Криптограммирование имени Христа в слове "рыба" не просто производит аллегорическое абстрагирование, оно подчиняется неким числовым закономерностям, которые в конце концов сводятся к сверхабстрактной геометрии куба. Криптограмма оказывается в основе своей числовой.

Рассеченное сердце 241

Хармса интересует возникновение числа из рисунка, связь текста и фигуры, как, например, в монограмме Даже строка Хармса:

"ученья каждому открою дверцы", по-видимому, отсылает к декларированному Рабаном уравнению Христа и двери (ср.: "Я есмь дверь:

кто войдет Мною, тот спасется, и войдет и выйдет, и пажить найдет".-Иоанн, 10,9), которое он также пропустил через сеть сложных нумерологических выкладок27.

7

Тот факт, что у Рабана текст складывается из регулярного числового порядка, проецирует на него некое особое измерение. Буква оказывается заместителем точки, своего рода геометрически исчислимого места в системе. Буква при этом, хотя и сохраняет связь со значением словесного текста, приобретает оттенок повышенной абстрактности. Она оказывается указателем места, обозначением точки.

Конечно, как было издавна замечено, сам алфавит, смысл которого -- в по видимости произвольном, но неизменном порядке расположения букв, также является носителем числового порядка. Современные авторы, исходя из широкого распространения числовых эквивалентов букв, даже высказали мнение, что направление письма (слева направо или справа налево) и система алфавитного ряда строится по арифметической модели счета предметов, расположенных в ряд. Буквы изначально строятся в абстрактную квазичисловую парадигму алфавита, по существу представляющего арифметический, а не словесный текст28.

Именно на этом свойстве алфавита составлять цифровые ряды основывается уже обсуждавшаяся мифологема Платона, согласно которой центром мира является пересечение линий креста или же буква греческого алфавита Х -- "хи". Любопытно, что в "Тимее", где приведено это сравнение центра мира и буквы X, само возникновение центра связано с операцией деления "тела космоса". Эта операция представляется весьма загадочной и отчасти напоминает процедуру деления тел у Хармса:

Делить же он [демиург] начал следующим образом: прежде всего отнял от целого одну долю, затем вторую, вдвое большую, третью -- в полтора раза больше второй и в три раза больше первой, четвертую -- вдвое больше второй, пятую -- втрое больше третьей, шестую -- в восемь раз больше первой, а седьмую -- больше первой в двадцать семь раз. После этого он стал заполнять двойные и тройные промежутки, отсекая от той же смеси все новые доли и помещая их между прежними долями таким образом, чтобы в каждом промежутке было по два средних члена, из которых один превышал бы меньший из крайних членов на такую же

__________________

27 Анализ этой метафоры Рабана в контексте нумерологии дан в книге: Onians John. Bearers of Meaning. Princeton: Princeton University Press, 1988. P. 75--76.

28 Степанов Ю. С. Проскурин С. Г. Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные тексты в периоды двоеверия. М.: Наука, 1993. С. 30--40.

242 Глава 8

его часть, на какую часть превышал бы его больший, а другой превышал бы его меньший крайний член и уступал большему на одинаковое число. Благодаря этим скрепам возникли новые промежутки, по 3/2, 4/3 и 9/8, внутри прежних промежутков. Тогда он заполнил все промежутки по 4/3 промежутками по 9/8, оставляя от каждого промежутка частицу такой протяженности, чтобы числа, разделенные этими оставшимися промежутками, всякий раз относились друг к другу как 256 и 243. При этом смесь, от которой бог брал упомянутые доли, была истрачена до конца.

Затем, рассекши весь образовавшийся состав по длине на две части, он сложил обе части крест-накрест наподобие буквы Х и согнул каждую из них в круг, заставив концы сойтись в точке, противоположной точке их пересечения29.

