомнившихся словах письма, которое лежало сложенным на столе перед ним.
Итак, это наконец произошло. Он почувствовал новое жжение в глубине своих голубых глаз. После всех этих лет.
Он не знал, как письмо попало к нему. О, он был уверен, что смог бы отследить его, по крайней мере, через последние две или три пары рук, но после этого оно бесследно исчезло бы в анонимности, которую требовал его отправитель, и он был рад, что это так.
Он откинул голову на высокую спинку стула, закрыл глаза и вспомнил каждый шаг путешествия, которое привело его в этот офис, на эту улицу. Он вспомнил свое собственное осознание того, что у него есть истинное призвание священника. Он вспомнил, что решил последовать за своим отцом в орден Шулера, потому что это было то, что делали Уилсины, и потому, что он разделял приверженность своего отца реформированию того, во что превратился этот орден. И он вспомнил тот день, когда отец убедил его занять должность интенданта архиепископа Эрейка Динниса.
- Клинтан становится одержимым чарисийцами, - мрачно сказал ему отец, викарий, разговаривающий с молодым священником, которому он доверял так, как отец разговаривает с сыном. - Им отчаянно нужен честный интендант, кто-то, кто будет справедливо применять Запреты, а не потворствовать паранойе Клинтана. И, честно говоря, - отец вышел на первый план, - я хочу, чтобы ты убрался из Зиона. Мне не нравится направление, в котором развиваются события, а ты уже сделал себя слишком заметным для моего душевного спокойствия.
Пейтир почувствовал, как его брови приподнялись, а отец резко фыркнул. - О, я знаю. Я знаю! Кастрюля, чайник и все такое. Но, по крайней мере, я старший викарий, а не просто верховный священник! Кроме того...
