В 8.50 вечера Барретт подъехал к условленному месту встречи. Сэм развернул машину Специального отдела, и мы поехали обратно, чтобы забрать его. По выражению лица Барретта, когда он взялся за ручку двери нашей полицейской машины, я понял, что он не слишком доволен тем, что мы с Тревором были не одни. Я предположил, что его очевидный гнев был вызван присутствием нашего сотрудника уголовного розыска, «связующего звена». Я был неправ. Ничто не могло подготовить меня к тому дебошу, который за этим последовал.

Барретт открыл заднюю дверь нашей полицейской машины и в мгновение ока оказался рядом с Тревором. У меня сложилось отчетливое впечатление, что он делал это раньше. В то же время я увидел, как Сэм полез под водительское сиденье, чтобы включить магнитофон. Сэм быстро поехал к ближайшей кольцевой развязке на Наттс-Корнер. Мы свернули на дорогу, ведущую к Крамлину. Машины, ехавшие нам навстречу, и другие, припаркованные на обочине дороги, замигали нам фарами. Я наклонился, чтобы проверить контрольную лампу фар на полицейской машине. Я искренне верил, что Сэм включил фары на полную мощность. Он этого не сделал. Люди, мигавшие фарами, не были разгневанными автомобилистами.

Наш друг Барретт не питал подобных иллюзий. Он точно уловил, что происходит. Сэм направил полицейскую машину в первую стоянку слева. Он притормозил рядом с большим черным мусорным баком, выключил зажигание и погасил все фары машины. Внезапно снова вспыхнули фары автомобиля, припаркованного примерно в 300 ярдах вверх по главной дороге и справа от нас. Теперь я точно знал, что происходит. Сэм потянулся за своим радиотелефоном. Прежде чем я успел остановить его, он нажал кнопку передачи. Ярко-красный огонек, указывавший на то, что полицейская рация находится в режиме передачи, казалось, почти осветил салон автомобиля.

— Птичка в гнезде, — сказал Сэм. — Птичка в гнезде.

— Вас понял, — последовал хриплый ответ.

Сэм убрал палец с кнопки передачи, и маленький красный огонек погас. Именно Кен Барретт нарушил, казалось бы, нескончаемое молчание, которое последовало за этим.

— Я же сказал тебе, Джонти, никаких особистов, — сказал он.

Я ничего не говорил. Я не мог поверить в глупость того, что только что произошло. Это было почти так, как если бы Сэм и его коллеги хотели, чтобы Барретт знал, что они из Специального отдела. Эта демонстрация силы и очевидного недоверия со стороны полиции не ускользнула от внимания Барретта. Он понял, что это было не то, что произошло бы на обычной встрече с сотрудниками уголовного розыска.

— Кто эти пидорасы, Джонти? Я заметил по меньшей мере четыре полицейские машины, и там, наверху, еще одна с мигалками! — сказал он.

Я был ошеломлен. Я не знал, что сказать. Барретт не был дураком. Что, черт возьми, я мог сказать? Была ли вся эта чепуха действительно необходима? Я залез в самые дальние уголки своего разума, чтобы придумать правдоподобный ответ.

— Эти люди здесь не только для того, чтобы защитить нас, но и для того, чтобы защитить тебя, — солгал я.

— И кто он такой, Джонти? — спросил Барретт, указывая на Сэма.

— Это Сэм, он офицер уголовного розыска из штаб-квартиры. Он твое связующее звено с наличными, — снова солгал я.

Специальный отдел не облегчал нам задачу. К этому времени мои глаза начали привыкать к темноте внутри машины. Я мог ясно видеть Барретта. Он был чрезвычайно взволнован. Я повернулся на своем месте, чтобы поговорить с ним. Было несколько очень важных вопросов, которые я хотел задать Барретту. Я также хотел посмотреть в его дикие глаза, пока он отвечал мне. Время от времени мимо проезжала машина или грузовик, освещая стоянку и нашу полицейскую машину. Он также освещал другую машину, штабной группы поддержки, которая была припаркована выше по дороге. Барретт наклонился вперед, чтобы видеть все вокруг. Он продолжал качать головой, чтобы показать свое раздражение.

— «Птичка в гнезде», Джонти? Это я? — спросил Барретт. — Сколько людей знают, что я здесь? Допустим, в каждой машине по трое таких парней. Это пять машин и пятнадцать человек, плюс вы трое. Это означает, что по крайней мере восемнадцать человек знают, что я здесь, и сколько еще?

