Десять минут на автобусе от центра, затем свернуть направо, нырнуть во мрачный двор, а потом выйти на финишную прямую через подобие парка, и я на месте. Дом 35, квартира 10, так она сказала, когда приглашала меня на внеочередное гулянье (напитки нести с собой). Она- это Александра, с которой я как-то уж совершенно спонтанно познакомился на улице несколько дней назад. Знал я её, в общем-то слабо, а собравшуюся компанию ещё слабее, но не отказывать же, в самом деле даме, да и я, что скрывать, тот ещё страждец импульсивных поступков. По этой причине я и стою сейчас перед дверью в подъезд и жду, когда меня запустят. Бросаю взгляд на окно на первом этаже и вижу промелькнувшее знакомое лицо. Через несколько минут слышу шорох тапочек по бетонному полу и дверь открывается. Фиолетовые волосы, блёстки на лице, мечтательные глаза, словом, open-minded, как раз в моём вкусе. Обмениваемся улыбками и идем к её двери.

–Ну, заходи.

Я вхожу, и в голове рождаются сотни комментариев насчёт явной захудалости квартиры, но мне удаётся их подавить. Напротив прихожей уже лет 40 не идущая в ногу со временем кухня, налево ванная и туалет, на удивление хорошо выглядящие, направо единственная комната: диван, пара стульев и прочая фурнитура. На полу красный ковер, на котором сидели остальные гости, очень кстати перешедшее на крепкое, ибо беспроблемное знакомство с новыми людьми – не мой конек.

Они представляются первыми: Вадик, весьма высокий и Света, с первого взгляда на которую можно сказать о её напористости. Выглядят как пара, одеты довольно просто, но кажется, не озабочены этим. Сразу можно заметить, что Вадик любит поговорить. Жму руки им обоим и усаживаюсь неподалёку. Саша тем временем куда-то ушла, давая нам, таким образом, познакомиться поближе, но ошибается, лишая обе стороны связующего звена. Повисает неловкое молчание, разбавляемое разговором Вадика и Светы, в который я пробую неловко влезть. Но после первого стакана неловкость исчезает. И я, как кран после отключения воды, сперва хриплю что-то бессвязное, но затем включаюсь в беседу и она идёт ровным и чистым потоком, и я даже пытаюсь шутить.

А после пятого все мы уже ведем себя как давние друзья. Но я прекрасно чувствую, что эта Гераклова повязка тотчас же слетит с глаз, если я позволю себе какую-нибудь оплошность. Поэтому я стараюсь быть частью компании и поддерживаю иллюзию.

И вот, я уже почти в импровизированной зоне комфорта, чувство уюта полнит меня, как в дверь раздаётся стук, и входят ещё два человека. Миша и Наташа, которые выглядят как представители одной из субкультур, но, какой именно, понять сложно. Я немного расстроен, но после пятого стакана намного легче прийти в себя. К тому же пришедшие тоже явно навеселе, да и настроены дружелюбно. Мы быстро знакомимся, и веселье разрастается в два раза.

Играет музыка, все разбрелись по разным углам квартиры. Я, с Мишей и Наташей, вышел на улицу покурить, оживленно говоря. По приходу снова разбиваемся скорее по полу, чем по интересам.

Всё в общем-то идет неплохо, пока кто-то не предлагает поиграть бутылочку. И так как все достаточно пьяны для своего согласия, ни одного голоса против нет. Все садятся в круг, Вадим крутит первым. Она падает сначала на меня, мы отшучиваемся, и он крутит во второй раз. Она падает на Свету. Мне почему-то неловко, и я отворачиваюсь. Потом идет очередь Миши, ему выпала на Сашу, и Саши, которой выпала на Наташу. Потом наступает моя очередь, я кручу её, и мне выпадает Саша. Я чувствую вспыхнувший огонек в центре живота, и ещё один пониже, ведь именно из-за Саши я и нахожусь сейчас здесь. Но даже их обоих недостаточно, чтобы поцеловать кого-то прямо перед всеми, поэтому я прошу её уйти в место поукромнее. После всеобщего непродолжительного гула она берет меня за руку и ведет в ванную.

Там она закрывает дверь на защелку и нетерпеливо улыбается. Затем приближается. Она видит мою спину и затылок в зеркале позади меня. Наши лица оказываются рядом. Я вижу её закрытые глаза и полуоткрытый рот. Наши губы соприкасаются. Они у неё немного сухие и мягкие. Потом её язык нежно проникает в мой рот и касается моего, будто зовя прийти в движение. Он откликается на зов и, ведомый, стремится вперед.

И тут, будто бы внезапно лопнувшая струна, я чувствую как все моё тело сжалось в одной точке, а потом взорвалось. Я резко оттолкнулся от неё и ударился о зеркало. Кровь уже заливала мою одежду и капала на плиточный пол. А она жевала мой язык. Я схватился за лицо, уже побледневшее, и поднял глаза на её – она подняла свои в ответ. Но на уме у меня был только Витгенштейн.

