— Веди, — проинструктировал он.

Тревор выехал со стоянки в уединенный переулок менее чем в миле от места сбора. Когда мы остановились, Барретт сел и сразу перешел к делу, тыча в меня пальцем и вытаращив дикие глаза.

— Сэм сказал, чтобы я не разговаривал с вами двумя. Он ненавидит тебя, Джонти. Он говорит, что вы собираетесь посадить меня в тюрьму за убийство Финукейна, — сказал он.

Я не терял времени даром. В эту игру могли бы играть двое. Я был полон решимости, что если будет борьба за доверие, то отдел уголовного розыска выйдет на первое место. Проблема заключалась в том, что я не мог исключить Сэма таким же образом, как он исключил бы меня. Руководящие принципы Уокера были четкими и обсуждению не подлежали. Но все же так часто в прошлом, когда рекомендации Уокера оказывались на нашей стороне, повестка дня Специального отдела по-прежнему имела приоритет над важными операциями уголовного розыска. В тех редких случаях Специальный отдел успешно доказывал, что указания, содержащиеся в докладе Уокера, были задуманы как простые руководящие указания. Мои начальники уголовного розыска не посмели бы с этим спорить.

Что бы я ни сказал в ответ, это должно было понравиться Сэму. Мы должны были держать его в курсе этого, если хотели придерживаться наших письменных инструкций.

— Сэм просто вносит свой вклад, Кен. Если бы мы собирались арестовать вас за убийство Пэта Финукейна, мы бы сделали это давным-давно, — солгал я.

Барретт все смотрел и смотрел на меня, его дикие глаза горели. Он искал хотя бы намек на предательство. Он ничего не нашел. Я снова посмотрел в эти злые глаза и выдержал его взгляд.

— Сэм хочет настроить тебя против нас, — сказал я. — Он хочет, чтобы ты имел отношение исключительно к особистам, а не к угрозыску. Это единственный способ, которым он может это сделать, — решительно возразил я.

— Ну, он может попытаться, Джонти. Он действительно ненавидит тебя. Ты можешь выкинуть его из машины?

Я никак не мог этого сделать. Я решил попытаться исправить ситуацию, в которой этот источник терял доверие к Специальному отделу. Ситуация, которую они сами создали. Я перегнулся через сиденье, чтобы быть поближе к Барретту.

— В интересах каждого в этой машине оставить их на борту, включая тебя, Кен, — сказал я правдиво.

Барретта это не убедило. Нам потребовалось почти два часа, чтобы убедить его позволить Сэму остаться с нами на встречах. Когда он собирался выйти из машины, он протянул руку и предложил ее мне для рукопожатия. Я намеренно уронил папку с бумагами со своего колена. Я наклонился вперед, чтобы поднять их. Барретт исчез из нашей среды прежде, чем я снова сел. Атмосфера в машине мгновенно разрядилась. Попытка Специального отдела заткнуть Барретту рот с треском провалилась. Очевидно, что он был более лоялен к нам, чем к ним. Позже это оказалось мне на руку.

Без моего ведома, во время моего отсутствия дома Ребекка разговаривала по телефону с нашей хорошей подругой Кэрри в Донахади, когда на экране телевизора появилась лента новостей, в которой говорилось, что двое мужчин из КПО погибли в результате столкновения с автобусом во время поездки по шоссе M2. Ребекка начала кричать. Она думала, что Тревор и я были убиты. Кэрри успокоила ее. Ее муж Артур, бывший детектив КПО, сказал, что он выяснит, были ли это Тревор и я, и перезвонит ей. Ребекке показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Артур перезвонил и сказал, что были убиты не мы с Тревором.

Я ничего не знала обо всем этом, пока не приехала домой с Тревором. Когда я вышел из машины, Ребекка бросилась ко мне и все обнимала и обнимала меня. Мы оба вложили в эти последние несколько часов больше стресса, больше беспокойства, чем большинству людей пришлось бы пережить за многие годы. Я ввел Ребекку в курс событий дня. К тому времени, как я закончил рассказывать ей историю Барретта от начала до конца, мы оба были более чем готовы лечь спать. Это был чертовски напряженный день. Неужели предательству Специального отдела не было конца?

