Безбородов нагнулся и взял кота на руки. Тот, какое-то мгновение, все еще оставался завороженным шариками, затем взглянул на виновника своего выхода из астрала. Изучив человека и обнюхав его лицо, Тимофей принялся тереться о подбородок гостя, этим вызвав его довольный хохот.

Закончив с ласками, он опустил кота, опять погладил лацканы пиджака и сел на ближайший от себя стул. По телевизору начался концерт, мы же принялись за еду, передавая друг другу тарелки. После пожелания приятного аппетита, мы принялись молча уплетать салаты и мясные нарезки. Пару минут звучали только поскрипывания вилок и ножей о керамическое дно.

– Не знаю, кто из вас что готовил, но могу уже сейчас сказать наверняка: селедка под шубой – просто прекрасна! – заявил Безбородов, добавляя себе очередную порцию блюда.

– Это детище нашего совместного труда.

– А я и забыл, что сельдь под «шубой» – твоя любимая еда, – усмехнулся Пахомов.

– Была, – поправил его мой коллега. – Пока моя женушка, которая божественно ее готовила, решила не покинуть меня одной поздней ночью. Что было, то прошло.

– Но ведь еда не виновата в случившемся.

– Верно. Поэтому я её ем и нахваливаю. Кстати, я давно не бывал в гостях, а потому позабыл правила этикета. Ничего если я попрошу переключить канал? Никогда не любил этого певца и всё его творчество.

– Александр! – возмутился не без доли иронии Пахомов. – Как же неприлично с твоей стороны!

– Что? Я ведь предупредил про этикет, – на полном серьезе заметил тот в ответ. – Или отключите звук. Поедим в тишине, пока он не съеб… удалится со сцены.

Я переключил канал, остановившись на том, что показывал «Иронию судьбы». Затем положил на салфетку кусочек котлеты и чуточку оливье и, подозвав Тимофея, поднёс угощение к его мордочке. Кот принял дар с молчаливой благодарностью.

– Кстати, Алексей, сколько мы с тобой уже знакомы? Два года? – спросил меня Безбородов, накладывая в свою тарелку котлеты и салат. – И за все эти годы, я никогда не замечал за тобой нарциссизма.

– Я знаю его не меньше, и могу подтвердить, что он совершенно не зациклен на себе, – поддержал меня Пахомов.

– Почему вы спрашиваете?

– Да вот смотрю краем глаза на стену весь вечер и не могу заметить, что на стене висит твой портрет. А что это такое, если не нарциссизм.

– Ах, вы об этом. Нет, я не заказывал свой автопортрет, чтобы потешить самолюбие. Это подарок от одной моей знакомой. – Я не стал вдаваться в подробности и уточнять, кем именно была та знакомая.

– Подарок это другое дело, – заметил Безбородов, прожевав еду. – Передай своей знакомой, что у нее очень хорошо получается.

Данные слова я решил оставить без комментариев.

Вытерев рот салфеткой и испив из стакана принесенного собой сока, Александр Викторович перевел свое внимание на противоположную стену.

– С портретом понятно, а вот для чего ты держишь свадебное фото Еприкян, вот это всем вопросом вопрос.

Пахомов, сидевший спиной к фотографии, повернулся назад. Он и раньше захаживал ко мне в гости, но видимо заметил фотографию впервые.

– Нашел её в шкафу и решил не выбрасывать. Вдруг, однажды появятся родственники бывшей хозяйки квартиры и захотят забрать её себе на память.

– Навряд ли это произойдет, – заметил Пахомов. – Но то, что ты ее не выбросил – похвально.

– О, Каринэ, Каринэ, – пропел Безбородов. – Какой же она красавицей была в молодости. Помню, времена, когда она была в самом соку и уже замужем. А я – малолетний оболтус, который мечтал с ней оказаться наедине. Моя первая поллюция произошла в ночь, когда она приснилась мне обнаженной.

– Ну, Александр! – возмущенно воскликнул Федор Дмитриевич, скривив недовольную гримасу.

– Что?! Всё естественное – не безобразно!

– Возможно, но не за столом ведь обсуждать такие темы.

– Дмитрич, вот не общались мы с тобой долгие годы, и теперь я припоминаю тому причины! Ты вечно меня пытался отдернуть!

