Annotation
«Библиотека Крокодила» — это серия брошюр, подготовленных редакцией известного сатирического журнала «Крокодил». Каждый выпуск серии, за исключением немногих, представляет собой авторский сборник, содержащий сатирические и юмористические произведения: стихи, рассказы, очерки, фельетоны и т. д.
booktracker.org
ПОГОВОРИМ, ЧИТАТЕЛЬ!
СЫГРАЕМ В «ЯЩИК»?
ВЕК СКОРОСТЕЙ
АППАРАТНЫЕ ИГРЫ
ЗЯТЬ В ПОСОЛЬСТВЕ
ЧЬЯ ПРАВДА КРЕПЧЕ?
АНАТОМИЧЕСКИЙ ЗАЛ
РУБАКА ПАРЕНЬ
ЭТО БЫЛО НЕДАВНО…
«КОРОЛЕВЕ МОСКОВСКОГО ТРАМВАЯ…»
БЕДНЫЙ СТАРИЧОК
ЧЕМОДАН С ПЛАТИНОЙ
ПИСЬМО НЕДРУГУ
«ВИЛЫ»
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ДЕБЮТ
ЛИРИКА САТИРИКА
МОСКОВСКИЕ КОМАНДОРЫ
ЭПИЛОГ
ПОСЛЕДНИЙ АВТОБУС
*
Более подробно о серии
INFO
Алексей ХОДАНОВ
РУБАКА-ПАРЕНЬ
*
Рисунки В. ЛУГОВКИНА
© Издательство ЦК КПСС «Правда».
Библиотека Крокодила, 1990
Дружеский шарж В. МОЧАЛОВА
Ищу юмор в самых критических ситуациях, несмотря на то, что ситуаций таких все больше, а юмора все меньше, а помогают мне в поисковом деле некоторые наши ораторы, слушая которых, невольно вспоминаешь жесткое требование древних «Хлеба и зрелищ!». И мелькнет иногда в этой связи сумасшедшая мысль: пусть, пусть с хлебом у нас иной раз туговато, зато насчет…
ПОГОВОРИМ, ЧИТАТЕЛЬ!
СЫГРАЕМ В «ЯЩИК»?
О великая и могучая советская острота, полная волшебных каламбуров, тончайших государственных намеков, состоящая из выдержанных в душистом перце слов, благоговейная совострота, которую, как ни переводи на иностранные языки, так никогда точно не переведешь. И уйдет развеселившийся иностранец, оживленно кивая, а на деле окончательно запутавшись в дебрях нашей действительности, ибо, увы, не понять ему, симпатичному и благожелательному, снисходительно-ироничному, всесторонне защищенному от всех сквозняков незыблемыми сводами своих демократических законов и не знающему, что такое дефицит, — никогда не понять, над чем он только что так искренне хохотал!
Я вам точно скажу: чтобы получить истинное наслаждение от сов-остроты, надо родиться в СССР и к тому же быть неоднократно битым— в лифте ли, во чистом поле, в прессе ли или на партсобрании, но лучше всего в очереди за хрупкими школьными тетрадями.
Уж и нс помню, где и когда был этот райкинский концерт, оставшийся навсегда светлым воспоминанием: Аркадий Исаакович, тогда еще с одной лишь седою прядью, сводившей с ума поклонниц, источая неповторимое обаяние, в немыслимо респектабельном белом костюме укоризненно говорит оторопевшему, всклокоченному, с набрякшей плутовской физиономией Ляховицкому:
— Как же ты можешь с такой будкой в нашем «ящике» работать?!
Зал взлетел от взрыва хохота, а рыжий ирландец, сидящий рядом, вцепился в переводчика, торопясь понять. Но переводчика заклинило, правда, не надолго, потому что это был на редкость находчивый переводчик, и, стараясь не упустить последующих событий на сцене, он скороговоркой объяснил:
— Райкин сказал этому типу, что с его лицом, напоминающим домик для собаки, нежелательно работать на заводе!
— Потому что собака охраняет этот завод! — догадался ирландец и вежливо улыбнулся.
Совострота осталась нераскрытой. Однако ничего бы не изменилось, даже если бы переводчик сказал всю правду, если бы он сказал:
— Острота держится на сочетании родственных понятий: будки и ящика, это — с одной стороны. А с другой — будка, то есть физиономия, ассоциируется с «ящиком». Так называются всемогущие, не известные широкой общественности организации, которые функционируют как им вздумается, исходя из своих интересов. И прикрываются в случае конфликтов и нарушений чьих-то прав двумя магическими словами: «оборонное предприятие».
…«Ящики», «ящики», гигантские корпуса, необъятные территории, заборы, напоминающие недоброй памяти «берлинскую» стену, мощный, выложенный мраморными плитками или гранитными глыбами, центральный вход, возле которого вместо доски с названием — съемные таблички: требуются, требуются, требуются…
Требуются шлифовщики и прокатчики, психологи спортивных команд и повара, знающие французскую кухню, опытные нянечки и затейники со стажем, журналисты и отоларингологи, аккордеонисты и таксисты, охранники и кассиры, артисты балета и пиротехники, рабочие сцены и аквалангисты, и прочая, и прочая, и прочая, — всем хватает места в «ящике», выложенном льготами, удобствами и высокой зарплатой.
Теперь уж, пожалуй, не установить, как и когда испарилось первое слово — «почтовый» — и укоренилось второе, создав заботы переводчикам; «Работая в «ящике», он имел допуск», и попробуйте это перевести на любой цивилизованный язык, включая клинопись!
Я вполне могу поверить, что в высоких сферах имеются убедительные данные о пользе «ящиков» как таковых («Наш «ящик» активно участвует в освоении космических пространств!»). Что кому-то «ящик» приносит радость, кого-то пестует, наставляет и объединяет («Товарищи, это просто замечательно, что все мы вышли из одного «ящика»!»). Что именно в «ящике» воспитываются настоящие мужчины и мудрые женщины. Что кому-то в «ящике» выдаются премии и квартиры. Но лично мне, человеку, далекому от техники и ничего общего не имеющему с «ящиковскими» проблемами, именно «ящик» как таковой доставляет одни лишь неприятности. Да только ли мне? От «ящиков» страдают все соседи, особенно если этими соседями являются жильцы близящиковских домов.
Удивительное дело: вместо того, чтобы выдворить образования типа «ящик» за пределы городов, как это сделали давным-давно в той же Швеции, мы позволяем им, бесцеремонно дымящимся, дурно пахнущим, изводящим окружающих круглосуточным грохотом, укореняться и разрастаться ввысь и вкось. И чадят, и дымят, и тарахтят — рукой подать до Красной площади. Да только ли в Москве! Полюбовавшись как-то Ленинградом с высоты гостиницы «Советская», я обнаружил вместо Исаакия, Адмиралтейства и Зимнего одни лишь трубы, десятки, если не сотни безобразных труб, окутывающих великий город ядовито-желтыми, чернильными, оранжевыми дымными выбросами. Так вот. если в «самой чистой и зеленой» летней Москве белая рубашка к вечеру становится кремового цвета, то в славной северной столице светская жизнь рубашки заканчивается к обеду. На Урале же, говорят, белых рубашек просто не носят. Удобнее было бы передвигаться по улицам в скафандрах и противогазах.
Но вернемся к совостротам. Произнесенные не с эстрады, а в привычной рабочей обстановке, они не вызывают даже улыбки. Когда директор произнес с трибуны: «Поскольку у нашего «ящика» такая героическая биография, жить «ящику» долго и счастливо!», раздались бурные, долгие аплодисменты.
