- А мое детство, земляк, прошло в Петрограде, - сказал Блюхер о себе.Потом участвовал в русско-германской, был тяжело ранен. Что такое царское самодержавие, на своем горбу прочувствовал. Вот и подался в Красную Армию, воевать за народное дело.

Василий Константинович был молод, строен, худощав, с небольшими темными усиками. По возрасту почти ровесник мне. Он показался настолько простым и обыкновенным, что я чуть не усомнился: а тот ли это Блюхер, добрая слава о котором разнеслась уже так далеко? Однако такая редкая в те годы награда, как орден Красного Знамени, на его груди красноречиво подтверждала, что это он.

Василий Константинович произвел на меня очень приятное впечатление. Там же, в Тюмени, я вскоре увиделся с ним еще раз. Было это в начале осени.

Я проводил на манеже занятия по конной подготовке. Одна группа занималась прыжками через препятствия, другая рубкой лозы, третья колола пиками чучела и снимала кольца, четвертая упражнялась в вольтижировке и джигитовке.

Неожиданно раздался голос командира 2-го взвода Филимонова:

- Смирно-о!..

Я оглянулся и увидел: к нам приближались начдив Блюхер и командир нашего дивизиона Юшкевич. Подаю команду прекратить занятия, сажусь на коня и галопом скачу навстречу начдиву. После моего доклада он поздоровался с бойцами, потом обратился ко мне:

- Ну, как дела, земляк? Я рассказал, чем занимаемся.

Юшкевич спросил начдива, не желает ли он посмотреть, чему научились бойцы.

- В нашем распоряжении один час,- заметил Блюхер.

Я предложил ему план показа. Он согласился. Первый взвод пошел на полосу препятствий. У одного из солдат лошадь заупрямилась, у второго сбила барьер. Василий Константинович нахмурился и взглянул на меня.

- А ну-ка, земляк, сам покажи, как надо преодолевать эти штуки!

Я пустил коня галопом по манежу. Когда он разогрелся, я направил его на препятствия. Конь взял их легко.

Блюхер приказал то же самое проделать казакам. На этот раз и у них все получилось неплохо.

Начальник дивизии распорядился все занятия начинать с показа упражнений командирами.

- Личный пример необходим не только в бою, а и в учебе,- сказал Блюхер.

В других подразделениях посмотрели рубку, уколы, джигитовку.

Потом я всем эскадроном продемонстрировал построение. Завершил программу учебной атакой.

Начдив провел краткий разбор наших действий. Указав, на что нам надо обратить особое внимание, он объявил всем благодарность и пожелал успеха в совершенствовании боевой и политической подготовки. Прощаясь, Блюхер спросил, есть ли у меня жена. Я сконфуженно промолчал. Юшкевич доложил:

- Скоро будет. Калинин должен привезти ее из Вятской губернии. Разрешите отпустить его?

- Ну что ж, пусть съездит,- согласился Василий Константинович.

Наступила зима. И вновь начались сражения. Во время боев за Тобольск наш кавдивизион получил приказ передислоцироваться в Тюкалинск. Стояли сильные морозы, бушевали метели. Дороги засыпало снегом. Бывали случаи, что бойцы из-за плохой погоды теряли ориентировку и отставали. В районе Абадского, например, чтобы собрать людей, довелось даже звонить в колокол.

Продвигались медленно. А тут еще многие села вынуждены были обходить: в них свирепствовал тиф.

Колчаковцы, отступая, грабили население, поэтому и к нам местные жители иногда относились с подозрением. Вспоминается такой случай. После овладения Тюкалинском мы начали размещаться по квартирам. Когда мой коновод постучал в один из домов, хозяин ему ответил, что пустить нас на постой не может: в семье заразные больные. Я усомнился в искренности этих слов и, назвавшись врачом, вошел в помещение. На кровати лежала молодая женщина. Увидев "врача", она застонала. Мать ее забегала, готовя мне полотенце и воду. Я осмотрел "больную" и засмеялся. Рассмеялась и она.

Тогда я спросил хозяев, зачем же они соврали. Хозяйка ответила:

- Когда колчаковцы отходили, очень безобразничали. Вот мы на всякий случай и решили "заболеть тифом".

