- Хотел бы я, чтобы Мартий Лютый оказался легковерным глупцом!

И конь его поскакал назад к Горному замку.

Великопапий некоторое время провожал его взглядом, потом дал знак карете двинуться в Святикан.

Только что выпавший снег делал горную дорогу опасной для спуска. В каретные колеса засунули палки, и ободы скользили по свежему снегу, как полозья саней. Спешившиеся наемники придерживали карету, упираясь в снег ботфортами. Вороные кони били копытами и храпели.

Глава вторая

ВОЖДЬ ПРОТЕСТА

Скажу открыто, ненавижу всех богов.

Эсхил.

Одинокий, закованный в латы рыцарь на спокойном и сильном коне, оставив позади горные кручи, ехал уже среди пологих предгорий.

Глубоко задумавшись, он сравнивал их со своей прежней размеренной жизнью. Горные хребты на горизонте, достающие тучи, казалось, застыли валами когда-то расплавленной магмы, бушевавшей огненными штормами на заре существования планеты, возникшей по Всеобщему Закону Развития Природы.

Как менялась потом жизнь на ней? Как обрела столь разнообразные живые формы? Завершила ли свой путь, породив человека с его разумом, что вызывает ныне иные бури с раскаленными валами народного протеста против церковной деспотии самовластного И Скалия.

С этими мыслями выехал О Джугий к лесу. Листья деревьев опали, и голые сучья словно растопыренными пятернями предостерегали всадника. Но он не мог повернуть назад, где в подземелье замка томилась обреченная, ждущая спасения Лореллея.

Грязная дорога, по которой тревожно чмокали копыта лошади, переходила в лесную тропу. Меж деревьев виднелись пятна позднего, быстро тающего снега. За стоящим как бы на страже лесным великаном тропа резко поворачивала, огибая петлей поваленный неведомой силой другой старый дуб с засохшей листвой.

Едва въехал рыцарь в чащу, как со всех сторон к нему бросились лохматые люди в оборванной одежде, схватив коня под уздцы.

Рыцарь выхватил меч.

- Прошу вас, ваша доблесть, мы не применим оружие, если вы удостоите нас беседы, - крикнул коренастый смуглый бородач с бронзовой серьгой в ухе, подходя к всаднику.

- Прочь с дороги! - приказал рыцарь, разя наглеца мечом.

Бородач ловко увернулся.

Державшие коня разбойники отскочили в сторону, успев зацепить за узду веревки, и натянули их, находясь на почтительном расстоянии.

Конь рвался и храпел, всадник напрасно размахивал мечом - двинуться с места не мог.

- Предлагаю переговоры, ваша доблесть, - кричал атаман шайки. - Прежде у нас была возможность выбивать всадника из седла, но после того, как удачно расположенный дуб был повален, пришлось изменить свой подход к проезжающим. Но прежде всего я хотел бы знать, с кем имею честь?

- Да как ты смеешь рассуждать о чести, разбойник, - гневно ответил рыцарь, вздымая коня на дыбы, но две веревки, на которых повисли дюжие молодцы, укротили коня.

- Что понимать под разбоем, ваша доблесть? Ремесло это может быть таким же постыдным, как грабеж мирных добриян наемниками. Но у нас оно служит народу, помогая задержанным в лесу богачам поделиться с бедными своими доходами.

- Какое мне дело до грабительских доходов, хотя бы и "народного разбойника".

- Таково мое прозвище, ваша доблесть. С добавлением слова Гневий.

- Я спешу. Вам нужен выкуп? Я дам письмо.

- Вот это по-рыцарски. Куда прикажете доставить собственноручное письмо ваше?

- В Горный замок. Известен он вам?

- Еще бы, ваша доблесть! Если вы прославленный Горный рыцарь О Джугий, то позвольте положиться на ваше слово, и мы отпустим вашего коня. Но почему, позвольте вас спросить, вы путешествуете без оруженосца, облегчая тем вашу задержку в пути?

- Мой оруженосец служит странствующему рыцарю О Кихотию.

- О Кихотию? Моему боевому другу? Знай я это, мы не решились бы напасть на вас.

По знаку атамана разбойники отпустили веревки, но рыцарь не воспользовался этим.

- О Кихотий ваш друг? - заинтересованно спросил он.

- Да, с вашего позволения. Мы вместе изгоняли тритцев с френдляндской земли. Но потом я со своим отрядом вышел из войны, ибо не считаю, что люди должны перерезать друг другу глотки из-за того, как возносить мольбы Всевышнему. А я, признаться вам, рыцарь, лесной волк и ненавижу всех богов.

- Не могу не сочувствовать вам, боец народный.

- Вы не оговорились? Боец, а не разбойник?

- То и другое связано с боем, со сражением.

- Согласен. Но как вы, ваша доблесть, отпустив ради благого дела оруженосца, решились путешествовать в столь смутное время в одиночестве?

- У меня высокое, правда, навязанное мне поручение, которое послужит пропуском в районе папийских войск и неприкосновенности среди лютеров.

- Но не лучше ли бы папию, который, очевидно, направил вас, дать охрану?

Атаман доверчиво подошел к рыцарю, который мог бы снова попытаться поразить его мечом, но вместо этого О Джугий спешился, встав рядом с коренастым бородачом.

- Ого! - тот смерил его взглядом. - Вы не уступаете ростом моему другу О Кихотию.

- Раз вы знаете моего гостя, могу сказать вам, что у папия нашелся отряд, чтобы захватить мой замок и заключить в темницу мою жену Лореллею, как заложницу, обвинив ее в колдовстве. Чтобы выручить ее, мне предстоит проникнуть к лютерам. И лучше без охраны, которая лишь вызовет немедленное нападение на нее. Судьба ж невинной пленницы зависит от того, склоню ли я Мартия Лютого к прекращению войны.

- Благая задача. Готов помочь вам, как помог в свое время О Кихотию, присоединясь к орланцам в борьбе против тритцев. Но, ваша доблесть, не слишком ли вы полагаетесь на совесть папийских наемников? У них нет ее и в зародыше. Вас убьют, чтобы завладеть конем и доспехами, не говоря уже о вашем кошельке, едва вы появитесь среди них, истинных разбойников. И не поможет вам даже охранная грамота Святикана.

- У меня нет ничего, кроме рыцарской чести.

- Поэтому я готов предложить вам иной способ проникновения в лагерь лютеров. В нашем мире многое построено не только на несправедливости, но и на глупости. Там, где хватают каждого вооруженного человека, свободно проезжают кибитки кочующих раменов, моих соотечественников, равно развлекающих своими песнями и плясками и папийцев, и лютеров.