Вера… твою мать, точно, вера! Ответ – вера! Они не верили в то, что Женя может сформироваться самостоятельно в человека, и поэтому с раннего детства вдалбливали в неё то, что хотели видеть в собственном «ребенке мечты». И речь тут совсем не о выборе собственного Бога, дороги в жизни или тупо спортивного направления. Речь о деконструкции потенциальной личности в угоду собственным смехуёчкам, в которых сами же потом разуверились.

Леша блять, прощелыга, ты меня слушаешь? Ответь мне!

Мне не справиться без тебя. Подожди, потерпи немного. Совсем скоро всё это закончится.

Вера

Ох, Леха. Одна из самых главных вещей, которую я усвоил к своему весьма скромному времени, это то, что миллиардер, бомж, я и ты счастливы и несчастливы одинаково, просто у всех разные причины радоваться или горевать. Да, да, понимаю, всё это звучит весьма и весьма странно, но ты только послушай. На своём жизненном пути ты приобретал и терял, и все это было в различном социальном статусе. Иногда тебе казалось, что ты не можешь быть счастливее, чем сейчас, и буквально через какое-то время ты вновь в этом переубеждался, находя для себя новые источники счастья. А если все так, то… горести о недостатке денег, воины и катастрофы, пандемии, заключения – всё это хуйня. Это все обесценивает, совсем. Ведь, если подумать, то какой во всём этом смысл, если что бы ты не делал – это не принесет излишек счастья, а возможно лишь продлит срок действия этой блядской таблетки.

Отвлекаясь от счастья и прочей чепухи, сократив все до минимума мы получаем то, что сквозь мою жизнь, жизни моих жертв и жизни тех трёх детей Алеся и хотела мне донести то, что само существование её блядского чистилища – есть результат нашего тщетного увлечения в поисках счастья.

И когда я, в поисках фантомного счастья занимался сексом с очередной «единственной и неповторимой» в её глазах я понял, что, наконец-то, умер. После я пытался скрасить свою жизнь любовью, но так её и не нашел, все тщетно было. Иронично, что в поисках счастья я уничтожил последнее хорошее, что оставалось во мне. Я убил в себе принца при попытке стать суперчеловеком. И вот, как и говорила Алеся, видимо чистилище и стало существовать только благодаря похоти. Не путай со страстью и вдохновением, что происходит между влюблёнными, оно ценно, а потому хрупко. И уничтожить его очень просто, достаточно лишь несколько раз предать своего внутреннего ребенка и все – теперь ты худшая версия себя. И благодаря доступности этого, с позволения сказать, греха – ты очень просто погружаешься в этот омут.

Попытавшись встать с колен, я всё же однажды попробовал помириться со своим внутренним ребенком, которого нещадно бил палкой все эти годы. Попробовал подкормить его потенциальной влюблённостью. И когда я встретил милый мне взгляд напротив – я сдался. Я просто не смог ничего поделать. Все эти блядские мефедроновые глазки, колготки и чулочки, California dreaming, все дела – всё это ни стоило ни одного удара по моему бедному ребеночку. Всё это надо просто перетерпеть, как голод. Если подождать, пока голодный, то голод уйдет и наступит тошнота. А тошноту довольно легко переносить.

Лёха. Только представь себе картину, как вот в тот момент, наконец, я захотел собрать воедино свой мир, свой собственный замок. И вернувшись я увидел, что всё давным–давно разрушено. Я ехал домой тёмно–синий, как труп. Мертвецки синий цвет моей кожи говорил мне о том, что я уже давно умер, только стеснялся себе рассказать об этом.

Поезд нёс меня в сторону моего дома, а я уже и забыл, какого это – возвращать и возвращаться. Я стал забывать, как быть настоящим человеком. Что они едят, что пьют и о чём думают перед сном. Каждый раз, с новой ladies я надеялся и верил, что вот, совсем скоро всё будет хорошо, что будет как у всех. Я вспомню, что такое летать, я полюблю, может даже взаимно, а пока нет у меня взаимности с этой вертихвосткой, по имени Жизнь. Не любит она меня, терпеть не может. Надоел я ей своими бесчисленными подкатами, она, как и всё шлюхи вселенной, «сильных» любит. А кто сильный то? Кто придурок, тот и сильный. Только законченный идиот может быть сильным, потому как в голове пусто. Наркоманы сильные все, им хватает сил убивать себя. Самоубийцы сильные – им хватило сил на самый серьёзный поступок в их жизни. Пьяницы, колдуны, воры, хулиганы и быдло – вот, кто в наше время силён. Вот кто удостаивается чести и славы, а слабые ремесленники пера и кисти для счастья не созданы. Знаешь Лёх, что я тебе скажу? Наверняка тот самый принц из сказки был на самом деле настоящим придурком и быдланом, а стены замка – это единственное, что помешало принцессе стать шлюхой. В том замке я спас разве что дракона.

