Очень немногие осознали значение мученичества в Чикаго, и менее всего правящие классы. Уничтожением ряда рабочих лидеров они надеялись остановить волну вдохновляющей мир идеи. Они не учли, что из крови мучеников вырастает новое семя и что ужасная несправедливость привлечет к Делу новообращенных.
Два виднейших представителя анархистской идеи в Америке, Вольтерина де Клер и Эмма Гольдман, одна коренная американка, другая русская, были обращены, как и многие другие, в идеи анархизма через судебное убийство. Две женщины, прежде не знавшие друг друга и получившие совершенно разное образование, этим убийством сплотились в одной идее.
Как и большинство работающих мужчин и женщин Америки, Эмма Гольдман с большим беспокойством и волнением следила за судом в Чикаго. Она тоже не могла поверить, что вожди пролетариата будут убиты. 11 ноября 1887 года научило ее другому. Она понимала, что от господствующего класса невозможно ждать пощады, что между царизмом России и плутократией Америки нет никакой разницы, кроме названия. Все ее существо восстало против преступления, и она дала себе торжественную клятву вступить в ряды революционного пролетариата и посвятить всю свою энергию и силы освобождению его от наемного рабства. С пламенным энтузиазмом, столь характерным для ее натуры, она начала знакомиться с литературой социализма и анархизма. Она посещала общественные собрания и знакомилась с социалистически и анархически настроенными рабочими. Йоханна Грей, известный немецкий лектор, была первым оратором-социалистом, которого услышала Эмма Гольдман. В Нью-Хейвене, штат Коннектикут, где она работала на корсетной фабрике, она познакомилась с анархистами, активно участвующими в движении. Здесь она читала «Фрайхайт» под редакцией Джона Моста. Трагедия на Хеймаркет развила присущие ей анархистские наклонности; чтение «Фрайхайт» сделало ее сознательной анархисткой. Впоследствии она узнала, что идея анархизма обрела свое высшее выражение среди лучших умов Америки: теоретически – Джосайи Уоррена, Стивена Перла Эндрюса, Лисандра Спунера; философски – Эмерсона, Торо и Уолта Уитмена.
Заболев от чрезмерного напряжения фабричной работы, Эмма Гольдман вернулась в Рочестер, где оставалась до августа 1889 года, когда переехала в Нью-Йорк, где началась важнейшая фаза ее жизни. Ей было двадцать лет. Лицо, бледное от страдания, большие глаза, полные сочувствия, отличают ее человеческий образ тех дней. Волосы у нее, как принято у русских студенток, коротко подстрижены, открывая мощный лоб.
Это героическая эпоха воинствующего анархизма. Не по дням, а по часам движение росло во всех странах. Несмотря на жесточайшие правительственные преследования, ряды новообращенных пополняются. Пропаганда носит почти исключительно тайный характер. Репрессивные меры правительства толкают сторонников новой философии на конспиративные методы. Тысячи жертв попадают в руки властей и томятся в тюрьмах. Но ничто не может остановить прилив энтузиазма, самопожертвования и преданности Делу. Усилия таких учителей, как Петр Кропоткин, Луиза Мишель, Элизе Реклю и другие, вдохновляют преданных бороться с еще большей энергией.
Разрушение неизбежно для социалистов, которые пожертвовали идеей свободы и подняли на щит государство и политику. Борьба ожесточенная, фракции непримиримы. Эта борьба ведется не только между анархистами и социалистами, она отзывается и в анархистских группах. Теоретические разногласия и личные разногласия ведут к раздорам и ожесточенной вражде. Антисоциалистическое законодательство Германии и Австрии погнало тысячи социалистов и анархистов за моря в поисках убежища в Америке. Джон Мост, потеряв место в рейхстаге, в конце концов вынужден был бежать из родной страны и отправился в Лондон. Там, перейдя к анархизму, он полностью порвал с социал-демократической партией. Позже, приехав в Америку, он продолжил издание «Фрайхайт» в Нью-Йорке и развил большую деятельность среди немецких рабочих.
Когда Эмма Гольдман приехала в Нью-Йорк в 1889 году, она с легкостью связалась с активными анархистами. Собрания анархистов были почти ежедневным явлением. Первым лектором, которого она услышала на анархистской платформе, был доктор X. Золотарёв. Большое значение для ее дальнейшего развития имело знакомство с Джоном Мостом, оказавшим огромное влияние на молодежь. Его страстное красноречие, неутомимая энергия и преследование, которому он подвергся за Дело, – все это в совокупности приводило товарищей в восторг. Также в этот период она познакомилась с Александром Беркманом, дружба с которым сыграла важную роль в ее жизни. Ее таланты оратора не могли долго оставаться в тени. Огонь энтузиазма вывел ее на общественную трибуну. Поощряемая друзьями, она начала участвовать в качестве оратора на собраниях анархистов на немецком и идиш. Вскоре последовал короткий агитационный тур, доведший ее до Кливленда. Со всей силой и серьезностью своей души она бросилась в пропаганду анархистских идей. Начался страстный период ее жизни. Несмотря на постоянную работу на потогонном производстве, пламенный молодой оратор одновременно была очень активным агитатором и участвовала в различных рабочих движениях, в частности в крупной забастовке занятых в пошиве плащей швейников в 1889 году, которую возглавили профессор Гарсайд и Джозеф Барондес.
