Мало-помалу до меня мучительно доходило, что мне предстояло чуть ли не заново перекроить весь роман, перекроить и перелицевать. И только после этого я смогу рассчитывать на аванс. Вот тебе и благодеяние. А тут еще время поджимает. Управлюсь ли я за месяц? И способен ли я вообще на такие подвиги после долгого лежания на диване? Эйфория, в которой я пребывал последние несколько часов, постепенно сменялась унынием, переходящим в отчаяние. Я упал на диван и провалился в тяжелый сон.
Глава III
– Писать нужно только тогда, когда не можешь не писать», – любит говаривать мой приятель Серега Бобылев, сочиняющий женские романы под псевдонимом Анна Дремова.
– А если не можешь писать и не писать тоже не можешь? – Обычно отвечаю я с едкой ухмылкой, после чего мы с ним натужно гогочем.
Затем, как водится, переходим к возлияниям, интенсивность и продолжительность которых целиком и полностью зависит от Серегиной щедрости, потому что его гонорары с моими не сравнить. Ведь он стряпает в среднем по одной книжке в два месяца, и это для него не предел. Если б не пил, успевал бы и больше, хотя, с другой стороны, при такой работенке кто угодно сопьется. Слышали бы вы, какими словами он кроет своих издателей, изрядно приняв на грудь. Не меньше достается и читателям.
– Господи, – разрывает он мне сердце своими причитаниями, – и когда эта бодяга у них из ушей полезет? Я бы тогда что-нибудь посерьезней написал.
– А кто тебе сейчас мешает? – дежурно вопрошаю я, заранее зная Серегин ответ. – Бери да пиши.
–Когда? – закатывает глаза Серега. – Это гребаное чтиво у меня все силы забирает!
–Так брось его, – разражаюсь я псевдодружеским советом, – и займись главным.
– Да, а что я буду кушать? – ни одной минуты не задумывается Серега. – Пока не рожу роман века?
Я дергаю плечом:
– Так ты же у нас писучий, наверняка быстро управишься…
–Так это смотря что писать, – Серега придирчиво изучает содержимое своей рюмки, и это выглядит странно на фоне творящегося вокруг него бардака, – если «Войну и мир», это одно дело, а если вечные истины для водопроводчиков, – другое.
– А чем тебе водопроводчики не угодили? – подзуживаю я Серегу. Причем делаю это намеренно, поскольку досконально знаю все больные Серегины мозоли. – Тоже люди. Не хуже твоих озабоченных домохозяек.
Серега традиционно заводится с пол-оборота:
– Ни фига! Знаешь, какая между нами разница? Я, по крайней мере, не заставляю своих, как ты выражаешься, озабоченных домохозяек думать, что пичкаю их высокоинтеллектуальным продуктом! Я честно говорю: то, что я леплю, всего лишь дешевое чтиво и не более того. Не нравится, пойдите и купите себе что-нибудь получше. А эти юные выскочки… Они внушают, что их творения – пропуск в мир интеллектуалов, а на самом деле это сто раз пережеванные и пропущенные сквозь пищеварительный тракт банальности. Вот, что это такое!
– Красиво излагаешь! – хвалю я Серегино красноречие. – А главное, как нестандартно! Особенно про банальности. Хотя, если честно, то я раньше думал, что выходящая из пищеварительного тракта в конечном итоге м-м-м субстанция называется несколько иначе. – И незаметно для себя самого вхожу в раж не хуже Сереги, потому что больные мозоли у нас с ним одни и те же. – Только с чего ты взял, что водопроводчикам нужна твоя хваленая честность? Насколько я понимаю, эта ситуация их вполне устраивает.
К этому моменту Серега, как правило, успевает махнуть рюмку-другую, а потому закипает:
– Ой, да кто их спрашивал? А то ты не знаешь, что за них все издатели решают, которым главное сбыть свой товар. Вот они и наклеивают этикетки: этот роман вы ждали последние десять лет! А этот – чуть ли не всю свою жизнь! Тьфу на вас! И вот читатели все, как один, побежали – покупать роман, который они, оказывается, так ждали, просто не догадывались об этом, пока им доходчиво не объяснили. С каждого столба! А не объяснили бы, они, бедные, так и прождали бы зазря. Вот и скажи мне после этого, что бы сейчас с Толстым было? Заметил бы его кто-нибудь, или нет?
