ЛАВРЕНТЬЕВ. О! Земля вызывает Викулю. (Берет бутылку, разливает по стопкам, Сошникову.) Твой тост, братец Стас, будь готов.

Вика торопливо скрывается за занавеской, возвращается с ярко-красной трубкой-«раскладушкой». Смотрит на номер, улыбается, откидывает прядь волос, подносит телефон к уху.

ВИКА. Ну привет, дорогая!.. Да!.. Спасибо!.. (Вдруг ее улыбка меркнет.) Что? Как это, почему?.. А что случилось?.. Алло!.. Да-да!.. Ну? Так… Так… Да ты что… (Взволнованно проводит рукой по волосам.) Так вы едете уже?.. Куда-куда?.. А ближе не было, что ли?.. Ну, вы даете… Что? Да… Здесь… Ну, сидим… (Смотрит на Лаврентьева.) Ну вообще-то… да… Хорошо, я узнаю… Сейчас… Да сейчас, подожди!

Вика прижимает трубку к груди, не сводя глаз с Лаврентьева. Тот с легкой выжидающей улыбкой смотрит на нее. Кажется, он слегка захмелел.

ВИКА (с волнением в голосе). Евген, нужны деньги, срочно. У тебя есть?

ЛАВРЕНТЬЕВ (равнодушно). Сколько?

ВИКА. Ну… Тысячи две.

ЛАВРЕНТЬЕВ. Допустим.

ВИКА (в трубку). Лерыч? Алло!.. Есть!.. Да! А вы где?.. Где едете, спрашиваю? (Бросает взгляд на часы.) Ну подъезжайте, я вас встречу! Да, у шоссе… Да!.. Хорошо!.. Ладно, всё… (Захлопывает крышку телефона).

СОШНИКОВ. Что стряслось-то?

ВИКА (Лаврентьеву). Нужна еще машина. На полчаса.

ЛАВРЕНТЬЕВ (поворачивается к Вике, на лице ироническое удивление). Может, еще и ключ от квартиры возьмешь?

ВИКА (настойчиво). Очень надо. Всего на полчаса.

СОШНИКОВ. Викуль, да в чем дело?

ВИКА (торопливо переводит взгляд на Сошникова, сбивчиво тараторит). У Маринки с собакой что-то. То ли под машину попала, то ли еще что, я не разобрала. В общем, поехали к ветеринару. И выяснилось, что он уехал за город. Вот они созвонились с ним и на Леркиной машине помчались. С этим псом. И денег ни копейки, как оказалось, даже заправиться не на что. А там надо лекарство какое-то или… не знаю, деньги нужны, короче! Они будут проезжать мимо нас минут через десять. По шоссе. Мне надо их встретить и передать деньги. Стас. (Поворачивается в Лаврентьеву). Евген.

СОШНИКОВ (Лаврентьеву). Ну дай ты ей тачку, не жмись. Раз такое дело. До шоссе и обратно ведь.

ЛАВРЕНТЬЕВ (бросив быстрый косой взгляд на Сошникова, Вике). А мне, стало быть, не доверяешь?

ВИКА (серьезно). Женя. Пожалуйста. Дай ключи. Тебе уже нельзя за руль.

Лаврентьев хмыкает и, поколебавшись, лезет в карман пиджака. Достает связку ключей.

ЛАВРЕНТЬЕВ. Ладно, бригада единомышленников. (Отдает связку Вике.) Только из уважения к волшебному слову. (С нажимом.) Езжай очень осторожно.

ВИКА. Хорошо.

РУШЕВИЧ. И деньги не забудь, браток.

Лаврентьев поворачивается к нему, Рушевич невинно подмигивает ему из-под очков. Лаврентьев, недобро усмехнувшись, достает бумажник, отсчитывает купюры.

ЛАВРЕНТЬЕВ (отдавая деньги Вике). Ну, привет псу, чтоб он был здоров.

Вика берет деньги, вскакивает, быстро обнимает Лаврентьева за шею и молча убегает в прихожую.

Возвращается в коротком клетчатом пальто.

ВИКА (всем). Ну, пока, мальчики! Не хулиганьте здесь, я скоро приеду.

СОШНИКОВ (с улыбкой). Счастливо, Викуля, возвращайся. За мной тост, за тобой поцелуй.

Вика усмехается. Перед тем как уйти, задерживает взгляд на Макарове. Хочет что-то сказать, но передумывает, просто машет рукой. Тот тепло улыбается в ответ, кивает ей.

Вика уходит.

В комнате Лаврентьев, Сошников, Рушевич и Макаров. Какое-то время сидят молча.

