В КРАСНОЯРСКЕ на конгрессе фантастов торжественная обстановка - полный зал и вручение призов за успехи на творческой ниве: "Меч в камне", "Меч в зеркале", "Меч в жопе"... На сцене важно сидят писатели - предполагаемые лауреаты и те, кому ничего не светит, но все равно писатели. А Измайлов скромненько в зале сел - он не фантаст, он как бы детективщик, он вообще называет свои труды простенько: Литература (да, с большой буквы). Объявили всех лауреатов, раздали всем сестрам по мечам. Как бы всё. И тут вдруг главный спонсор говорит: - И еще мы хотим вручить премию "Самому читаемому писателю" - по итогам беспристрастного опроса населения всея Западныя и Восточныя Сибири... Мечей у нас уже нет, все розданы. Потому премия - денежная, в конверте. Премия! Вручается! Измайлову! Не думал, не гадал он, никак не ожидал он такого вот конца, такого вот конца. И никто из коллег-недоброжелателей не думал, судя по шипению за спиной, когда новоиспеченный лауреат на сцену из зала поднялся, чтоб конверт получить. И даже никто из коллег-доброжелателей не думал, судя по радостным вопросам: "Что ж ты с такими деньгами теперь делать будешь?" Что-что! - А скока все эти ножики стоят? - нарочитой новорусской гнусавостью осведомляется лауреат о "Мече в камне", "Мече в зеркале", "Мече в жопе". И купюры из конверта отслюнивает. Впрочем, на кой ему мечи (тем более - в жопе)?! - Пропьем, разумеется! Всем конгрессом! - Ур-р-ра! Никакое не "ур-р-ра!". Не удалось окончательно пропить премию. Даже всем конгрессом. Пришлось лауреату некоторую часть (правда, малую) домой привезти. На первое время хватило. Первое время - три месяца.
В КРАСНОЯРСКЕ участников конгресса фантастов разбили на "тройки" и принялись возить на встречи с читателями. "Тройка" - минский Брайдер, питерский Измайлов, киевский Штерн. - А вот вы верите в бога? - публично спросил читатель на встрече. - Я - да. Категорически!- ответил минский Брайдер. - Я - нет. Категорически! - ответил питерский Измайлов. - А я воздержался... - примирительно ответил киевский Боря Штерн.
В КРАСНОЯРСКЕ на встрече с читателями при большом скоплении оных дама-халда напористо спросила облауреаченного Измайлова: - Вот вы вообще называете свои. труды простенько: Литература (да, с большой буквы). Но это же детективы! Неужели вы всерьез полагаете, что... Измайлов глазом не моргнул и проответствовал: - В моем последнем романе есть, как минимум, десяток страниц непревзойденной прозы, которые, безусловно, признаны вершиной мировой литературы. Переждал возмущенную публичную паузу ("Каков наглец!"), пояснил: - ...ибо я включил в свой текст отрывки из романов Достоевского "Идиот", "Братья Карамазовы", "Бесы", "Преступление и наказание", никоим образом их не закавычив. Переждал недоуменную публичную паузу ("Каков аферист!"), завершил: - Впрочем, если читатель этого не заметил, льщу себя надеждой, что и остальной текст романа в какой-то степени соответствует уровню Федора Михаиловича. А собственно...
В КРАСНОЯРСКЕ на конгрессе фантастов группа писателей так называемой четвертой волны сидит в нумере, чинно пьет чай. - Ребята, - говорит Миша Успенский, - все, что мы пишем, - это полное дерьмо, на котором когда-нибудь произрастет гений! - Я уже произрос, - без тени улыбки с апломбом заявляет Столяров.
И ВОЛГОГРАДСКИЙ Евгений Лукин, прежде чем стать писателем, потрудился типографским работником: - А какие пометки на полях делали журналисты, отправляя полосы нам на правку! О-о, какие пометки! "Тем же кеглем, но покрупнее!"
О РЕАЛИЗМЕ. Сидит фантаст Витман-Логинов, пишет сельскохозяйственную фантастику. И вот есть у него в рассказе механизатор, который по пьяной лавочке тракторы топит в реке. Сидит Витман-Логинов и думает: сколько же разрешить персонажу тракторов утопить - два или три? Два вроде маловато, три - не поверит никто... Волгоградский Евгений Лукин сочувственно смотрит на его мучения и спрашивает: - Слава, а сколько этот мужик на самом деле тракторов утопил? Логинов тяжело вздыхает и говорит: - Одиннадцать...
