Безбородов отрицательно покачал головой, словно подросток, которому кажется, что он знает все гораздо лучше своих родителей.

– Здесь важное понимать, что Краснов был наркоманом, но он давно очистился. Если в его организм за последнюю неделю и попал какой-нибудь опиоид, введен он был сторонним лицом.

– Вы сами себя слышите?! Вы пытаетесь оправдать свою дедуктивную ошибку, глупейшим способом!

– И вовсе он не глупейший! – заартачился вредный старик. – Я верю в то, что заявляю!

– Тогда, почему вы попросили Лихмана скрыть факт употребления покойным опиоидных веществ?

Безбородов помолчал с мгновение, прежде чем выдохнуть и произнести:

– Вот он балабол обрезанный, холестерин ему в сосуды. Ведь обещал никому не рассказывать.

Я не стал комментировать его слова, ожидая пока он сам не продолжит.

– Я предполагал, что в крови или же других биоматериалах Краснова, взятых на анализ, могут быть выявлены следы распада героина: 6-моноацетилморфин, морфин и его конъюгаты. А это привело бы к тому, что страховая компания не стала бы выплачивать деньги, предназначенные его родственникам. А вернее родственнице…

– Вам-то какое до этого дело? – спросил я, понимая, что многозначительное молчание затянулось.

– Видишь ли, мать Краснова – Степанида, – была моей первой любовью. Даже больше, моей первой женщиной. – Сам того не ожидая, но меня смутила искренность Безбородова и я отвел взгляд в сторону. – Сейчас она полностью парализована и доживает свой век в городской больнице. При ней есть сиделка, чьи услуги полностью покрывал сын из своей заработной платы. После его смерти, Стеша превратится в обузу и о личной сиделке можно будет забыть. Но благодаря страховым деньгам, который перейдут ей как к единственной наследнице, она сможет и дальше получать должный уход. И этой суммы должно хватить на несколько лет, в течение которых, я молюсь, она тихо и мирно уйдет в мир иной. Теперь тебе понятно, почему я так поступил?

Мне было понятно, хотя я и не стал говорить этого вслух. Все потому, что я по-прежнему был зол.

– Вам нужно было рассказать об этом раньше. Тогда мне бы не пришлось ехать к Лихману.

– Так я ж тебя предупреждал, что никто тебе не поверит.

– Я ведь не знал, что за вашими словами скрывался столь важный нюанс, о котором вы только сейчас решились поведать мне.

– Повторюсь, я все еще считаю, что смерть Краснова была насильственной…

– Сделайте мне одолжение.

– Какое?

– Просто замолчите. И не поднимайте больше этой темы.

Безбородов пожевал губами, затем пожал плечами и нехотя кивнул.

– Давайте закончим, наконец, со всеми процедурами. Его тело давно пора придать земле.

Работая в кабинете с документами, я включил электрический чайник, желая согреться чашкой растворимого кофе. Было прохладно, отопление пока не включили, а кондиционер, при работе в режиме «тепло» выкашливал из себя одну лишь пыль. Поэтому, единственным источником тепла на рабочем месте были горячие напитки.

Я был один, по той причине, что Безбородов ушел в отделение хирургии. Как правило, результаты биопсии забирали те врачи, которые их заказывали, но для хирурга Безбородов частенько делал исключение. И хотя он не распространялся о мотивах своей благосклонности именно к этому нашему коллеге, я знал тому причины. Нарды. Они частенько играли в эту игру, при этом тщательно вели счет проигрышей и побед. По слухам, у хирурга было на одну победу больше, чем у танатолога.

Я только налил в чашку кипяток, когда за дверью зазвучали постукивания приближающихся шагов. Судя по их осторожности и звонкости, наше отделение решила посетить некая дама. Спрятав чашку за аквариумом, я подошел к двери и распахнул ее.

Молодая женщина, готовая уже постучать, испугано отшатнулась. В одной руке она держала кулек. Свободная ладонь сжалась на предплечье, то ли в защитном рефлексе, то ли в попытке согреться. Большие светло-серые глаза смотрели на меня с настороженностью. Пухлые губы слегка приоткрылись, чтобы спустя мгновение захлопнуться вновь. На удивление «живые» брови согнулись «домиком», на щеках проступил румянец.

