31 января 1993 года проделанные действия не помогли следствию приблизиться к раскрытию преступлений ни на шаг. И все же у многих жителей чувство страха начало притупляться. Был отменен комендантский час. Развлекательные учреждения снова заработали. Этим воспользовалась 27летняя Егорова Т.Н.. Она не была адептом таких богов как Дионис, Потос или же Гермес. Но и богиня Гера ей явно не благоволила. Она была из тех женщин, которые не представляли себе жизнь, если рядом не было крепкой опоры в виде мужского плеча. А потому, когда ее бросил муж, оставив с тремя детьми, женщина попыталась найти себе как можно скорее нового спутника жизни. Очень скоро стало понятно, что поиски сильно усложняются из-за присутствия в ее жизни трех несовершеннолетних ребятишек. Никто из встреченных ею мужчин не захотел брать на себя ответственность за чужих детей. Тогда она и решилась сдать их в приют. Такой шаг матери не был принят с пониманием со стороны остальных жителей поселка. Егорова тяжело переносила неприязнь от соседей, но желание найти нового мужа было гораздо сильнее материнского инстинкта. Однажды, она даже подверглась нападению со стороны пьяного соседа, который высказал все, что он о ней думал в нецензурной форме, сдобрив слова парой сильных тумаков. Женщина не пошла в милицию с жалобой на случившееся, но с тех пор завела за правило носить в своей сумочке кухонный нож, который и сохранил ей жизнь.
В три часа утра, она возвращалась пешком из ночного клуба. День выдался неудачным, ей не посчастливилось найти себе спутника даже на одну ночь. Общественный транспорт давно не ездил. Было темно. Примерно в километре от дома, недалеко от лесной полосы, она впервые почувствовала, что за ней кто-то шел. Присутствующий и до этого страх, усилился троекратно. Запаниковав, девушка перешла на бег. К ее ужасу, преследователь последовал ее примеру. Она закричала и начала звать на помощь. К сожалению, никто кроме маньяка ее не слышал. Очень скоро он догнал ее и повалил на землю. По воспоминаниям Егоровой, тот был очень силен, каких-то запоминающихся запахов от него она не почувствовала, в отличие от того, что исходил от нее – женщина обмочилась. Она молила его о пощаде, упомянув о детях. Это, по мнению потерпевшей, привело к обратному эффекту – маньяк зарычал ей в ухо, больно потянув за волосы назад. Сразу же после этого, она почувствовала, как шею сдавила что-то колючее, узкое и очень прочное. Очень скоро в глазах стало еще темнее, а горло заполнил жар и стойкий привкус крови. Из последних сил, она вытащила из сумочки нож и нанесла пару ударов себе за спину. Нападавший ахнул, после чего давление на шею ослабло, а вскоре она перестала чувствовать на себе тяжесть тела. Когда она более или менее пришла в себя, никого рядом не было. С трудом собрав остатки сил, потерпевшая побрела обратно домой. Боясь, что маньяк может в любой момент вернуться и завершить начатое, она не прекращала попыток позвать на помощь, только из ее горло вырывался один лишь хрип, сопровождаемый жгучей болью и капельками крови.
Добравшись до первого квартирного дома, она принялась стучать во все двери. Спустя две-три минуты одна из дверей открылась. Увидев ужасный вид Егоровой, хозяин квартиры позволил ей войти, посадил на стул, после чего вызвал милицию и скорую помощь.
В больнице она пролежала почти месяц. За это время она давала не меньше пяти раз показания, используя для ответов карандаш и лист бумаги, предоставленные ей работниками следственных органов. Милицию заинтересовало орудие самозащиты, но на месте указанном Егоровой, нож так и не нашли. Было выдвинуто предположение, что он был взят преступником, вернувшимся на место неудавшегося убийства. Также были опрошены все медицинские учреждения, в том числе и трех ближайших городов, касательно поступления пациентов с ножевыми ранениями, но подобных случаев не было зарегистрировано.
Через три месяца после нападения, Егорова Т.Н. покинула Старые Вязы навсегда. Надежде Комаровой удалось найти ее новое место жительства и даже взять интервью. Как оказалось, последняя жертва Вязовского маньяка проживала в моем родном городе, и мне даже была знакома улица, где находился ее дом.
– Это все, что я могу вам поведать касательно данного дела, молодой человек.
– Как вы считаете, мне удастся с ней поговорить? – поинтересовался я, все еще переваривая полученную информацию.
– Мне не составило труда ее уговорить на интервью. Первое что она спросила после моего предложения, было: «Сколько вы мне заплатите?». Так что, дело за вами и вашим кошельком.
– Какое впечатление она произвела на вас?
– Хм, я бы сказала, что она очень меркантильная личность. И таким же был мужчина, с которым она жила на тот момент. А еще я не уловила ноток сожаления в ее голосе или же раскаянье в ее глазах, касательно отданных в приют детей. – После небольшой паузы, пожилая журналистка добавила. – Знаете, я даже немного жалею, что он не убил ее.