КОГДА-ТО В МОСКВЕ создалась группа "Апрель" - яростные сторонники Перестройки. Туда могли входить и немосквичи-писатели. (Писательская группа этот "Апрель".) Прозаика Житинского спросили: - Саша, а ты собираешься вступать в группу "Апрель"? Житинский подумал и сказал: - Я лучше вступлю в группу "Ласковый май"!
НО НЕ ВСЕ прозаики столь аполитичны. Некоторые еще с младых ногтей... К примеру, Измайлов... Семейное предание гласит: Давным-давно, в 1958 году, дедушка решил, что пора внука приобщить к святыне. Взял он трехлетнего бутуза на руки, сходил с ним в Мавзолей. Паломничество не паломничество, Мекка не Мекка, но мероприятие утомительное по тем временам. Это нынче на площади трех вокзалов зазывала завывает в мегафон: "Кто в Мавзолее не бывал, тот Москвы не повидал! Москвичи и гости столицы! Бесплатно! Посещение Мавзолея! Кто в Мавзолее не бывал..." А тогда - с шести утра очередь занимай в Александровском саду, к полудню добредешь - медленно и печально. И вот он уже - почетный караул-носферату. И вот она - дверь. И первые, кто тебя встречает за порогом, - два организма в строгом, которые каждому (каждому!) входящему показывают "тс-с!", прикладывая палец к губам. Адов труд! Четыре дня в неделю присутственными долгими часами каждому (каждому!) входящему внушать мимически: тс-с! И вот он уже - саркофаг (в ту пору двуспальный). Народ безмолвствует, как и предписано. Народ конвейерно следует предписанным маршрутом-полукругом чтоб разглядеть мощи во всех ракурсах: вид снизу, вид сбоку, вид сверху, опять вид сбоку, опять вид снизу... и пожалте на выход, не останавливайтесь, идите, идите. И вот в этой мертвой и разве что шаркающей тишине вдруг раздается звонкий альт трехлетнего бутуза: - Ленин-Сталин - на бочок, а Булганин - не-ету! И - тишина. Снова. Шаркающая... Дедушка поседел мгновенно. Понятно, не дедушка Ленин. Понятно, не дедушка Сталин. (Им-то все равно! Мертвые срама не имут!) Дедушка Артем Джамалович, у которого на руках было то голосистое дитятко. Дедушка Артем Джамалович обоснованно ждал, что сейчас его повяжут. Вот сейчас выйдет из Мавзолея - схватят и повяжут. Вот сейчас минует Аллею почетного захоронения - схватят и повяжут. Вот сейчас покинет пределы Красной площади - схватят и повяжут. Вот сейчас вернется домой, а там уже ждут - схватят и повяжут. Вот сейчас через день, неделю, месяц, год, сто лет - схватят и повяжут! Обошлось! Вероятно, блюстители решили пропустить звонкий альт мимо ушей. Действительно! Хватать и вязать в 1958-м уже не совсем... м-м... актуально. Да и дедушка старый, ему все равно. Пацаненок же мал еще, чтоб ему припаять нечто. И явно не от ранней (с пеленок) политизированности он того самого... а от радости узнавания. Портреты Ленина-Сталина в ту пору на каждом углу. Портрет Булганина - тоже... в ту пору. (Был он, Николай Александрович, в ту пору целым Председателем Совмина. По рангу положено чтоб на каждом углу.) Ну и - радость узнавания, детская непосредственность: "...а Булганин не-ету!" Таково семейное предание. Которому Измайлов бы не поверил, сочтя за анекдот а ля Чуковский, а ля "От двух до пяти". Но седенький дедушка Артем Джамалович был, что называется, по жизни зятем одному из двадцати шести бакинских комиссаров и выдумать подобную крамолу не способен был по определению. И потом... совсем потом, в разгар Перестройки, довелось пообщаться с очень пожилым отставником компетентных служб на тему "Мавзолей" (для перестроечного "Огонька"). Он и говорит, мол, всякое бывало - от драматического, когда маньяк по саркофагу из пистолета выпалил, до забавного, когда устами младенца над нетленными телами было озвучено: "Ленин-Сталин - на бочок..." Говорит он, говорит и палец к губам подносит: "Тс-с!" И смотрит профессионально-испытующе, так и вынуждает собеседника к идиотическому "А это был не я!" или к не менее идиотическому "А это был я!"... Ну и вот, никому не скажу, а вам скажу. Таки это был Измайлов. Трех лет от роду. В 1958-м году. Первое посещение Мавзолея.