И теперь я тоже сильный. Я как они – только немного хуже. Легкие порывы разума в моей голове мешают мне стать сильным до конца, я так, чуть совсем. В конце пути я понимаю, что никому я так и не смог ничего предложить.

Правда, Лёх?

Правда ведь?

Ауу…

Ах да. Я один здесь, не было никакого Лёхи. Я его выдумал, чтобы не уходить одному. Хотя бы на краю жизни, сейчас, я не хочу быть одиноким. Я хочу быть услышанным. Как в день рождения, да! Пусть сегодня будет как в день рождения, только день смерти. Смерти слишком пафосно… день ухода? Последний день? Да какая разница. я один тут, с Ал..Лёхой. С Лёхой я, да, братан? Ты ведь со мной через огонь и воду. В шкафу вместе сидели, столько херни видели. Баб перепортили тьму. Ублюдки мы с тобой, А ты и сознаваться не хочешь. Вот чувствуешь, как тебе больно, когда я давлю на эту рану? Больно и мне. Значит мы живы! Я жив. Сейчас.

Как же это важно всё–таки, быть Сижу тут в подвале, как долбаёб, Сам с собой разговариваю. Потрогал своё лицо. Запекшаяся кровь неприятно стягивала кожу на щеках, руки болели от веревок, а одна вообще была разбита молотком. Три пальца на руке, прикольные на ощупь. Синие, как я в том поезде. Местами почернели. Пальцы уже ничего не чувствовали и были похожи просто на твёрдые чёрные палочки, вырезанные из липы заскучавшим мальчишкой, коим я был очень давно. Следы глубокие, будто я висел на руках. Пока себе рассказывал, видимо, пытался вырваться и сбежать сам от себя. Повсюду кровь – очень много. Она была на руках, стуле, веревках, наждачной бумаге, молотке, пассатижах, во рту, в глазах и в мыслях. Моя кровь, грязная и вонючая. Я мечтал, чтобы она поскорее закончилась и я, наконец ушел. Дурацкая кровь должна уходить, но нет, никак.

Нет, стоп! Я не позволю!

Лёха! А ну иди сюда. Я не договорил. Ты не можешь уйти просто так. Просто пропасть, как чувства или правый носок. Ты не имеешь права пропадать. Ты не просто плод моей больной фантазии, ты такой же, как и я! Я тебя родил в себе, воспитывал твою личность параллельно с моей, а знаешь зачем? Всё ради того, чтобы во мне смешались наконец твоё добро и моё зло. Чтобы добро, наконец, победило. Я дал тебе шанс стать святым мучеником. Я сделал всё для этого. Без моего зла никогда бы не было тебя. Как бы ты не старался – тебе не сбежать, к твоему огромному сожалению, мы делим одно тело.

А знаешь что, Леха? Мир прекрасен! – сказал я, очередным хлестким ударом ударив себя по голой груди – прекрасен потому, что больше у нас ничего то и нет! Творчество? Наука? Секс? Бабки? Все это хуйня! Полная ебанина! По одной простой причине – мне скучно! Я ненавижу тебя прямо сейчас! Ненавижу, пока ты смотришь на меня, плачешь и любишь. Неужели это всё, что мы смогли создать? Все такие слабые вокруг, никчёмные. Никто ничего не умеет, все привязаны ко всем, прямо как наши руки друг к дружке. Так что же нам делать? Сколько бы я не бил тебя, сколько бы зубов я еще не вырвал – ты отказываешься быть великим. Ты уже глух, остались только глаза. Твои блядские серые глаза! Точно!

Отныне и впредь ты не увидишь этот мир больше! Тут есть верстак, с тисками. Сейчас я зажму туда гвоздик и всё, это будет последняя наша с тобой вспышка. Ты наконец перестанешь видеть безобразие этого мира. Твои руки уже не чувствуют, голос давно молчит, уши не слышат. Мы должны, наконец, выйти на последнюю битву между друг другом. Добро–зло, ад–рай, не важно, как не назови, а мы должны узнать, кто же победит в самом конце. В самом конце, там, где ты не сможешь сбежать. Там, где я найду тебя и мы, наконец, навечно будем рядом. Ты не сможешь скрываться за разовыми порывами моего характера. И тогда, мы наконец поболтаем как друзья.