В Тюкалинске мы простояли всего несколько дней. Вылавливали застрявших здесь белогвардейцев, организовывали вывозку хлеба к железной дороге. Затем двинулись к Ново-Николаевску (ныне Новосибирск).

В декабре 51-я стрелковая дивизия после успешной операции под Тобольском сосредоточилась в районе Ново-Николаевска. Мы разместились в селе Койново. В течение января и февраля 1920 года шло формирование 51-го кавалерийского полка. Основу его составили наш кавдивизион и алтайские партизаны, прибывшие к нам на пополнение. Командиром полка был назначен Юшкевич, комиссаром Копысов, начальником штаба - Зыков, начхозом полка - Морев, квартирмейстером Гусев, заведовать оружием поручили Никлюдову. Командирами эскадронов стали: 1-го - я, 2-го - Доронин, 3-го - Хомутов, 4-го- Андреев, пулеметной команды Аксенов.

В эти дни мне еще раз довелось побывать у Блюхера. И вот по какому поводу. Когда началось формирование полка, меня временно назначили заместителем Юшкевича. Признаюсь, у меня была надежда, что так и останусь на этой должности. Но вскоре командир полка сообщил, что нас с ним вызывает начдив.

- Зачем? - поинтересовался я.

- Там узнаешь.

На санях отправились в Ново-Николаевск. В штабе 51-й дивизии нам сказали, что Василий Константинович у себя на квартире. Взяли адрес, поехали. Нашли быстро. Юшкевич вошел в дом, а я остался на улице. Через некоторое время адъютант Блюхера пригласил и меня. Расспросив нас о том, как идет формирование части, Василий Константинович сказал, что его ходатайство о моем выдвижении отклонено. Заместителем командира полка, начальником штаба, начальником связи Москва утвердила бывших царских и колчаковских офицеров.

Видя, как от этого сообщения помрачнело мое лицо, Блюхер спросил:

- Недоволен?

- Конечно,- ответил я.- Мы их били, а теперь им подчиняться...

- Ничего не поделаешь, земляк,- ответил Блюхер.- Они грамотные, и мы должны у них учиться.

С этим доводом пришлось согласиться.

Когда с делами было покончено, Блюхер предложил выпить чаю. Сели за стол. Василий Константинович поинтересовался настроением бойцов, нашими нуждами и даже состоянием здоровья. Уехали мы от него уже поздним вечером.

Через несколько дней к нам на укомплектование полка прибыли алтайские партизаны. Погода стояла ясная, морозная. Алтайцы выстроились на сельской площади. К ним на лошадях выехали командир части Юшкевич и почти весь штаб. Юшкевич поздравил партизан с вступлением в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, рассказал о положении на фронте.

После него слово взял командир партизанского отряда. Все было хорошо. Встреча получилась сердечной. Но вот дело дошло до распределения по эскадронам, и партизаны вдруг зашумели.

- Разбивать нас не дадим!

Пришлось им разъяснить, что служить они будут все вместе, в одном полку, только в разных подразделениях.

- А разделяем потому,- убеждали командиры,- что в каждом эскадроне у нас своя масть.

Едва уговорили.

Однако, придя в подразделения, партизаны снова забузили. Оказалось, что некоторых командиров взводов, служивших ранее у Колчака, они знали лично и даже воевали против них.

- Не будем подчиняться белогвардейцам! - заявили алтайцы.

Дело дошло до того, что один из бывших офицеров вдруг бесследно исчез...

Много довелось приложить сил командиру и политработникам, пока отношения между бойцами и бывшими "благородиями" наконец стали сносными.

Вскоре мы получили приказ на передислокацию. Нас направляли в Иркутск. Перед погрузкой в эшелоны состоялось совещание командиров. Юшкевич обратил наше внимание на то, что среди алтайцев есть такие, которые не желают покидать родной край.

В связи с этим перед партийной организацией и политсоставом встала задача разъяснить людям, что теперь у всех у нас одна цель - окончательно разбить Колчака, где бы он ни находился.

Пришлось заняться нам также и серьезной проверкой бывших белогвардейцев. И не зря. Немало из них оказались врагами.