В то зимнее утро обстоятельства сошлись так, что я был должен дожидаться одной дамочки в центре города, а была она хороша, так что ничего и не попишешь. Утро было выдающимся: лёгкий снег, совершенно ясное небо, и такой добрый свет, что хотелось улыбаться кому попало или помочь какой-нибудь старушке -благодать! Идти было некуда, поэтому, взяв кофе, я присел на слегка припорошенную лавочку и задался вопросом, чем бы мне сейчас заняться. А потом увидел, что в моём направлении идёт какой-то мужичок, и сразу понял, что идёт именно ко мне. Так и оказалось, он подошёл, и, вежливо, что, в общем-то, редкость, спросил, можно ли со мной поговорить. Воистину добрый свет; мне кажется, именно под таким светом и велись знаменитые диалоги в древней Греции, поэтому мне ничего и не оставалось, кроме как решительно согласиться.

Звали сего вежливого мужа Виктор Степанович Грот, был он очевидно не молод, но это его не портило; как не портила затасканная куртка и выцветшая меховая шапка. Мы обменялись вопросами о том, что каждый из нас тут делает в такую рань и я узнал, что он только что продал какие-то одеяла и, может быть, ещё какое тряпьё на рынке, чтобы купить самое дешевое, что было в аптеке из спиртного, чуть ли не одеколон, словом. Но и это меня не смутило. Поговорили: немного политики, насущных вещей, литературы; тут он даже схитрил, прочитав стихотворение и спросив угадать автора, я подумал на Есенина, потому что и слогом и настроением было очень похоже, но стихотворение оказалось его собственного сочинения. Что ж, недурно, да и стих был хорошим. Я тоже решил не отставать и прочёл ему пару своих – впечатление было произведено. Вот уж действительно рыбак видит рыбака.

Слово за слово, и Витя (так он попросил его называть) сказал, что я могу приезжать к нему время от времени, так как человек он одинокий, хотя у него есть внучка, чуть младше меня, которую он мог бы пригласить, если я соглашусь. И выглядело все это очень искренне: действительно, дедушка, не с кем поговорить, одинок, да и честность его говорила о многом. О, как же я ошибался, ведь единственным рыбаком тогда оказался не я.

Времени до встречи с моей подругой оставалось не много, но я подумал, что уже не так и сильно хочу этой встречи, к тому же мне хотелось поехать сейчас же. Ничего, будут и другие, да и вряд ли она та единственная, а вот хорошего собеседника встретишь не часто, подумал я тогда и пошёл с Витей на автобусную остановку. По пути он объяснил, где и как он живёт: Двухкомнатная квартира на третьем этаже позднесоветского убранства и без изысков.

За проезд пришлось платить мне, но я не расстроился. Дорога прошла незаметно, опять же, слово за слово и мы уже на его остановке посреди наступающего полудня. Потом миновали несколько дворов, чистенький подъезд и два лестничных пролёта. Вошли в квартиру, разделись. Как-то само собой получилось пройти в кухню и занять места на табуретках. Витя поставил чайник и достал из холодильника коньячок – "для здоровья" -, которым и мне, впрочем, предложил угоститься. Выпив по чашке мы разговорились.

И казалось, что квартирка вполне уютная, да и коньяк вгоняет в какую-то негу, но было-таки тут что-то странное, буквально на периферии зрения, маленькая деталька, рушащая всю атмосферу, но я никак не мог понять, в чём именно дело. Такие мысли посещали меня урывками, в паузах диалога. А бутылочка всё опустошалась и опустошалась. Потом я обнаружил себя на середине уже второй коньяка, разговор брёл в какие-то далёкие края, а сама кухня была освещена искусственно. За окном начало темнеть. Тут я отошёл в туалет. В голове гудело, но на ногах я ещё стоял крепко. Сделав свои дела и помыв руки я уже было открыл дверь, но тут телефон выскользнул у меня из рук и упал к унитазу и я, выругавшись, присел поднять его, как моё внимание привлекло что-то под ванной. Кажется, какой-то мешок, но потом показались явно человеческие очертания. Я подсветил фонариком и замер, сердце пропустило такт. Это была девочка лет двенадцати, вся в пыли и грязи, волосы спутаны. Сначала я подумал, что это может быть и есть та самая внучка, но девочка совсем не шевелилась. Ситуация тут же изменилась: это был уже не тот добрый свет, как утром, а тусклый и жёлтый от лампочки, кран протекал и был в ржавчине, линолеум потёрся, пахло каким-то скисшим уксусом, ещё бог знает чем. И я угодил в этот капкан. В моём воображении уже вставал окровавленный нож, но из оцепенения меня вывел, как удар золотой перчаткой прямо по носу, окрик из кухни. Мне пришлось выйти и не подавая виду усесться назад. О, старик тоже выглядел иначе, теперь это был осунувшийся бедняк с мутными глазами и пропитым лицом. А той деталью, что портила атмосферу, теперь я понял, был розовый рюкзак на подоконнике. Видимо, моя маскировка была сразу раскрыта, потому что когда добрый дедушка, после настойчивого предложения выпить ещё по одной, получил отказ, он сразу бросился на меня, роняя посуду со стола. Но коньяк подействовал на него куда сильней: я просто отшвырнул его и побежал в прихожую, а там, схватив куртку и ботинки и открыв дверь, которая, по счастью, была закрыта не на ключ, выбежал в коридор, попутно набирая номер полиции.