Мои записи показывают, что мы еще несколько раз встречались с Кеном Барреттом в присутствии Специального отдела. Встречи были напряженными. На самом деле мы не хотели, чтобы там был Сэм. Барретт определенно не хотел, чтобы Сэм был там, а Сэм не хотел, чтобы мы с Тревором были там. Все это было так красиво. Столь ненужное само присутствие Специального отдела оказывало негативное влияние на наши попытки добраться до Барретта или до правды об убийстве Пэта Финукейна. Это было преднамеренное препятствие.

15 января 1992 года Барретт позвонил мне домой, чтобы спросить, почему я не выходил на связь. Барретт назвал другого человека, которого БСО идентифицировала как информатора Специального отдела. Он использовал этот случай, чтобы проиллюстрировать, почему он не хотел на них работать. Я сказал ему, что еще раз объясню ему основные правила. Я заверил Барретта, что буду находиться в машине со Специальным отделом только до тех пор, пока он будет настаивать на том, чтобы я остался. Как только он будет доволен своими кураторами из Специального отдела, я уеду. Барретт был рад это слышать. Больше я ничего не мог сказать. Я знал, что Специальный отдел прислушивается к каждому слову.

К 18 февраля 1992 года Барретт был настолько «зашуган» выходками Специального отдела, что просто сообщил нам информацию. Он также настаивал на том, чтобы мы «сбросили» все причитающиеся ему наличные в заранее оговоренном месте. В Специальном отделе ничего этого не было. Они ошибочно полагали, что я повлиял на Барретта. И снова они судили меня по своим собственным стандартам.

Месяц спустя Барретт снова пожаловался. В пятницу, 13 марта 1992 года, он сказал мне, что сотрудники Специального отдела звонили ему домой и оказывали на него чрезвычайное давление, требуя работать только на них. Меня тошнило от этого. Ничто из этого меня не удивило. Я довел это до сведения моих властей в уголовном розыске. Они обещали разобраться с этим. На этом этапе я просто выполнял необходимые действия. У меня не было никаких шансов добраться до Барретта или кого-либо еще, если уж на то пошло, в связи с убийством Пэта Финукейна или любым другим уголовным преступлением, в котором признался Барретт.

Барретт теперь был «Агентом Уэсли» Специального отдела. В течение последних пяти месяцев он был «охраняемой птицей». Теперь он пользовался полной поддержкой Специального отдела КПО. Никто не мог прикоснуться к нему. Он просто не осознавал этого. Он им не доверял. Хладнокровный серийный убийца-лоялист пополнил ряды армии агентов Особого отдела. Их ни на йоту не волновала кровь на его руках. Это их не интересовало.

В следующий раз я должен был встретиться с Барреттом и Сэмом в 18:30 вечера в понедельник, 16 марта 1992 года. Я и не подозревал об этом, но это был последний раз, когда я встречался с Барреттом в роли агента по сбору разведданных. Вероломные элементы из Специального отдела КПО как раз собирались превзойти самих себя в своих попытках убрать меня с дороги. Даже при всем моем многолетнем опыте знакомства с их «грязными трюками» я не ожидал того, что произошло дальше.

Согласно моим служебным записям, я заступил на дежурство в полицейском участке на Теннент-стрит в 8 часов утра 16 марта 1992 года. К тому времени, когда наступило 6 часов вечера, я уже был на дежурстве в течение десяти часов. Меня удивило, когда Сэм, сотрудник Специального отдела, даже не появился на Теннент-стрит, чтобы пойти со мной на встречу с Барреттом. Это было на него не похоже. У него было много недостатков, но опоздания не входили в их число. Я подождал до четверти седьмого, прежде чем позвонить ему домой.

— Алло, — Сэм снял трубку.

— Привет, Сэм, мы должны встретиться с Уэсли (Барреттом) в 18.30 вечера. Что происходит? Он звонил, чтобы отменить? — спросил я.

— Нет. Нет. Я совсем забыл об этом, — сказал он очень будничным тоном.

Не было и намека на обычную срочность. Я сразу почувствовал, что что-то не так. Я начал делать заметки. Сэм нарушил молчание.