Теперь, когда близилась кульминация ее рассказа, девушка преобразилась. В голосе Силии больше не слышалось дрожи и нервозности, напротив, произносимые ею слова звучали четко, ясно и даже жестко. Холден еще никогда не видел свою возлюбленную такой твердой и решительной. Сейчас Силия сидела очень прямо, слегка изогнув изящную шею и упершись ладонями в бортик песочницы. Она была прекрасна, как никогда. Холодным, металлическим голосом, чеканя слоги, она продолжала:

— Торли не воскликнул: «Марго умерла!» Он произнес именно так: «Твоя сестра умерла», будто адвокат или служащий похоронного бюро. Я еще только взглянула на него, а он уже начал сбивчиво объяснять: «Ночью — Марго так и не ложилась — ее хватил удар. Я вызвал доктора Шептона, мы вместе отнесли ее в постель и сделали все, что могли. А через некоторое время она скончалась». Он рассказал, как нашел ее лежащей в шезлонге, а затем сообщил: «Доктор Шептон сейчас внизу, пишет заключение о смерти». Вот и все. Я ничего не ответила, вскочила, надела халат и побежала в спальню к Марго. Шторы не были опущены, в окно светило оранжевое солнце. Марго, с удивительно безмятежным лицом, лежала на кровати в измятой ночной рубашке. В январе сестре должно было исполниться тридцать шесть, и она обожала молодежь! Я не прикасалась к ней: у нее был такой же неживой вид, как у мертвой «второй мамочки». Я просто смотрела на тело, наверное, целую вечность, а потом побежала в ванную. Руки у меня совсем не дрожали, пока я рылась среди склянок в аптечном шкафу, но пузырек с ядом, который я заметила вечером, исчез. Силия немного помолчала и возобновила рассказ: — Через некоторое время я вернулась в спальню, чтобы снова взглянуть на Марго. Весь дом, казалось, умер вместе с нею. И вдруг… Меня словно молнией пронзило! Я заметила одежду сестры, которую Торли с доктором разбросали второпях. А теперь я хочу напомнить вам сказанное раньше. В тот вечер Марго надевала серебристое шелковое платье. Но то, которое сейчас висело на спинке стула, было другим — черным. Черным, бархатным, с глубоким вырезом и бриллиантовой застежкой на левом плече. Я никогда не видела ее прежде в этом платье. Остальная одежда — чулки, черные туфли с пряжками из искусственных бриллиантов, белье и пояс — валялась на полу и в ногах постели. Наверное, именно в этот момент я и поняла все. Марго была романтична и сентиментальна. Это черное платье, должно быть, было чем-то дорого ей, поэтому, вернувшись домой, она и облачилась в черное платье, будто приготовившись к праздничному ужину. Так могла бы поступить и я, решившись покончить с собой. Хотя, признаюсь, у меня никогда не хватило бы на это смелости. Марго приняла яд, выбросила пустой пузырек в окно ванной, а потом направилась к себе в гостиную, легла в шезлонг и стала ждать смерти. Она часто говорила, что способна на такой поступок, и вот теперь совершила его. Я бросилась в ее гостиную. Там горел свет — сестра, конечно, и не подумала выключить лампу. За каминной решеткой мне бросилась в глаза кучка пепла — еще один шанс убедиться в собственной правоте. Дело в том, что Марго вела дневник. Она каждый день исписывала страницу за страницей; не представляю, как у нее это получалось, сама я никогда не смогу вести ежедневные записи. Дневник всегда лежал на одном и том же месте — большая кожаная тетрадка с замочком скрывалась в ящике китайского столика красного дерева. Я нашла тетрадку: замочек был открыт, а страницы дневника за весь год вырезаны. А в камине… Помню, я заметила странную деталь: возле камина лежали сразу две кочерги. Одна из них с медной ручкой была из спальни Марго. Но в самом камине не осталось никаких обрывков бумаги — все до единой страницы сгорели в огне и превратились в пепел. Похоже, Марго по-прежнему предпочитала выглядеть респектабельно во всем. Она не пожелала, чтобы кто-то узнал ее тайну. Я стояла посреди комнаты и растерянно озиралась. Атласная мебель, темно-красный ковер, шторы… И проклятый шезлонг, в котором Торли душил ее… И тогда меня словно охватило безумие. Я выскочила из гостиной и через спальню с мертвой Марго снова помчалась в ванную. Стремясь во что бы то ни стало убедиться, что флакона с ядом нет в аптечке, я принялась еще раз по очереди перебирать все склянки. На этот раз руки мои дрожали. Пузырьки со звоном падали в раковину, когда я вдруг подняла глаза и увидела Торли Марша. Он стоял на пороге спальни и, держась левой рукой за дверной косяк, смотрел в мою сторону. Высокое двустворчатое окно из цветного стекла в ванной никогда не запиралось, и я помню прикосновение холодного ветра к моей шее. Торли грубо крикнул: «Какого черта ты тут делаешь?» А я взорвалась: «Это ты сделал!» Тогда он шагнул ко мне, и я закричала: «Ты убил ее! Убил своей жестокостью так же верно, как если бы собственноручно влил этот яд ей в глотку! Ты сделал это и ты заплатишь сполна, Торли Марш!» Левой рукой он схватился за висевший на стене ремень для правки бритвы, а я воскликнула: «Давай, бей меня этим ремнем, как ты бил Марго! Только не жди, что я буду терпеть это так же покорно!» Он ничего не ответил, и вдруг на его лице возникла улыбка, от которой меня затошнило. Он улыбался словно мученик, возносящийся к небесам в сонме ангелов. Наконец этот лицемер произнес: «Силия, я понимаю, ты убита горем. Возьми себя в руки и пойди оденься». Он развернулся и ушел к себе в спальню, захлопнув дверь.