– А правда, что она была ведьмой? – встрял я в их дружественную перепалку.

– Недалекие людишки утверждают, что все красивые женщины – ведьмы, – многозначительно подошел к ответу Безбородов. – Якобы не бывают красивых женщин без макияжа, пластической хирургии или же колдовства. Так вот, брехня всё это! Хотя, насчет Каринэ Еприкян – правда. Помню, ходил я к ней лет в сорок на приём. Тогда она уже почти старухой была. Моложе, чем я сейчас, но все же.

– С каким вопросом?

– Раз уж я сегодня разоткровенничался, то пойду до конца и утолю твоё любопытство. После аварии на АЭС у меня начались кое-какие проблемы по мужской части. Вот я и решил к ней прийти за советом. А ведь до этого относился к её способностям скептически, как любой светский человек.

– Да, помню я те времена, – закивал Пахомов. – И до сих пор не могу понять, как ты решился на это. Викторович, ладно я – человек, который до сих пор верит в домовых, да приметы. Но, ты – всегда был человеком науки.

– Я и не верил, – не стал скрывать Безбородов. – Обращаться к врачу было как-то неловко. А уезжать в дальний город к незнакомому специалисту на платный прием – жалко было времени и денег. Вот я и рискнул.

Я хотел спросить, помог ли ему тот визит, но мне так и не удалось этого сделать. Ожидая данного вопроса, Безбородов мастерски сменил тему разговора и погрузился в ностальгию вместе с Пахомовым. Они со страстью и весельем вспоминали прошлое, а я в большей мере их слушал, посмеивался и изредка отвлекался мыслями о дочери. Чем она сейчас была занята? Весело ли ей? Вспоминает ли и она обо мне в эти мгновения?..

За разговорами мы даже не заметили, как наступила полночь. Мы подняли бокалы с безалкогольным шампанским и пожелали друг другу и всем нашим родным и близким счастья в новом году. По телевизору начали передавать салют, отблески которого засверкали и за нашим окном. Конечно же, местный салют был беднее и короче, но ощущения от него были живее, чем от телевизионного.

К двум часам ночи мои гости засобирались домой. Поблагодарив меня за гостеприимство, они принялись одеваться. Я поблагодарил их за визит и проводил их до дверей. Тимофей сладко спал на моей кровати и проснулся только когда оказался в руках хозяина. Промурлыкав что-то сонное, он глянул на меня единственным глазом. Наш зрительный контакт продлился дольше, чем когда-либо ранее. Затем, он его прикрыл, широко зевнув и вытянув лапы вперед. Видимо, таким образом он хотел пожелать мне спокойной ночи.

Спровадив гостей и убрав со стола, я лег в постель. По телевизору шел концерт. Сам не поняв как, я провалился в глубокий сон.

4.

Меня разбудил продолжительный стук в дверь. Он был не громким, словно стучавший опасался показаться грубым, и все же хотел быть услышанным и понятым. Я взглянул на часы. Семь утра. Кому потребовалось приходить рано утром, да еще первого января?

Натянув штаны, я пошел открывать дверь.

Моим утренним гостем был Федор Дмитриевич Пахомов. С одной стороны меня это обрадовало – визит был не связан с работой. С другой – напугало. Он был бледен, глаза широко распахнуты, губы дрожали. Явно случилось что-то ужасное. Меня обдало холодом, тянувшимся из коридора и другим, что приносит с собой жуткое предчувствие непоправимого.

– Что случилось? – произнес первым я, понимая, что Пахомов не в силах начать.

– Алексей, – не без труда заговорил он. – Вчера ночью, после ухода от тебя, я вышел проводить Александра. Тимофей был со мной. Он вырывался из моих рук. Я решил, что ему хочется справить свои дела, и отпустил. Он ушел и больше не вернулся. А буквально десять минут назад мне позвонили…, – К этому моменту по его морщинистым щекам потекли слезы. – Сказали, что нашли труп кота у реки…Алексей, этот человек сказал, что это должно быть Тимофей.

Поняв весь масштаб трагедии, я постарался максимально быстро одеться. При этом, продолжая разговор с Пахомовым.

– Кто это был? Он не представился?

– Нет. И я не узнал его по голосу. Он звучал приглушенно. Алексей, пожалуйста, пойдем со мной. Мне нужна твоя поддержка.