Но вернувшаяся в понедельник утром от следователя Николаева вдова моего друга успокоила: выслушав ее и прочитав мое письмо, товарищ Николаев милостиво изрек:

{410} - Пусть возвращается домой в Пушкин и ждет там. Чего "ждать" однако?

Мы с В. Н. решили еще день погостить в Петербурге, благо вырвались в него через запретный кордон. Но вдруг - в середине ночи на 2-ое сентября получил я на квартире в Ленинграде новую повестку от следователя Николаева - об обязательной явке к нему в 11 часов утра, "независимо от состояния здоровья". Посоветовались с В. Н. и решили - надо лезть удаву в пасть, будь, что будет!

В назначенный час явился. В приемной перед комнатой No 202 - толпа встревоженных людей, вызванных такими же повестками и ожидающих очереди. В комнате No 202 заседают десять следователей НКВД, вершат судьбы призванных к допросу. Толпа человек в полтораста - наполовину лица с немецкими фамилиями, наполовину "репрессированные" в свое время люди, вроде меня. Вызывают по очереди. Некоторые после допроса возвращались обратно через приемную комнату, некоторые не показывались больше: их уводят другим ходом и они исчезают бесследно.

Считаю этот день 2-го сентября 1941 года - самым опасным днем в своей жизни: решался вопрос - уцелеть или погибнуть.

Прождав часа два, был вызван к столу следователя Николаева. Последовало составление обычной анкеты (еще раз!), главный упор которой был направлен на вопросы о прежней "судимости", о тюрьмах и ссылках. Отвечая, особенно подчеркнул, что из последней тюрьмы освобожден два года тому назад за прекращением дела, без предъявления статей и в виду отсутствия состава преступления.

- Судимость снята? - спросил следователь.

- Нет еще.

- По какому же праву вы живете в Пушкине?

Ответил:

{411} - Живу по временной прописке, как командированный московским Государственным Музеем.

Следователь Николаев помолчал, что-то обдумывая (в эту минуту решалась моя судьба), потом написал какую-то резолюцию на анкете и сказал:

- Можете возвращаться в Пушкин. О дальнейшем узнаете на месте.

Что же однако должен был я "узнать на месте"? Во всяком случае, я пока что вышел живым из пасти удава. В тот же вечер мы с В. Н. уехали из Петербурга, не подозревая, что прощаемся с ним навсегда.

В Царском Селе за эти четыре дня сильно почувствовалось приближение фронта. Горела Вырица, в немногих десятках верст от нас. На бульваре у Египетских ворот стояло тяжелое шестидюймовое орудие и глухо ухало. Рядом с нашим домиком то и дело обстреливала небеса "зенитка", весь дом содрогался от ударов. Стекла наших окон были разбиты, рамы выбиты, двор и сад зияли воронками от аэропланных бомб.

Две следующие недели пришлось почти безвыходно провести в "щели" - канаве в человеческий рост, сверху уложенной бревнами и засыпанной землей. Наконец, мы узнали: в ночь на 17-ое сентября все власти предержащие бежали из Царского Села в Петербург, а утром мы увидели на бульваре около нашего домика авангардные части немецких самокатчиков...

Через несколько дней помещение милиции и местного НКВД было исследовано организовавшимся русским городским управлением. Из найденных там бумаг я узнал, как надо было понимать загадочные слова следователя Николаева: "Возвращайтесь в Пушкин, о дальнейшем узнаете на месте". - Был найден список четырехсот граждан города Пушкина, которые с семьями подлежали аресту и высылке. Назначен был и день для этого - 19-ое сентября...

{412} Но события на фронте развернулись слишком скоро, органам власти пришлось спешно самим бежать из города, и приказ об аресте не мог быть приведен в исполнение. Он опоздал только лишь на два дня! В этом проскрипционном списке значились и мы с В. Н. Но судьбе на этот раз было угодно избавить меня от новых тюрем и ссылок, а нас обоих - от верной гибели.

Полагаю, что весь этот характерный эпизод является достаточной концовкой к теме о тюрьмах и ссылках, и заканчиваю им свое растянувшееся на сорок лет повествование...

***

В русской ссылке, в 1934 году, начал я писать эту книгу. Заканчиваю ее в 1944 году, в прусском изгнании... Тоже своего рода десятилетний "Юбилей"!..

1944.

Кониц (Вестпреусен).

БИБЛИОГРАФИЯ:

"История русской общественной мысли" в 2-х томах, 1907, изд. 5-ое - 1918

"Об интеллигенции", 1907-1908, 2-ое изд.

"О смысле жизни", 1908, 2-ое изд. - 1910 г.

"Литература и общественность" - статьи публицистические, 1910

"Что такое Махаевщина", 1908, 2-ое изд. - 1910 г.

"Творчество и критика" - статьи критические, 1912 г.

"Великие искания" - 1912 г.

"Лев Толстой" - 1913 г.

"Пушкин и Белинский" - статьи историко-литературные, 1916 г.

"Год революции" - сборник статей, 1918 г.

"Две России" - 1918 г., Петроград.

"Александр Блок. Андрей Белый" - сборник статей, 1919 г.

"Что такое интеллигенция", Берлин, 1920 г.

"А. И. Герцен" - сборник статей, 1920 г., Петроград.

"Русская литература XX в.", 1920 г.

"Книга о Белинском", 1923 г.

"Вершины", творчество А. Блока и А. Белого, 1923 г.

"Судьбы писателей", изд. Литер, фонда, Нью-Йорк 1951 г. (часть погибшей книги)

Кроме того, под редакцией Иванова-Разумника (обширные комментарии и литературно-биографические сопроводительные статьи) были изданы:

Собр. соч. Белинского, ПБ 1911 г.

Собр. соч. Салтыкова-Щедрина, Москва, 1926-1927 г.

Восп. И. Панаева, Ленинград, 1928 г.

Восп. Ап. Григорьева, 1930 г.

"Неизданный Щедрин", сборник, 1930 г.

Салтыков-Щедрин, I часть, 1930 г., II и III погибли в годы тюрем и ссылок.

Работы, не появившиеся в печати;

"Оправдание человека" (Антроподицея, 1920-1944 г.)

"Холодные наблюдения и горестные заметы", 1944 г., погибла во время бомбардировки.

"Письма без адресатов", 1944 г., погибла во время войны.

"Два юбилея", 1944 г.

"Человек в очках", 1944 г.