Для солидности я беру минуту на раздумье, хотя ответ на этот вопрос у меня всегда наготове, после чего глубокомысленно качаю головой:
– Сомневаюсь. По нынешним временам его романы – не формат.
Ну, и так далее, и тому подобное… Кстати, заканчиваются такие наши дискуссии тоже вполне стандартно: дежурным выводом о том, что, поскольку пустой и бессмысленный постмодернизм трансформировался в еще более пустой и бессмысленный постпостмодернизм, великой русской литературе пришли окончательные кранты. После чего мы обычно переходим на темы более приземленные, как то: женщины и деньги. Точнее, деньги и женщины. Ибо второе со всей неотвратимой для Сереги очевидностью вытекает из первого.
И зависимость эта для него тем мучительнее, чем сам Серега озабоченней. А такое с ним периодически случается. Как, впрочем, и со мной. С той разницей, что я делаю все возможное, чтобы это обстоятельство не очень бросалось глаза, так же, как и мои рваные носки. Ну а Серега, когда на него наезжает, любой разговор переводит на секс и все, что с ним связано. А при особо тяжело протекающих рецидивах даже предпринимает попытки жениться, и подобное на моей памяти было, по крайней мере, дважды.
Ах, видели б вы, как он носился с этой идеей! Прежде, чем наметить конкретную кандидатуру, разрабатывал подробный и весьма экзотический план будущего с ней совместного проживания, включающий, к примеру, твердое намерение «в пакете с женой» обзавестись породистой собакой-сукой, которая ежегодно приносила бы помет щенят. Я, хотя и советчик из меня в матримониальных делах довольно аховый, осторожно давал Сереге понять, что лучше б ему означенный пункт из программы вычеркнуть, но он и слушать меня не хотел. В богатом Серегином писательском воображении (может быть, еще более богатом, чем у меня), как заноза, засела лубочная картинка, на которой счастливо застыли, обнявшись, он, его супруга и породистая псина со своими щенками. Стоит ли уточнять, что из этой затеи ничего не получилось?
В другой раз события развивались, на первый взгляд, по более благоприятному сценарию. Во всяком случае, у Сереги уже имелась реальная претендентка на вечно вакантную должность его жены, откуда-то с периферии, которая была согласна на все его условия, вплоть до собаки, но тут он сам дал слабину, причем в самый решающий момент. Когда настала пора подать ей ясный и недвусмысленный сигнал выдвигаться, Серега, вместо того взял и прервал с ней всякую связь на длительное время. Как он потом объяснял, тому имелось множество причин. Проблемы, дескать, навалились, неприятности в издательстве… Короче, по его словам, «тогда ему было ни до чего». Ну, а потом уже и претендентка стала менее сговорчивой и, в свою очередь, выставила Сереге условия.
Да, но к чему я все это?.. Ах, да, это все иллюстрация не столько к Серегиному бытию, сколько к нашей с ним манере общения. К тому, о чем мы обычно болтаем, когда нам осточертевает наша бесплодная окололитературная полемика. Впрочем, чуть не забыл, есть у него еще одна заморочка, которой он меня донимает с завидной регулярностью. Это – его безумное желание поднанять меня в качестве литературного негра в очередной свой писательский прожект под условным названием «Месть кроликов». Про то, как лабораторные животные взбунтовались против тех, кто ставит на них опыты, и поменялись с ними местами.
И напрасно я его убеждаю, что такое уже было-перебыло, Серега твердит свое:
– Плевать! Главное засветиться в жанре фэнтези, а то эти бабские сопли уже надоели.
– Ну, так переквалифицируйся!
– Сразу не получится, – мотает головой Серега, – сначала все нужно делать параллельно, а у меня сил не хватит. Ну что ты упираешься? Все сюжетные линии я распишу, ты, главное, гони текст, хоть и самый дубовый. Какое-никакое имя у меня есть – напечатают, а там, глядишь, раскрутимся. – И, конечно же, приводит убийственный аргумент. – Да что тебе, в конце концов, деньги не нужны?!
