Жизнь человека в тоталитарном обществе скудна и полна невзгод и лишений. После периодов некоторого улучшения материальной жизни тут же наступает резкое ухудшение, а то и голод, во время которого гибнут миллионы людей [2]. Города перенаселены, потеря работы грозит голодной смертью. Сельское население, особенно в коммунистической России, постоянно находится на грани выживания. Страна окружена врагами и непрерывно готовится к тяжелой войне. Опасность грозит не только извне, но и изнутри: бесконечно готовятся заговоры и покушения на вождей, везде снуют шпионы и вредители, внутренний враг, столь же опасный, как и внешний и связанный с ним тысячами нитей, ни на минуту не оставляет страну в покое. И вместе с тем это время высоких чувств и постоянного энтузиазма [3].
1 Neuman S. Permanent Revolution. N.Y. 1942. P. 41-42.
2 Герберт Уэллс, посетив Россию в 1920 г., встречался с Лениным и был так поражен контрастом между мечтами о будущем индустриальном развитии России и ужасной бедностью страны, что назвал Ленина утопистом и "кремлевским мечтателем". Т. Драйзер, посетивший СССР несколькими годами позже, пришел к таким же выводам. Процесс индустриализации страны прошел в 30-е гг. успешно, но он не только не избавил народ от нищеты, но, напротив, углубил и расширил ее. Уже в это время стало очевидно, что Уэллс в своей характеристике Ленина был прав.
3 Ю.Н. Давыдов пишет о постоянной поддержке энтузиазма страхом в чувствах советских людей: "Вопреки новомодной идее, согласно которой партийной бюрократии удалось обмануть народ (который, к тому же, сам "хотел быть обманутым"), заразив его энтузиазмом грандиозных строек (при этом поминается "Магнитка", хотя не худо было бы вспомнить и Беломорканал), народ-то вовсе не так глуп, как нам желали бы его сегодня представить, апеллируя к "информации", почерпнутой из сталинских кинофильмов. Если "простой советский человек", оказавшийся в толпе или на собрании, и кричал "Ура!", то не худо бы поинтересоваться, что было подлинной причиной этого официального возгласа? - "энтузиазм" или страх "попасть на заметку") и, значит, подвергнуться репрессии по 58-й статье: "измена Родине" (коль скоро он не продемонстрирует этот самый "энтузиазм" достаточно правдоподобно") (Давыдов Ю.Н. Макс Вебер и современная теоретическая социология. М., 1998. С. 451).
427
"Большевизм ликвидировал частную жизнь, - пишет В. Беньямин, посетивший Москву в конце 20-х гг. - Администрация, политическая жизнь, пресса настолько всемогущи, что для интересов, с ними не связанных, просто нет времени. Нет и места. Квартиры, в которых прежде в пяти-восьми комнатах жила одна семья, вмещают теперь до восьми семей. Через наружную дверь такой квартиры попадаешь в маленький город. А чаще на бивак. Уже в коридоре можно натолкнуться на кровати. В четырех стенах люди только остановились на время, и скромная обстановка по большей части представляет собой останки мелкобуржуазного имущества, производящего еще более удручающее впечатление, потому что меблировка такая скудная... Люди выносят существование в этих квартирах, потому что своим образом жизни они отчуждены от него. Они проводят время в конторе, в клубе, на улице. Здесь же расположены только тылы мобильной армии чиновников. Занавески и перегородки, часто лишь до половины высоты комнаты, призваны увеличить число помещений... Каждое отклонение от предписанных норм наталкивается на необозримый бюрократический аппарат и на непомерные расходы... Человек, не состоящий в соответствующих органах, может лишиться всего и умереть в лишениях... Новые русские называют социальную среду единственным надежным воспитателем" [1].
Русские художники 30-х гг. спустя полвека вспоминали об этом времени: "Были и коллективизация, и голод, и Гулаг. Но была и увлеченность, светлое, радостное восприятие жизни, великая вера и надежда. Даже у тех, кто пострадал, не было озлобленности и мести. Не были утрачены еще иллюзии и искренняя вера в их осуществимость. Конечно, это был спектакль: "Демагогия, возведенная в степень чувства" (М. Светлов)" [2].
1 Беньямин В. Москва // Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. Избранные эссе. М., 1996. С. 179-180.
2 Огонек. 1990. № 29. С. 16.
В 1932 гг. в Москве проходила Международная конференция по психотехнике, одно из последних международных научных мероприятий, устраивавшихся в СССР до войны. Наблюдая жизнь Москвы, многие участники конференции задавались вопросом, не приводят ли такие колоссальные социальные сдвиги к изменениям в психологии общества, не наблюдается ли угнетенного, подавленного настроения у
428
большинства людей, и приходили к выводу, что, наоборот, настроение в основном бодрое и даже "болезненно-повышенное" [1]. "Это так, - замечают современные авторы, - но любой психиатр скажет, что уверенность в том, что "нам нет преград ни в море, ни на суше" и убеждение, что мы со всех сторон окружены врагами, - это две фазы маниакально-депрессивного психоза" [2]. Социализм не является, конечно, болезнью общества, точно так же, как не является он великим его обманом. "Такое грандиозное движение, как социализм, в принципе не может быть построено на обмане. При всем изобилии находящихся на поверхности демагогических приемов, в глубине такие движения бывают честными, они прокламируют свои основные принципы явно - для всех, кроме тех, кто сознательно старается их не слышать" [3].
Люди социалистического общества убеждены, что они сделали правильный выбор, и если не их самих, то их детей и внуков ждет прекрасное будущее [4]. Поскольку Россия - первая страна, строящая социализм и преодолевающая бешеное сопротивление врагов, строители социализма особенно горды своим выбором и готовы приложить все силы для реализации своей мечты и своих планов. Даже позднее, в период разложения коммунизма люди вели себя так, как если бы им выпала большая честь не просто жить, а осуществлять великое историческое мероприятие [5]. Жизнь действительно была похожа на спектакль, в котором каждый выступал не от себя, а исполнял определенную, социально важную роль. Но это исполнение было искренним, в нем отсутствовало притворство и была вера в нужность такого спектакля для решения главной задачи - построения нового общества.