Лаврентьев смотрит в окно. Видит, как появляется Вика, отпирает ворота, быстро идет к машине, отключает сигнализацию, садится за руль.

ЛАВРЕНТЬЕВ (ласково, почти мурлыча). Что же ты так суетишься, сказка моя круглопопая… Вот только стукни тачку, я ж тебя изнасилую с особым цинизмом.

Макаров перестает жевать, смотрит на Лаврентьева в некотором оцепенении. Тот не замечает, внимательно следя за тем, как машина медленно выезжает из ворот и исчезает из вида.

РУШЕВИЧ (Лаврентьеву, наливая себе сок). Ну да, а потом ее папа тебя изнасилует.

Лаврентьев, оторвавшись от окна, в легкой задумчивости смотрит на Рушевича, будто не сразу узнает, затем привычно ухмыляется.

ЛАВРЕНТЬЕВ. Да нет, Василич, не так страшен папа, как его малюют.

РУШЕВИЧ (иронически приподнимает брови). Да неужели? Это с каких таких пор?

ЛАВРЕНТЬЕВ (хитро прищуриваясь). А с таких, мой непросвещенный дружок. Папино время уходит. Оттого-то он так и суетится. А все равно, сколько недвижимости не накупи, в могилу не унесешь. Да и в тюрягу тоже. А ему дорога либо туда, либо сюда. Политика его с неприкосновенностью заканчивается, врагов себе много нажил, так что… долг платежом.

СОШНИКОВ (невесело ухмыляясь). Да, недолго ему осталось в королях ходить.

РУШЕВИЧ (мрачно, Лаврентьеву). Не волнуйся, на твою долю хватит. Или на его место метишь?

ЛАВРЕНТЬЕВ (удивленно). Я? Нет, дружище, я в такие игры не играю. А если и играю, то никогда не заигрываюсь. А вот он явно перебрал со сладкой жизнью. (Весело.) Слишком сладко – тоже горько, а?

РУШЕВИЧ. Так в чем же тогда дело?

ЛАВРЕНТЬЕВ. Да девчонку жалко. Пропадет ведь. Вслед за папашей своим сгинет. Тоже к вкусному привыкла, избаловалась. Скорее бы уж замуж, что ли, выскочила. Может, повезет.

РУШЕВИЧ. Так женись, кто мешает.

ЛАВРЕНТЬЕВ (недоуменно смотрит на Рушевича, затем прыскает от смеха, поворачивается к Сошникову). Слышь, Стас, этому больше не наливаем.

РУШЕВИЧ (бесстрастно). А что же? Сложности?

ЛАВРЕНТЬЕВ (смеясь). Сложности? Да уж, сложности, брат Рушевич. В виде удавки на шею. (Выпивает стопку, морщится, снова наливает.) Неразумный ребенок, который не имеет представления о том, чего стоит заработать хотя бы кусок хлеба на этом столе, а жизнь видит только на глянцевых обложках и в своих потешных гламурных статьях. И ее папаша, который кончит тем, что наделает долгов и оставит дорогого зятя с дочурой за них расплачиваться. Как-то не улыбает меня такой расклад ни разу. Это игры для молодых да богатых. Вот такого бы нашей Викуле в супруги, пусть увозит ее куда-нибудь в Монте-Карло с глаз долой, пока еще можно. А мы, старые пердуны, будем квакать от удовольствия, следя за ее ужимками издалека. (Замечает окаменевшего от его слов Макарова, подмигивает ему). Правда, Пал Михалыч?

МАКАРОВ. Что «правда»?

ЛАВРЕНТЬЕВ (недобро усмехаясь). Ну, как ты считаешь, можно ли тебе или мне жениться на нашей… Как ты сказал? «Общей любимице»?

МАКАРОВ (после паузы, сдержанно). Я человек старомодных взглядов. Для меня «жениться» – это, прежде всего, значит «любить», а уже потом все остальное. Важнее всего единение, прежде всего духовное.

За столом секундное замешательство, которое сменяется взрывом хохота.

Заливистый смех Лаврентьева сопровождается усталым поскрипыванием его стула. Сошников случайно опрокидывает стакан с соком, но даже не замечает этого, сгибаясь от хриплого смеха. Рушевич улыбается Макарову своей зловещей улыбкой.

МАКАРОВ (с усилием). Рад, что вам смешно.

ЛАВРЕНТЬЕВ (отсмеявшись, тяжело дыша). Мы тоже рады, добрейший Пал Михалыч, что в нашей компании присутствует такое чудо, как вы! (Его слезящиеся от смеха глаза смотрят на Макарова в упор). Последний рыцарь. Мечтающий о любви, невзирая на сложные климатические условия.