Какое-то время мы молча глядели друг на друга. Она с настороженностью. Я с восхищением.

Вы считаете, что любовь с первого взгляда – чушь полная? И я с вами соглашусь. И все же я был заворожен красотой и женственностью незнакомки. Такого я не испытывал даже во времена разгара романа с бывшей женой. Было в этой молодой женщине что-то настолько притягательное, что мне хотелось прижать ее к себе и долго вслушиваться в стук ее сердца и вдыхать аромат ее волос. Да, она была не из тех женщин, что пробуждает животные инстинкты к размножению. Она была той, кому хочется посвящать стихи, готовить завтраки ранним утром, дарить подарки, зная, что они будут напоминать ей о тебе.

– Добрый…здравствуйте, – нарушила она первой тишину. – Извините, я не знаю, какое именно приветствие используют в местах подобно этому. Вначале хотела сказать «добрый день», но решила, что таких дней в морге не бывают.

Отчего же? Вполне бывают. Жизнь теплиться не только на верхних этажах, но и в наших подземельях. Пусть даже для большинства жителей планеты, работники морга мало чем отличаются от упырей. Разве что в гробах не спим. Хотя, кое-кто может, верит и в такие байки.

Говорить всего этого я не стал, а лишь поздоровался в ответ.

– Вы кого-то ищите?

– Нет…То есть, да. Я пришла к бывшему мужу.

– Так как мы с вами не были связаны узами брака, я бы это запомнил, – на губах моей обворожительной гостьи появилась улыбка, вследствие чего в моем животе затрепетали долбаные бабочки, – а, мой коллега лет тридцать как в разводе, а вам нет и тридцати, берусь предположить, что вы ошиблись этажом.

– Простите, я, наверное, выгляжу настоящей дурой. Просто это место на меня так влияет. – Она испугано оглядела потолок, стены, затем снова сосредоточилась на мне. – Никогда раньше не бывала в таких учреждениях.

– Все в порядке, – успокоил ее я. – К танатологическим отделениям сложно привыкнуть. Даже тем, кто ходит сюда на работу. Итак, начнем сначала, кого именно вы ищите? Исходя из сказанного вами, я прихожу к выводу, что вы прекрасно осознаете, куда именно попали. Значит, ошибки никакой нет. Тогда, кого именно вы ищите?

– Мой муж работает…вернее, работал здесь. Он умер.

Начала она легким слогом, слова с ее уст слетали и кружились над нами. Но вот последние два слова камнем упали вниз. При этом не разбились о холодный кафель, а полетели ниже – в незримый пустой колодец.

– Мои соболезнования, – тут же вымолвил я, снова почувствовав желание прижать ее к своей груди и не отпускать до тех пор, пока она не ответит мне взаимными объятиями. В то мгновение, я даже не подумал о том, кем именно мог быть ее бывший муж. А ведь в тот день, в секционном зале лежало только одно тело. – Всегда очень сложно терять близкого человека. Исходя из вашего возраста, берусь предположить, что он умер совсем молодым.

– Да, – она шмыгнула носом. – Ему было тридцать пять.

Ее глубокие глаза стали бездонными, и в них заблестело море. Холодное северное море.

– Мы были с ним ровесниками, – констатировал я, после чего захотел причинить самому себе боль. И зачем скорбящей женщине эта информация?! Также я отметил про себя, что она была минимум лет на десять младше меня, соответственно младше на столько же и покойного мужа. – Вы хотите забрать тело?

– Я…я не знаю, что именно нужно делать в таких случаях. – Тонкие плечи сжались и приподнялись вверх. – Никогда никого не хоронила. Сама я детдомовская. А Анатолий – первый близкий мне человек, которого не стало.

– Анатолий? Погодите, Анатолий Краснов ваш муж?

Она кивнула, а по ее щеке потекла первая слеза.

Я лишился во второй раз за день дара речи. Во-первых, я всегда считал Краснова старше себя лет на пять. Во-вторых, я видел перед собой самое нежное и прекрасное создание, которое до знакомства в своем воображении рисовал, как худое, высокое, вороноподобное существо, способное на убийство из корыстных соображений. Я никогда так не ошибался.