— Ты напрасно тратишь свое время, — предупредил он меня. — Джон Дункан неприкасаем. Все, что ты сделаешь, это добьешься перевода, — сказал он.

— Перевода? Они переведут меня? Для чего? — спросил я.

— За то, что разворошил целое осиное гнездо. Они обелят Дункана и переведут его в другой округ на год или два, но они избавятся от тебя навсегда. Никто не поддерживает разоблачителя, Джонстон. Поверь мне, — сказал он.

Это был старый парень с большим опытом в уголовном розыске, человек, которому я доверял. Он был моим партнером. Он похлопал меня по спине, направляясь к выходу из главного офиса.

— В этой полиции полно Джонов Дункансов, сынок, — сказал он. — Никто не заинтересован в том, чтобы избавить нас от них. Гораздо проще игнорировать их, — добавил он.

Я вообще с этим не был согласен. Однако этот синдром страуса должен был проявляться снова и снова на протяжении всей моей службы. Никто из представителей власти, казалось, не был способен или готов иметь твердые и эффективные отношения с этими людьми.

На следующий день после того, как на меня жестоко напали, я пошел в караульное помещение, чтобы проверить книгу С6 участка. Я хотел узнать, подал ли мистер Купер свою жалобу. Он этого не сделал. Его сыну предъявили обвинение вместе с остальными, и это было правильно. Любой план освободить других подозреваемых сотрудников ДСО и предъявить обвинение ему одному был разоблачен и теперь отброшен. По крайней мере, в этом случае ДСО не стала бы диктовать, кому что делать в нашем участке КПО. В конечном счете, однако, ни один из шести мужчин не был привлечен к ответственности за хранение оружия: после короткого слушания в городской комиссии Белфаста судья объявил, что наших доказательств против них было недостаточно.

Несколько дней спустя Дункан остановил меня в коридоре полицейского участка. Я приготовилась к новой конфронтации, но он протянул мне руку. Я ее не пожал. Это произошло так быстро, что момент был упущен. Каким-то образом я понял, что совершил еще одну ошибку.

В течение нескольких месяцев после этого я мучительно размышлял о том, следует ли мне оставить полицейскую службу. Как полностью квалифицированный электрик, я мог бы вернуться на гражданку и получать более высокую зарплату. Но дело было не в деньгах: я знал, что работа электриком не принесет мне такого удовлетворения от работы, как служба в полиции. В любом случае, разве это не было именно тем, чего хотели такие люди, как Дункан?

Подавляющее большинство офицеров КПО были порядочными людьми. Многие из тех, кто слышал мой рассказ об избиении, сочли это слишком невероятным, чтобы даже представить. На самом деле они предпочли бы этого не слышать, не говоря уже о том, чтобы поверить в это.

Рождество 1974 года пришло и ушло, и я, наконец, решил остаться в КПО. В то же время я поклялся, что сделаю все, что в моих силах, чтобы расстроить таких людей, как Дункан: я был полон решимости изменить ситуацию к лучшему. Поэтому я решил свести все это грязное дело к опыту. С тех пор я просто работал с такими людьми, как Дункан и Херст.

Однажды поздним вечером в мае 1975 года я дежурил в офисе уголовного розыска. Несколько моих коллег-офицеров собрались, готовясь отправиться домой. Некоторые из этих мужчин были пьяны. Старший инспектор, который совершенно не подозревал о каких-либо трениях между мной и Дунканом, попросил меня отвезти Дункана домой, поскольку я был трезв.

В то время Дункан жил в Северном Белфасте. Другие полицейские помогли ему выбраться наружу и сесть на пассажирское сиденье полицейской машины. Я сел на водительское сиденье и уехал. Когда мы ехали по Шор-роуд, Дункан заговорил со мной низким, угрожающим тоном:

— Они думают, что я пьян, ты думаешь, что я пьян, но я просто покажу вам, насколько я трезв, — сказал он.

Он начал указывать на достопримечательность за достопримечательностью, пока мы проезжали мимо них: бальный зал «Телстар», магазин чипсов «Голден Фрай», жилой комплекс Маунт-Вернон.

— С тобой покончено, ты слышишь меня, покончено. Я дал ДСО твой новый адрес в Монкстауне. Это только вопрос времени, — сказал он и рассмеялся. В его тоне безошибочно угадывалась недоброжелательность. Он поднес правую руку в форме пистолета к голове.

