Речь Пятакова ошеломила его собеседника, слушавшего ее с ужасом. "Не лжет ли он? - спрашивал себя Валентинов. - Не хочет ли он для чего-то меня просто эпатировать? И неужели его политическую "философию" можно вывести прямо от Ленина? Ведь ход мысли Пятакова неумолимо приводит к выводу, что, раз все возможно, тогда и "все позволено". Можно и должно, если этого требует партия, в 24 часа перевернуть наизнанку свои убеждения... Можно и должно так себя настроить, дрессировать, чтобы при всяких движениях и поворотах партии быть всегда с нею внутренне согласным" [4]. Валентинов исходил из обычной морали и обычной логики, коммунистическая же партия выработала для своих членов совершенно новую мораль и новую логику: добром является то, что способствует укреплению единства партии и ее успехам; член партии не имеет права ни на собственные, отличные от требуемых партией, убеждения, ни на саму собственную жизнь. В усвоении этой морали - одно из объяснений того, почему оказались возможными и успешными показательные процессы середины 30-х гг. "На судебных процессах, ведомых Вышинским, все обвиняемые, в том числе и представители "ленинской старой гвардии", покорно признавались в покушениях на жизнь Сталина и в прочих не сделанных ими преступлениях, - писал Валентинов гораздо позднее. - Эти признания вырывались различного характера физическими и моральными пытками, но после того, что я слышал в Париже от Пятакова, я готов допустить, что его поведение на суде может быть объяснено не только пытками. Пятаков мог верить, считать или заставить себя считать, что требуемые от него показания и признания нужны партии, ее руководству, необходимы для упрочения и успехов строительства коммунизма, превращения невозможного в возможное" [5]. Валентинову со временем стала понятна и "омерзительная, гнуснейшая статья Пятакова", опубликованная 21 августа 1936 г., накануне его ареста. Приветствуя расстрел Каменева и Зиновьева, Пятаков писал, в частности: "Их надо уничтожить как падаль, заражающую чистый, бодрый воздух советской страны, падаль опасную, могущую причинить смерть нашим вождям" [6]. Валентинов допускает и даже склоняется к тому, что "Пятаков писал свои глупости, делал свои признания, шел к смерти с убеждением, что все это нужно для победы коммунизма. Это делает историю Пятакова до кошмара страш

1 Валентинов Н. Указ. соч. С. 24.

2 Там же.

3 Там же. С. 24-25.

4 Там же.

5 Там же. С. 26.

6 Там же.

277

ной..." [1]. Еще более страшной ее делает просьба Пятакова за год до его расстрела предоставить ему "любую форму реабилитации", и, в частности, внесенное им от себя предложение "разрешить ему лично расстрелять всех приговоренных к расстрелу по процессу, в том числе и свою бывшую жену" [2].

Тоталитарной партии требуются люди-роботы, эффективно функционирующие по заложенной в них партией программе и тут же меняющие не только свою деятельность, но и свои мысли и чувства, как только меняется эта программа.

С темой тоталитарной партии тесно связана тема тоталитарной бюрократии: в тоталитарном обществе его бюрократия состоит только из членов тоталитарной партии и представляет собой ядро последней. Глубокий анализ особенностей тоталитарной бюрократии как бюрократии нового типа дан в работах Ю.Н. Давыдова [3]. Он выделяет, в частности, следующие неотъемлемые особенности тоталитарной бюрократии: она является "вездесущной"; имеет ярко выраженную репрессивно-карательную ориентацию; одержима стремлением осуществить сплошную "перековку" народа и сделать каждого бюрократом, пусть самым мелким, но все-таки находящимся на службе у тоталитарной бюрократии; расшифровывает содержательно определяемую цель "Власть во имя Великой идеи" (например, коммунизма) как абсолютно формальную цель "Власть ради Власти", т.е. исключительно ради своего самовозвышения; стремится к социальному деструктурированию общества, превращающему бюрократа в необходимейшую фигуру во всех сферах - экономики и права, культуры и быта, межличных отношений и интимных связей и т.д.; нуждается в наделенном абсолютной властью Вожде, без которого тоталитарно-бюрократическая система всегда остается незавершенной и, значит, недостаточно тоталитарной; использует регулярные "чистки" (массовые репрессии) как форму управления не только страной в целом, но и тоталитарно-бюрократическим аппаратом. В конце 20-х - начале 30-х гг., пишет Давыдов, стало очевидно, что "тоталитарно-бюрократический аппарат может функционировать лишь за счет его - инициируемого "Вождем" - самопожирания, представлявшего собой единственно возможный для него способ самообновления при сохранении (и расширенном воспроизводстве за счет "новых кадров", тем более преданных "Вождю", чем они "новее") его внутренней структуры. Вот почему представляются столь сомнительными в теоретическом отношении рассуждения о тоталитарной бюрократии как "новом классе" [4].

1 Там же.

2 См.: Известия ЦК КПСС. 1989. № 9.

3 См. в особенности: Давыдов Ю.Н. Макс Вебер и современная теоретическая социология. Актуальные проблемы веберовского социологического учения. М., 1998. С. 440-465.

4 Там же. С. 447.

278

Идея, что в коммунистическом обществе партийная бюрократия является новым правящим классом, была впервые высказана М. Джиласом и позднее подробно разрабатывалась М.С. Восленским [1].

Утилитарная свобода

Нужно отметить, что человек коммунистического общества совершенно не чувствует себя несвободным. Более того, он ощущает себя даже более свободным, чем человек капиталистического общества, хотя и понимает свободу чрезвычайно своеобразно. Он убежден, что его основная задача, ради которой можно пожертвовать многим, если не всем, - построение нового, совершенного общества. Ему нужна не просто абстрактная, индивидуалистическая свобода, а свобода в деятельности, направленной на создание такого общества. Не случайно советские люди, бывавшие в капиталистических странах, характеризовали столь восхваляемую в них свободу как "бесполезную" [2].

1 См.: Джилас М. Новый класс. Анализ коммунистической системы. Нью-Йорк, 1957; Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М., 1991. Восленский настаивал, в частности, на том, что известное ленинское определение социального класса в полной мере приложимо к партийной бюрократии (номенклатуре) общества реального социализма (см.: Там же. С. 18-34). Еще в середине 30-х гг. Н.А. Бердяев замечал: "Диктатура пролетариата, усилив государственную власть, развивает колоссальную бюрократию, охватывающую, как паутина, всю страну и все себе подчиняющую. Эта новая советская бюрократия, более сильная, чем бюрократия царская, есть новый привилегированный класс, который может жестоко эксплуатировать народные массы. Это и происходит..." (Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 105).