Барретт был взбешен. Ничто из того, что только что произошло, не было сделано для того, чтобы помочь нам убедить его в том, что Сэм был сотрудником уголовного розыска. На самом деле все, что видел Барретт, служило только для того, чтобы показать ему, что его окружило «особое» подразделение КПО. Он знал, что Сэм и его коллеги не были сотрудниками уголовного розыска. Сейчас мне нужна была помощь Сэма. Только он мог изменить эту ситуацию. Я толкнула его коленом. Он не обернулся. Я не мог поверить в то, что произошло дальше. Сэм засыпал Барретта серией вопросов по сбору информации.

Барретт пришел в еще большую ярость. Это были не те вопросы, которые обычно задавал бы сотрудник уголовного розыска, и он это знал. Сэм, очевидно, не собирался помогать мне убеждать его в том, что он не офицер Особого отдела. Если бы мы хотели убедить Барретта в том, что Сэм был коллегой из уголовного розыска, нам пришлось бы сделать это самим и быстро, если бы мы не хотели рисковать намеренно оттолкнуть Барретта. Но зачем офицерам Особого отдела пытаться намеренно расстроить этого человека? Почему они не хотели использовать потенциал Барретта? Дела постепенно ухудшались.

Барретт повторил вопросы Сэма почти дословно. Он ничего не упустил.

— Он гребаный особист! — воскликнул он. — Сотрудники уголовного розыска так не разговаривают, — добавил он.

Я должен был согласиться с ним. Я не мог поверить в то, что происходило. Я ни за что на свете не смог бы этого понять. Я решил, что все, что я мог сделать, это попытаться исправить ситуацию. Я говорил быстро и со всей убедительностью, на какую был способен. Барретт должен был быть поставлен в известность о том, кто именно контролирует эту неоправданно чреватую ситуацию.

— Теперь послушай, Кен. Эта охрана предназначена для всех нас, и вопросы Сэма были заданы ему в штаб-квартире КПО. Ты же говорил, задавайте мне вопросы. Это некоторые из них, и у меня будет еще много вопросов в том же духе, как только ты на них ответишь, — сказал я.

Барретт уставился на нас, ища признаки нервозности или того, что мы лжем. Он ничего не нашел. Затем он успокоился. Но он не был доволен и, конечно, не был убежден, что Сэм был офицером уголовного розыска. Он начал отвечать на вопросы так же быстро, как они были ему заданы. Его знания о АОО/БСО, их деятельности и личностях были, мягко говоря, глубокими. Я вспомнил, что разговор записывался на магнитофон. Я не хотел, чтобы Барретт понял, что это происходит. Я включил внутреннее освещение в машине, чтобы хотя бы притвориться, что делаю несколько заметок. Я начал записывать некоторые из наиболее важных ответов Барретта. Не успел я написать и двух-трех слов, как Сэм снова выключил внутренний свет. Он подмигнул мне и указал на магнитофон. Барретт не мог видеть, как он это делает. Сэм подумал, что я забыл, что он включен. Я этого не делал. Я просто не хотел, чтобы Барретт заподозрил, что мы его записываем.

Я протянул руку и снова включил освещение в салоне машины. Прежде чем я смог начать что-либо писать, Сэм снова выключил его. Это было бесполезно. Сэм либо не понял моей ролевой игры, либо намеренно хотел, чтобы Барретт почуял неладное. Я догадался, что это было последнее. Но почему?

Наши мелкие разногласия напрасно пугали Барретта. Тревор проделывал замечательную работу, отвлекая Барретта. Мы просидели в этой машине большую часть двух часов, допрашивая его. Я не могу точно вспомнить, в какой момент это произошло, но он был в состоянии полного беззащитного сотрудничества, когда я решил спросить его, кто убил адвоката Пэта Финукейна.

Самообладание покинуло Баррета. На его лице было написано потрясение. Возможно, это был жестокий характер убийства или, возможно, это было из-за споров вокруг него, но я понял, что задел за живое. Я стремился продолжить это дело, потому что в то время республиканцы более двух лет утверждали, что к убийству причастны сотрудники Сил безопасности. Если бы существовал сговор на каком-либо уровне, то вполне вероятно, что Барретт точно знал бы, кто в нем замешан. Он уже намекнул, что может передать сведения о сотрудниках КПО и полка обороны Ольстера, которые передавали информацию БСО.