Год спустя Эмма Гольдман была делегатом анархистской конференции в Нью-Йорке. Она была избрана в Исполнительный комитет, но позже вышла из него из-за разногласий по тактическим вопросам. Идеи немецкоязычных анархистов в то время еще не прояснились. Некоторые продолжали верить в парламентские методы, подавляющее большинство из них были сторонниками сильного централизма. Эти разногласия в отношении тактики привели в 1891 году к разрыву с Джоном Мостом. Эмма Гольдман, Александр Беркман и другие товарищи присоединились к группе «независимых», в которой активную роль играли Йозеф Пойкерт, Отто Ринке и Клаус Тиммерман. Ожесточенные споры, последовавшие за этим отделением, прекратились только со смертью Моста в 1906 году.
Большим источником вдохновения для Эммы Гольдман оказались русские революционеры, входившие в группу «Знамя». Членами группы были Гольденберг, Золотарёв, Заметкин, Миллер, Каган, поэт Эделыптадт, Иван фон Шевич, муж Елены фон Раковица и редактор «Фольксцайтунг», а также многие другие русские эмигранты, некоторые из них живы до сих пор. В это же время Эмма Гольдман встретилась с Робертом Рейтцелем, немецко-американским Гейне, оказавшим большое влияние на ее развитие. Через него она познакомилась с лучшими писателями современной литературы, и начавшаяся таким образом дружба продолжалась до самой смерти Рейтцеля в 1898 году.
Рабочее движение Америки не утонуло в чикагской бойне, убийство анархистов не принесло мира жадному до наживы капиталисту. Борьба за восьмичасовой рабочий день продолжалась. В 1892 году вспыхнула большая забастовка в Питтсбурге. Хоумстедская стачка, поражение боевиков-пинкертоновцев, появление милиции, подавление забастовщиков и полное торжество реакции – дело сравнительно недавней истории. Взволнованный до глубины души ужасными событиями на арене войны, Александр Беркман решил пожертвовать своей жизнью Делу и тем самым преподать наемным рабам Америки наглядный урок активной анархистской солидарности с трудом. Его покушение на Фрика, питтсбургского Гесслера, потерпело неудачу, и двадцатидвухлетний юноша был обречен на медленное, в течение двадцати двух лет умирание в исправительном учреждении. Буржуазия, десятилетиями превозносившая и восхвалявшая тираноубийство, теперь исполнилась страшной яростью. Капиталистическая пресса организовала систематическую кампанию клеветы и искажения фактов против анархистов. Полиция приложила все усилия, чтобы привлечь Эмму Гольдман к делу Александра Беркмана. Опасного агитатора нужно было всеми средствами заставить замолчать. Только благодаря тому обстоятельству, что она находилась в Нью-Йорке, ей удалось избежать тисков закона. Девять лет спустя похожее обстоятельство, во время инцидента с Мак-Кинли, сыграло важную роль в сохранении ее свободы. Почти невероятно, с какой глупостью, низостью и подлостью журналисты того времени стремились сокрушить анархистку. Достаточно просмотреть газетные подшивки, чтобы осознать чудовищность обвинений и клеветы. Трудно передать, какие душевные терзания испытала Эмма Гольдман в те дни. Преследования капиталистической прессы анархистка должна была переносить с относительной невозмутимостью, но атаки из рядов товарищей были куда болезненнее и невыносимее. Поступок Беркмана подвергся резкой критике со стороны Моста и некоторых его сторонников из числа немецких и еврейских анархистов. Последовали ожесточенные обвинения и взаимные упреки на публичных и частных собраниях. Преследуемая со всех сторон, как за то, что она защищала Беркмана и его действия, так и за свою революционную деятельность, Эмма Гольдман подвергалась преследованиям вплоть до невозможности найти убежище. Слишком гордая, чтобы искать безопасности в отрицании себя, она предпочитала проводить ночи в общественных парках, чем подвергать своих друзей опасности или ставить в затруднительное положение своими посещениями. И без того горькая чаша была переполнена попыткой самоубийства молодого товарища, жившего в одной квартире с Эммой Гольдман, Александром Беркманом и общим другом-художником.