Эти операции Демиурга кажутся иррациональными. Они направлены на установление неких пропорций, которые проецируют на "тело космоса" структуру "делимости" и в итоге позволяют установить расположение центра -- точки пересечения линий креста, отмеченной буквой. Комментарий А. А. Тахо-Годи связывает числовые ряды, на которых строятся платоновские пропорции, с пифагорейским символизмом. Согласно ее комментарию, Платон использует два числовых ряда:

1, 3, 9, 27, и 2, 4, 8, имеющих чисто телесный смысл, считая, что 1 есть абсолютная неделимая единичность, 3 -- сторона квадрата, 9 -- площадь квадрата, 27 -- объем куба с ребром, равным 3. Таким образом, данная последовательность чисел выражает категории определенности, то есть тождество физического и геометрического тел. Но так как космос не есть определенное бытие, то он включает в себя становление иного, неопределенного, текучего, которое тоже выражается через ряд чисел: 2, 4, 8 и помещается в общем ряду, чередуясь в числами, выражающими определенность30.

Любопытно, что это деление, членение, разрезание "тела" завершается образом буквы, которая абстрагирует расчлененное тело в графему. В христианской традиции греческая буква "хи" естественно была переинтерпретирована как префигурация первой буквы имени Христа31 . Как будет видно из дальнейшего, диаграмма Рабана Мавра, придуманная Хармсом, связана с той же "тимеевой" процедурой деления и обнаружения центра, маркирования некой "первичной" точки. Хармса явно интересует Хрисмон (монограмма имени Христа), как символическое обозначение центра, точки. В его собственной тайнописи вариант такого Хрисмона обозначает букву О, которая кодировалась им так же, как знак ноля.

___________

29 Платон. Тимей, 35с -- 36с. // Платон. Соч.: В 3 т. Т. 3 (1) / Перевод С. С. Аверинцева. М.: Мысль, 1971. С. 475.

30 Платон. Соч.: В 3 т. Т. 3 (1). С. 668.

31 О переинтерпретации этого фрагмента из "Тимея" в христианской традиции и о роли Рабана Мавра в этой переинтерпретации см.: Степанов Ю. С., Проскурин С. Г. Цит. соч. С. 94-99.

Рассеченное сердце 243

8

Выбор Хармсом для диаграммы Мабра сердца отсылает к богатой традиции. Традиция эта восходит к Аристотелю, который утверждал, что сердце -- исток жизни и что поэтому оно формируется в организме раньше любого другого органа. Аристотель отмечал, что сердце однородно по своему составу, по существу, неделимо и занимает в теле совершенно особое место:

Источник должен по мере возможности быть единым; и из всех мест источнику более всего подходит центр. Потому что центр един и в равной степени удален от любой части...32

Аристотель помещал сердце в центре тела и между прочим указывал на наличие в нем трех полостей33.

Позднейшая мистическая традиция закрепила за сердцем статус Единого и центра и поместила душу, как воплощение такой центральности и неделимости, в центр сердца34.

В России начало мистической интерпретации сердца было положено в 1860 году пространной статьей П. Д. Юркевича "Сердце и его значение в духовной жизни человека, по учению слова Божия". Здесь сердце описывалось как особый орган души, который является

средоточием всей телесной и многообразной духовной жизни человека, сердце называется исходищами живота и истоками жизни ; оно есть коло рождения нашего (Иак. 3,6), то есть круг или колесо, во вращении которого заключается вся наша жизнь35.

Идея сердца как центра и средоточия была подхвачена и развита П. А. Флоренским в "Столпе и утверждении истины". Флоренский исходит из того, что форма человеческого тела существенна не столько своими "внешними очертаниями", сколько своей "устроенностью" как "целым". В теле всегда и всюду обнаруживается некое единство, выраженное, например, в некоем едином образе индивидуального характера:

В теле повсюду обнаруживается его единство. И потому, чем более вдумываемся мы в понятие "человеческого тела", тем настойчивее заявляет себя необходимость от онтологической периферии тела идти к онтологическому его средоточию...36

_________________________