Экран погас. Докладчик подытожил:

– Уходят из жизни любимые женщины поэта, его дети. В последнее время он всё чаще жаловался: «Не живётся, не живётся!» 1 января 1873 года случился удар. Сердце не выдержало. Не стоит осуждать поэта, как не стоит осуждать и любого человека. Важно его понять.

Влад закончил своё сообщение, находясь при этом в какой-то эйфории. Ему всегда нравилось выступать перед публикой. Он её не боялся, внимание хоть небольшого класса, хоть огромной аудитории его будоражило, доставляло удовольствие.

Ребята захлопали, а заворожённый учитель подытожила:

– Влад, блестящий доклад! Отлично! Ты меня с пятого класса поражал своей начитанностью и эрудицией. Хочется верить, что тебя ждёт интересное будущее. Молодец!

Анна Сергеевна работала в небольшом частном вузе, который находился в соседнем городе. Ездила на пригородной электричке. Добираться до работы приходилось около полутора часов и столько же обратно. Дорога сильно выматывала уже немолодую женщину. Сегодня было три пары лекций. Анна так устала, что чуть не проспала свою станцию. Тяжёлой походкой она подходила к дому, как вдруг кто-то налетел на неё сзади и выхватил сумку. Аня вздрогнула, хотела уж кинуться на защиту собственности, как увидела сына.

– Влад, да разве можно так пугать? Чуть сердце не остановилось.

Сын улыбался:

– С работы?

– С работы. Как доклад?

– Даже не сомневайся! ― гордо ответил парень.

– Молодец! – похвалила Анна сына, хотя к его победам относилась как к должному.

– Ты как?

– Что-то со мной происходит непонятное. Сегодня на последней паре закружилась голова. Хорошо, что успела за кафедру схватиться, а то растянулась бы перед всей аудиторией.

– Представляю: если учитель рухнет без дыхания перед доской, какой это произведёт в классе фурор, ― Влад искренне при этих словах засмеялся.

– Да, очень смешно, ― с иронией заметила мать, а затем продолжила: ― Нужно к врачу сходить, что-то неладное происходит.

– Ты, вроде бы, ещё не старая, в этом году тебе пятьдесят стукнет. На тебе можно пахать и пахать, ― не зло пошутил сын.

– Что ты и делаешь, ― серьёзно заметила Анна.

– Ладно тебе, совсем юмор не понимаешь. А, между прочим, остроумие ― это признак высокоразвитого интеллекта.

– У тебя он очень высок, только сердце из ваты, ― более миролюбиво ответила мать.

– Помню я эту притчу, ты мне её раз двадцать рассказывала. Если у человека сердце каменное, то его можно разбить, если железное, то расплавить, а если ватное, то стучи – не стучи, плавь – не плавь, оно никак не отзовётся.

– Знаешь, а не меняешься. Живёшь с ватным сердцем, ни сострадания, ни жалости, ни чувства благодарности в тебе нет.

– Вот почему так происходит: когда я к тебе со всей душой, то ты начинаешь меня воспитывать, читать какое-нибудь моралите, отчего мне хочется тебе только хамить.

Мать с нелюбовью посмотрела на сына, промолчала, и оба недовольные друг другом пошли вдоль белокаменной высокой церковной стены. Стена была смешная. При строительстве угловой башни на пути встал бетонный для электрических проводов столб. Вместо того, чтобы столб перенести вперёд на полметра, его окутали стеной. Замурованный в кирпичную стену старый бетонный столб самодовольно выглядывал из дыры, которую специально для него прорезали в крыше башни.

Чтобы немного разрядить обстановку, мать сказала:

– Папа звонил.

– Угу. Как он там? ― без интереса спросил Влад.

– Обустраивается. Поймал десять судаков. Купил два улика.

– Я так и не понял: почему вы разъехались? ― для поддержания разговора спросил сын.

– Мы же тебе объясняли, ― мать посмотрела в глаза ребёнку.

– Объясняли, но я не понял. Меня друзья спрашивают, почему предки разъехались, а им говорю, что хз. Вроде, не разводились, а взяли и разлетелись. Так он где?

– Боже, в кого ты такой чёрствый? Тебе всё, что касается родных, пофиг.

– Ты бы на себя посмотрела со стороны: всё что я говорю, всё, что я делаю, тобою осуждается, не принимается. Ты меня постоянно гнобишь. Я плохой, эгоистичный, самовлюблённый, неуважительный к тебе, к отцу, неблагодарный. Все вокруг меня хвалят, одна ты вечно недовольна, ― бросая в лицо матери обвинения, сын перешёл на громкие ноты, говорил эмоционально, артистично, помогая себе руками.

– Он купил небольшой домик в деревне Кудыкино, – не реагируя на эмоции, сказала мать.

– Какой? ― от своей пламенной речи Влад мгновенно перешёл к удивлению. ― Кудыкино?

– Да, говорит, что деревня находится в очень живописном месте. Рядом чистая речка. Летом можно плавать.

– Не, летом я в «Артек». В деревню полоть ваши грядки ― увольте.

– В ноябре, на каникулах, давай к нему съездим? ― предложила мать.

– Ты что забыла? Я же на ноябрьских каникулах уезжаю.

– Значит, не поедешь?

– Нет, конечно. Я что напрасно выиграл в конкурсе «Глаголица»? Там такие зашибенные мастер-классы проводят, встречи с писателями. Нет, такое пропустить из-за какого-то Кудыкино нельзя.

– Не из-за Кудыкино, а из-за отца, ― поправила мать недовольным голосом.

– Пусть обустраивается. Зимой съезжу. Какие проблемы?

– Никаких! ― зло ответила мать.

Воскресенье Анна посвятила уборке квартиры. Просила Влада пропылесосить, но тот, сославшись на огромное количество уроков, отказался. Раздался телефонный звонок. Влад поднял трубку, односложно с кем-то разговаривал:

– Здравствуйте! Да. Да. Немного забыл. Постараюсь. Да. Хорошо. До свиданья.

Затем со злостью кинул телефон на кровать и со всего маху кулаком ударил в стену.

– А ты головой попробуй, может, прояснится, ― посоветовала мать.

– Да она достала меня с конкурсами. Ненавижу.

– Оксана Вениаминовна звонила, что ль?

– Она. В эту пятницу конкурс межзональный, просила повторить Баха и Паганини.

– Ну что так нервничать? Что ты мне тут стены разбиваешь? Я тебе давно говорила, если устал от музыкалки ― бросай. Научился играть на гитаре ― и ладно. Ты же не собираешься свою жизнь связывать с ней.

– Не собираюсь. Но и бросить не могу. Начал ― надо закончить. Сама так учила.

– Я тебя не учила зло на стенах вымещать. Держи себя в руках. Шуруй в зал, я у тебя полы помою и пыль вытру. Сам же на это не способен.

– Ой, только не начинай! ― Влад схватил гитару, ноты и ушёл в зал.

Это был не просто конкурс, а конкурс-концерт. На него были приглашены все учащиеся отделения «Гитара», все преподаватели музыкальной школы.

Когда объявили выступление Влада, он не спеша вышел на сцену, украшенную праздничным баннером «Фестиваль-конкурс „Гитарные струны”». Держа перед собой вертикально гитару, поклонился, аккуратно поставил подножку, установил нужную высоту. Положил на левое колено специальную салфетку, уменьшающую скольжение инструмента о брюки. Замер на несколько секунд и из-под его пальцев заструился Бах. Произведение было сложное, с многочисленными репризами, с крещендо и диминуэндо, которыми цветисто была украшена «Прелюдия». Разучивая её дома, Влад всё время ругался на Баха, считая его придурком, придумавшим такую чушь собачью. Но сейчас юноша преобразился, весь сосредоточился на извлечении звуков.

Публика с удовольствием аплодировала, еле дождавшись конца такого длинного произведения. Мальчик с лягушечьим ртом хлопал громче всех. Он за полгода учёбы в музыкальной школе разучил один небольшой этюд Сагрераса и три аккорда, на которых играл двадцать частушек. Повернувшись к соседу, который был годом старше, прошептал:

– Разве можно такую хрень выучить? Я бы ни за что.

Сосед согласился и сказал:

– Я поучусь три года, научусь разным аккордам и уйду. А чтоб вот так, ― и мотнул головой в сторону Влада, ― нафиг надо.

Затем была «Соната № 26» Николы Паганини. Когда-то Влад с мамой ходил на концерт виртуоза гитары Артёма Дервоеда и от него узнал, что в своё время Паганини хотел стать гитаристом, но, услышав игру своего современника Фердинанда Карулли, передумал, сказав, что лучше быть первым скрипачом, чем вторым гитаристом.