Силия снова замолчала. Все это время, упоминая о Торли, она говорила холодным, ровным, лишенным эмоций голосом. В конце своей повести она снова отшвырнула ногой песок, но голос ее звучал почти непринужденно:

— Сестру похоронили в новом фамильном склепе на касуоллском кладбище. Ты помнишь, Дон, как «вторая мамочка» всегда хотела быть похороненной в новом склепе, потому что в старом, по ее словам, было «уже тесно»?

— Помню, — кивнул Дональд.

— Желание «второй мамочки» так и не было исполнено. Новый склеп закончили уже после ее смерти. А примерно за день до похорон Марго, чтобы, по выражению Марша, придать солидности новому склепу, туда перенесли несколько старых гробов с останками предков Деверо. Даже в смерти бедной сестре не нашлось места рядом со «второй мамочкой» и с нашими родителями! Нет, ее положили с… — в голосе Силии зазвучали ярость и боль. Резко вскочив, она выпрыгнула из песочницы и остановилась, тяжело и прерывисто дыша. — Доктор Шептон, вы были врачом Марго, — обратилась к собеседнику девушка. — Скажите хоть что-нибудь!

— Да, доктор. Я собирался задать вам тот же вопрос, — мрачно заметил Холден.

Врач неопределенно хмыкнул и неуклюже поднялся на ноги. Холден тоже встал. Привычно поправив пенсне, все тем же снисходительным тоном Эрик Шептон проговорил, обращаясь к Силии:

— Итак, моя дорогая?

— Что значит «итак»? — не поняла девушка.

— Теперь вы чувствуете себя лучше?

Силия недоумевала:

— Да, конечно… Но…

— Вот именно! Поэтому мудрая католическая церковь и использует такой полезный прием, как исповедь. Хотя, конечно, — его широкое лицо скривилось в насмешливо-извиняющейся ухмылке, — в наши дни все древние приемы имеют научное название. А теперь, девочка, могу я, как старый друг вашей семьи, попросить вас об одной маленькой услуге? Вы не согласитесь оказать мне ее?

— Конечно, я согласна! — взволнованно произнесла сестра Марго. — Что я должна сделать?

— Отлично! — Доктор задумался. — Насколько я понял, завтра вы уезжаете на несколько дней в «Касуолл»? Если не ошибаюсь… э-э… мистер Марш собирается осмотреть владения перед их продажей?

Холден заметил удивление Силии, хотя это сообщение не должно было быть для нее новостью. Но доктора Шептона сейчас занимали совсем другие мысли.

— Пре-крас-но! — удовлетворенно заявил он. — Несколько дней на свежем воздухе — что может быть лучше?! Я и сам не выношу Лондон. А вот когда вы вернетесь, Силия, вы сможете выполнить мою просьбу.

— Какую? — В голосе Силии слышалась тревога.

Доктор Шептон порылся сначала в левом кармане жилета, потом в правом и извлек наконец визитную карточку. Повертев кусочек картона в руках, он торжественно вручил его девушке.