В аудитории повисла гробовая тишина. Было слышно, как, стартовав на Большом проспекте, натужено воет реостатами  ленинградский троллейбус, пытаясь с места набрать крейсерскую скорость в 35, а то и 40 км/час.

- По зелёненькому, - ответил будущий министр юстиции РК. Я мерзко хихикнул. Только тут Собчак заметил, что Бельсон, не отрывая взгляда от стола, уже минут пять утвердительно кивает головой, соглашаясь с ответами экзаменуемого.

Сарданапал, ты посрамлён!

Моисей пулей вылетел на свободу, а я, порадовавшись, что тот легко отделался, достал из кармана припасённую бумагу, аккуратно расправил её и стал быстро писать. Отвечать мне выпадало самым последним.

7. Пепел Клааса

Мою самоподготовку прервал громоподобный рык Бельсона.

- Что это у Вас? – даже не вскричал, а взревел вдруг вскочивший с места председатель ГЭКа, грозно тыкая указательным пальцем в мою писанину. В его глазах бушевало очистительное пламя гнева напополам с необъяснимым злорадством. Комиссия остолбенела. Похоже,  главный экзаменатор дуплился.

И какой чёрт меня дёрнул не к месту хихикнуть. Хотя, кто знает?  Но глаза, глаза…

До этого столько огня сразу я видел, пожалуй, только в п/о Свободное . Там на второй день после нашего приезда сгорела деревянная церковь, чей покосившийся крест долгие годы исправно служил идеальным ориентиром для будущих командиров взводов 122-мм гаубиц, пытавшихся на сборах обрести практические навыки орудийной стрельбы с закрытых огневых позиций.

Церковь не числилась ни у кого на балансе, поэтому её исчезновения никто кроме курсантов не заметил. Она была выше трёхэтажной казармы раза в полтора и сгорела дотла минут за сорок, успев на прощанье взметнуть в небо многокилометровый огненный столб.

Впрочем, нет. Не менее впечатляющее зрелище, но уже за счёт широты охвата, мне довелось наблюдать в Петергофе, где в Доме учителя юрфак прописывал часть своих иногородних студентов.

Как-то раз, покончив с утомительными формальностями, мы тёплой компанией отправились отдохнуть на тамошний берег Финского залива. Приняв на грудь пузырь плодово-выгодного по цене 87 копеек за бутылку, Осоцкий зашёл по колено в воду и поджег пересохшие камыши. Они полыхнули мгновенно. Через несколько минут насколько хватало глаз, перед нами, закрыв собою горизонт, стояла сплошная огненная стена. Еле ноги тогда унесли. Видать, и сейчас надо было спасаться, но как?

- Ничего, - тупо ответил я председателю, решив прикинуться шлангом, чтобы потянуть время и успеть перегруппироваться для перехода к активной обороне.

- Дайте сюда, - по-хозяйски скомандовал Бельсон, имея в виду мой эпистолярный шедевр.

- А на чём я тогда писать буду, - приоткрыл я вентиль гидранта, - у Вас ведь бумага кончилась?

Мои слова упали как пригоршня холодной воды на раскалённую сковородку. Бельсон помертвел,  ярко багровый цвет его лица быстро превратился в пепельно-серый. Нахалу с подбитым глазом следовало вести себя немного скромнее.

Мятые, исписанные до половины листочки, которые Бельсон громогласно объявил шпаргалкой, у меня отобрали, выдав взамен белоснежный лист гладкой глянцевой бумаги из стратегических резервов ставки Главного экзаменационного командования.

Что такое не везёт, и как с этим бороться?

По требованию своего председателя секретарь комиссии подошла к моему столу и выгребла на свет Божий все находившиеся там учебники и конспекты. А я ни сном, ни духом, ведь мой читательский билет Лёха потерял ещё на третьем курсе, а конспекта по госправу у меня отродясь не было.

Когда секретарь, не торопясь, сложила свои трофеи друг на дружку, образовалась внушительная стопка пожелтевших книг, как раз, вровень с моей макушкой. Впечатляющее, доложу вам, зрелище. Впервые в жизни я видел такой объём вещественных доказательств повального списывания (а, может быть, и перестраховки). Странно, как вся эта груда в столе поместилась. В иные времена её на двух Виконтов де Бражелонов спокойно бы хватило. Да ещё и осталось.

Для присутствующих стало очевидным, что при всём желании я был не в состоянии в одиночку припереть на экзамен такое невдолбенное количество макулатуры и скрытно от окружающих разместить его под столешницей. Представляю, что творилось в других столах, но их почему-то осматривать не стали.

Председатель Государственной экзаменационной комиссии понял, что зря наставил нашей группе столько пятёрок, а я понял, что моя песенка спета и сейчас состоится торжественный вынос тела.

Бельсон демонстративно долго сличал почерк на тех клочках, что у меня изъяли, с почерком на листе казённого гламура, который я измарал под его пристальным доглядом. Потом сложил их и вместе с экзаменационным билетом многозначительно отодвинул в сторону, после чего с оттяжечкой стал гонять меня по всему курсу. Однако показательного утопления могучим носорогом охамевшего пингвина не произошло.

Не сподобился Бельсон, возможно, потому, что сам не конституционалист, но, скорее всего, из-за недостатка времени (со всеми перипетиями экзамен здорово затянулся). Если так, то он сам виноват, нечего было представление устраивать, да ещё в 3-х действиях с интермедией.

8. На ничью

Вообще, к представлениям как таковым отношение у меня хорошее. Помню, как-то Тузаоков и Лёха звали меня в рюмочную, что возле Глобуса, а я отмахнулся и пошёл в Орджо   смотреть постановку под названием Стеклянный зверинец небезызвестного драматурга Т. Вильямса. В рюмочной Тузаоков поругался с пьяными офицерами и загремел в вытрезвитель, где всю ночь не давал Лёхе спать, убеждая на все лады, что на сей раз с факультета их непременно попрут. Однако, обошлось.

К сожалению, постановки по своим последствиям бывают разные. Эта меня не спасла. К каким выводам пришёл Бельсон по результатам долгоиграющего тестирования, не известно, но, публично признать свою ошибку и извиниться он не посчитал нужным. Впрочем, как и Собчак по эпизоду с Моисеем, который, о, счастливчик, свои пять баллов всё-таки получил.

Справедливости ради замечу, что по мере того, как я отвечал, члены комиссии в той или иной степени проникались ко мне неким подобием сочувствия, хотя ни одного голоса в мою защиту и не возвысили. Однако вкупе с другими факторами их красноречивое молчание подействовало. Бельсон отступил.

Тут необходимо отметить, что изъятые по его указанию секретарём Государственной экзаменационной комиссии листки писчей бумаги с набросками моего ответа мне до сих пор не возвращены. Их судьба не известна.

Трояку я огорчался недолго. Товарищи, стоя за дверью, уже рыли копытами землю. Еле дождавшись официального объявления оценок, наш табун с топотом и ржанием  умчался на вольные пастбища и заливные луга величественных невских равнин.

Нам было хорошо.

9. Дефиле

Через много лет, при сдаче кандидатского минимума по конституционному, ранее государственному праву в одном из московских ВУЗов, мне представился случай блеснуть глубокими знаниями, полученными на дневном отделении юридического факультета Ленинградского государственного университета. Когда председатель комиссии не удержался и громко спросил: