В урбанистическом пейзаже двора, на углу блочной девятиэтажки, буйствовала весна. Девочки, возраст которых определялся, как младший школьный, играли в «Садовника». То одна, то другая произносила с пафосом заклинательный стишок: «Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме…». Звуки гулко резонировали между стройными домами и уносились вверх с птичьим весенним гомоном. Девочки прыгали на месте, в ожидании своей очереди, то и дело перемещались, как разноцветные стекляшки внутри калейдоскопа, образуя затейливый цветочный узор и наполняя городскую серость, жизнью.

За игрой наблюдала Лена, невысокая женщина лет сорока пяти, в сером худи, она стояла под крышей одного из множества подъездов, надвинув капюшон на лицо. Губы женщины еле слышно повторяли текст стишка за водящей, периодически Лена доставала из кармана телефон и смотрела на входящее сообщение. Её лицо не менялось, она читала сообщение и, продолжая наблюдать за игрой в «Садовника», бубнила знакомые с детства слова себе под нос. Блямканье входящего сообщения несколько раз подряд призвало Лену. Она резким движением выдернула телефон из кармана, во входящих высветилось имя отправителя: дочь Аня. Пока Лена читала, телефон продолжал вздрагивать, принимая новые опусы от того же отправителя.

«Пошла ты со своей сраной дачей! Я к тебе не нанималась. Там инет выжрешь, смотреть нечего».

«Я никуда не поеду. Валите все, а меня оставьте».

«У тебя чо, денег нет? Тебе за меня платят. Я жрать лучше не буду, чем там сидеть».

Лена вскинула глаза, наблюдая за яркими курточками девчонок, прыгающих во дворе, и беззвучно зашептала:

– Ой! Что с тобой? Влюблена. В кого? В тюльпан!

В этот момент телефон блямкнул жёстче, требовательней, грубее. Лена снова взглянула на экран, абонент «дочь Аня» без потери энтузиазма отстаивал свои права:

«Кому твои цветы нужны? На рынок пойдёшь продавать?»

«Раффлезию Арнольда себе посади! Слышала про такой? Огромный и воняет тухлым».

«Если не отвалишь, заявление напишу. Назад пойду в интернат. У тебя тогда всех отберут».

Лена безвольно опустила руки и прислонилась к подъездной двери, пока домофон не начал истошно пищать. Но и теперь писк как будто ничего не значил для уставшей женщины. Железная дверь толкнула её в спину, и только тогда она сделала пару неуверенных шагов и медленно пришла в себя.

На улице по-прежнему была весна, щебетали птицы, звенели девичьи голоса, возвещавшие миру о бесконечной любви к цветам. Узор из разноцветных курточек пестрил на сером асфальте, отражаясь в лужах.

Эля, молодая, энергичная женщина тридцати лет с книгой в руках, быстро шла между торговыми рядами большого магазина «Садовый центр», кого-то выискивая глазами.

В торговых залах был аншлаг, толпа кучковалась при виде выставленных на обозрение музыкальных инструментов. Место, обложенное со всех сторон фонтанами гелевых, высоко торчащих над головами шаров, предвещало покупателям магазинный розыгрыш и другие развлекательные акции лояльности. Действие ещё не успело начаться, но народ, останавливая тележки, уже активно снимал происходящее на телефоны и подсаживал детей на плечи.

Эля вертела головой в разные стороны и шары с инструментами её мало интересовали. Пару раз Элю сильно толкнули, и она толкнула в ответ. Мимо плохо приживающегося в хозяйственном магазине шлепка культуры, тихо, по мышиному прошмыгнула Лена в надвинутом на лицо капюшоне. При появлении Лены, Эля, как пантера, сделала три больших прыжка и оказалась мгновенно рядом с ней:

–Лена? Светова? Здравствуйте, я Эля. Я прочитала вашу книгу.

Эля тыкала книгой в лицо Лены и та, слегка ошарашенная наскоком, сделала шаг назад. Спустя несколько секунд, оценив происходящее, Лена продолжила свой путь. Она стремилась поскорее оказаться подальше от шумного пяточка, но Эля бежала следом:

– Я постоянно читаю истории о приёмных, случаи разные. А вообще мне и раньше всем помочь хотелось, ещё с детства. Всегда знала, что у меня семья большая будет, но ваша книжка такая мощная. У меня глаза открываются. Вы домой? Я проводить могу.

Лена глубоко вздохнула, почувствовав, что план уединения провалился. Она поставила корзинку на выставочный образец садовой скамьи и жестом предложила сесть:

– Присаживайся.

Эля продолжала тараторить, перебивая Лену, и та обречённо стекла на скамейку первой, ясно поняв, что девушка так просто не отстанет.

Вокруг скамьи были выставлены на продажу горшки с растениями: большие с кустами, похожими на пальмы, маленькие с колючими кактусами и глазастыми, капризными фиалками, средние с буйно растущими упругими листьями «Щучьего хвоста», раскидистыми хлорофитумами и прочими адептами фотосинтеза с большим ценовым диапазоном. Эля, наконец, сообразив, плюхнулась рядом:

– У нас с мужем двое, семья полная, у детей английский, коньки. Ну, у старшего, второй пока маленький. И дом у нас свой. Места столько, я б даже ни одного взяла, а двоих или троих. И кровные не против, ждут уже. Но это ж долго. Справки всякие там, ещё школу надо закончить, мне сказали. Муж сначала не хотел, а сейчас уже со мной фотографии смотрит в базе. Моим семь и годик. А когда, если не сейчас? Я дома сижу в декрете, могу уроки посмотреть, встретить со школы. Я книжку вашу прочитала и решила, что хочу подростка взять. Ну, а чего их все брать боятся? Я не боюсь. А ещё я ваш профиль нашла, в друзья там стукнулась, посмотрите, «мамаЭля». Такие фотки у вас с детьми, мотивируют, понимаете? Вы ж не побоялись взять подростков, хоть и сложно. Я понимаю, что сложно.

Лена молча копалась в телефоне, иногда переводя взгляд на новую знакомую, которую такой стиль общения ничуть не смущал.

– Но это ж сложности всё решаемые любовью, доверием, делами общими. Я ж на фотки детей взгляну, потом успокоиться не могу, плачу знаете как! – Эля неестественно всхлипнула, – а вот ещё, не знаете, как бы документы поскорее собрать? Может денег кому-нибудь дать? Нет? Чего им в детдоме пропадать, в семью скорей надо. А вы здесь чего? Цветы любите? Я тоже.

Эля быстро оглянулась, извлекла телефон из кармана и сунула Лене под нос фотографии семьи:

– Вот они мои, а это дом, недавно купили, три комнаты вообще пустые. У нас 8 соток, посадить чего-то надо тоже, пока время есть, для детей опять же. Может экзотическое что-нибудь, чтоб им интересно.

– Раффлезию сажай, не пожалеешь. Во! – Лена вскинула руки и показала объём огромного цветка, – руками не обхватить.

Из глубины «Садового центра» стали доносится звуки скрипок и виолончелей. Их стройное звучание дополнило женское сопрано. Эля встрепенулась и недовольно хмыкнула:

– У них там перепонки не лопаются? Ещё б балет притащили.

Лена, напротив, улыбнулась звукам классической музыки:

– Растения, говорят, от музыки растут лучше.

Эля копалась в интернете, по ходу задавая вопросы:

– А цветок, чего, реально такой большой? Красивый? Название, как болезнь.

– Ещё какой. Тухлым мясом пахнет, – Лена улыбнулась.

– И зачем он такой нужен?

– Это тебе он не нужен, а кому-то может очень даже, мухам, например, не все такие брезгливые, как ты. На свете чего только не бывает, и оно тоже жить хочет, выживает, как может. Чего напряглась? Шутка это.

Эля выдавила из себя натянутую улыбку и продолжила:

– Не, такое мне не надо. Мне б лучше розу кустовую, вон она там, прелесть. – Эля указала в глубину зала. – А давайте селфи сделаем?

– Нет, Эля, никогда себе на фотках не нравлюсь. Нос какой-то ужасный, уши огромные, – возразила Лена.