— Бум! — сказал он и снова рассмеялся.

Казалось, он действительно думал, что это забавно. Я промолчал, отказываясь быть втянутым в разговор с ним. Я остановил машину возле его дома. Он поколебался, прежде чем выйти на тротуар, угрожающе наклонившись ко мне:

— Ты не послушал меня, сынок. Что ж, может быть, ты послушаешь этих парней из ДСО. Они собираются сделать из тебя пример, — сказал он.

Он выбрался из полицейской машины и без посторонней помощи направился к своей входной двери. Он не оглянулся в мою сторону. Я наблюдал, как он некоторое время возился со своими ключами в замке входной двери, прежде чем войти внутрь. Конечно, он был пьян, но он ни в коем случае не был в своем обычном безногом состоянии.

Я сидел там, в машине, возле его дома, пытаясь осознать все это. Злоба, зловещий подтекст, полные ненависти глаза. Не было никаких сомнений в том, что этот человек желал мне зла. У меня сложилось отчетливое впечатление, что, что бы ни должно было произойти, мне не придется долго ждать. Я переехал в свой новый дом в Твинберне в Монкстауне всего месяц назад, в апреле 1975 года. Мало кто точно знал, где я живу. Насколько мне было известно, ни одна военизированная группировка не знала о моем новом адресе.

Примерно через десять дней после угроз Дункана в машине я был на лужайке в своем палисаднике перед домом 14 по Твинберн Драйв, Монкстаун, в двухквартирном доме. Был прекрасный солнечный день, и я максимально воспользовалась хорошей погодой, чтобы прополоть клумбы. Я выбрасывала сорняки в черную виниловую крышку мусорного ведра рядом с собой.

Из-за всех трений с Дунканом я постоянно находился в состоянии повышенной готовности как дома, так и на работе. Это истощало мои силы, но я не мог позволить себе потерять бдительность. У меня было мое оружие самозащиты, 9-миллиметровый «Вальтер», спрятанный под крышкой мусорного бака, вне поля зрения, но легко доступный для меня.

Твинберн был тихим кварталом. Временами было слышно, как падает булавка. Это был один из таких случаев. Тишину поместья нарушил шумный приезд автомобиля со сломанным глушителем. Я был встревожен, когда он резко остановился возле дома моих ближайших соседей слева от меня. Я услышал, как открылась дверь и грубый мужской голос крикнул: «Его мотор там, сделай это быстро».

Я инстинктивно понял, что это относится ко мне. Моя машина была припаркована сбоку от дома, а мои ворота были закрыты. К счастью, моя стеклянная входная дверь тоже была закрыта. Я знал, что попал в беду. Я сунул руку под крышку мусорного бака и схватил свой пистолет «Вальтер». Я проверил маленький штифт перед курком. Он был выдвинут, что указывало на то, что у меня был патрон в казенной части. Все, что мне нужно было сделать, чтобы выстрелить из пистолета с УСМ двойного действия, это снять его с предохранителя. Я именно это и сделал.

Моя хватка на пистолете была твердой, хотя ладони вспотели. Я с трепетом наблюдал, как юноша в возрасте от 18 до 20 лет приближался к моему дому. Он был худощавого телосложения, не очень высокого роста, с очень длинными темными волосами. Его лицо было мрачным, выражение напряженным. Он был так поглощен наблюдением за моей входной дверью, что не заметил меня в саду всего в нескольких футах от себя, достаточно близко, чтобы дотронуться до него. На краю сада была стена высотой в три фута, отделявшая сад от пешеходной дорожки за его пределами. Пешеходная дорожка находилась на более высоком уровне, чем сад. Я смотрел на этого парня снизу вверх, изучая каждое его движение. Он продолжал оглядываться на машину, которую только что покинул, словно в поисках вдохновения. По его поведению я понял, что он собирается стать угрозой для меня.

Все еще не обращая внимания на мое присутствие, он прошел мимо меня и остановился у главных ворот. Я видел, что он очень нервничал. Правую руку он держал в боковом кармане пальто и, судя по форме выпуклости, что-то там держал. Он с трудом пытался открыть кованые железные ворота левой рукой. Я нервничал так же, как и он. Я не хотел делать ничего резкого, что могло бы вызвать у него панику. Поблизости было много других людей, спокойно занимавшихся своими делами. Я надеялся разрядить эту ситуацию с наименьшей возможной угрозой для жизни. Особенно моей.