– Из-за того, что она плохая мать?
– Не только. Мне просто интересно, что бы связал «Федор Крюков» у данной жертвы, чтобы подчеркнуть ее принадлежность к пороку.
– Вы очень циничная женщина. – Пахомов, все это время стоявший рядом со мной и устало исследовавший потолок и стены своей квартиры, улыбнулся моим словам.
– Цинизм – главная черта хорошего журналиста, уважаемый.
– Спасибо вам за беседу.
– Пожалуйста.…Кстати, если узнаете что-то новое про убийство юной девушки или же про дело тридцатилетней давности, не забудьте позвонить мне и рассказать обо всем.
– Только в случае если у вас тоже будет что-то стоящее для меня.
– А вы быстро схватываете правила журналистики. Не желаете сменить профессию.
– Пока не думал об этом.
– Подумайте. Вполне возможно у вас талант.
После данных комплиментов мы распрощались с Надеждой Павловной Комаровой. Прежде чем уйти обратно к себе, мы с Пахомовым выпили чаю под пристальным присмотром умиротворенного Тимофея.
5.
Наступило воскресенье.
Многие люди воспользовались выходным для отдыха у телевизора. Кто-то вспомнил, что давно не встречался с друзьями и засобирался в гости. А некоторые жители посёлка ждут выходных только для того, чтобы устроить посиделки в гаражах-ракушках с друзьями, распивая алкоголь, ведя беседы о политике.
Я же купил плюшевого кота Леопольда и билет на поезд, который должен был отвезти меня к дочери. Соскучился по ней безумно. За час до приезда я созвонился с бывшей женой и попросил ее привезти Леру к вратам городского парка. Не то чтобы у меня возникло желание прогуляться с дочкой по лужам, мимо голых деревьев и кустов. Просто это было наше заранее оговоренное место встречи. Встречаться у (когда-то и моей) квартиры у меня не было желание. И речь не о том, что мне не хотелось тратиться на такси от вокзала до нее. Просто не было желания видеться с бывшими соседями (там всё для меня было бывшим, за исключением дочери), вести с ними разговоры и отвечать на неловкие вопросы.
Машина подъехала с десятиминутным опозданием. Жена, одетая элегантно и по моде, кивнула мне в знак приветствия, после чего открыла заднюю дверь. Лера, с радостным воплем, выбралась из машины и тут же поспешила в мои объятия. Я крепко прижал ее к себе, чувствуя прилив любви, нежности и тепла. Я мог сжимать дочь в объятьях вечность, но я быстро отстранил ее от себя. А все из-за дурацкой мысли о том, что от меня могло неприятно пахнуть работой. Я ежедневно принимал душ и стирал одежду. Но подобные мысли часто меня посещали, в том числе и во время долгой поездки в поезде. Взглянув в счастливое лицо дочери, я не увидел в ее глазах неприязнь, нос ее не сморщился от неприятного запаха, уголки губ все так же были устремлены вверх и я понял, что мои опасения были просто легкой формой психоза.
Пообещав жене, что я верну ее к семи, мы отправились с Лерой в наше маленькое путешествие по городу. Я ее держал за руку, а она сжимала к груди мой подарок. Осознание того, что сейчас рядом со мной находился единственный человек, который меня любит и которого любил я, убеждало в существовании смысла жизни. Мы заглянули в ресторанчик, поев пиццу и картошку-фри с колой, затем заглянули в кинотеатр, где почти два часа просмеялись во время просмотра мультфильма, потом дочка покаталась на пони, в конце, мы просто сели на скамейку покормить хлебом голубей. Здесь на лавочке, дочка рассказала о том, как у нее дела в садике, какие у нее новые игрушки помимо Леопольда (хотя я предложил ей назвать плюшевого кота Тимофеем), чем она увлекается и рассказала, что уже может читать по слогам. Было радостно и грустно слушать Леру. Успехи детей всегда воодушевляют, но понимание, что все это проходит мимо тебя приносит боль. С порывом холодного ветра охватила ясность, что это только начало. Очень скоро всё ее детство промчится мимо моей жизни одними лишь мысленными образами, невеяными словами дочери. А потом она станет подростком. Начнет увлекаться мальчиками. Будет красить губы, носить короткие юбочки. У нее появятся секреты от матери, а от меня тем более. И кем тогда я стану для нее? Человеком, которого она будет называть папой, не вкладывая ни капельки теплоты в это слово? А может быть «папой» для нее станет новый муж моей бывшей, а я же стану для нее и вовсе просто «отцом». Сколько времени пройдет, прежде чем ей перестанут нравиться эти наши воскресные встречи? Как скоро наши свидания сократятся до нескольких фраз по телефону? Услышу ли я тогда хотя бы раз в год слова: «Папа, поздравляю с днем рождения и хочу сказать, как сильно тебя люблю!» или же только: «С днюхой, отец. Мне пора!»?