В это время над лесом пролетел фашистский самолет «рама». По отрядам партизан прошел недовольный ропот и разные предположения:
— Вот зараза летает! Наверно, получила особое задание?
— Может, они нас ищут?
— А черт его знает, кажется, фрицы почуяли что-то? Ведь обозы наши возвращались днем.
— Кочерга проклятая!
— Ни черта она не разыщет. Ничего особенного. Немцы проводят регулярный облет.
«Рама» продолжала кружить над горизонтом, помахивая крыльями. Машеров знал, что после мартовской карательной экспедиции гитлеровский разведывательный самолет ежедневно по нескольку раз летал над партизанской зоной, и в данном районе, в частности, немцы боялись внезапного нападения партизан и поэтому внимательно следили с воздуха. Очень часто самолеты бомбили села или на бреющем полете расстреливали мирных жителей, стараясь нагнать больше паники.
Машеров увидел группу веселых партизан, где один из них рассказывал какую-то забавную историю.
— О чем разговор, друзья? — поинтересовался он.— Может быть, о предстоящей операции?
— Она никуда не уйдет, товарищ комиссар,— расплылся в улыбке старший по возрасту, с бородой боец,— а вот любимая девушка нашего пулеметчика улетучилась. Была и нет, исчезла, словно утренний туман.
— А сколько вылилось слез при прощании,— делая гримасу муки, помогал ему сосед.
— Поэтому и дороги раскислые,— подтрунивали остальные.
Машеров посмотрел на всех и, тяжело вздохнув, произнес:
— Не вижу, друзья, повода для смеха. Война оторвала у нас и это большое прекрасное человеческое чувство, вернее, не дает ему почвы для роста. Будем терпеть, товарищи, во имя спасения Отечества!
Он неожиданно задал всем вопрос:
— Смерти боитесь?
— А кто ее не боится,— рассудил все тот же бородатый партизан.— Но свои головы зря терять не станем, товарищ комиссар.
— Правильно,— поддержал его Машеров,— воюйте смело, но осмотрительно, подстраховывая один другого. А любовь пусть не уходит от каждого из нас.
Машеров невольно подумал: как хорошо, что люди не отвыкли за эти страшные годы от здоровой шутки, иронии, разумной потехи и мягкой, доброжелательной улыбки. Он обошел еще несколько групп отдыхающих партизан, находя каждому доброе слово. Послышался приказ о возобновлении марша. Бригада снова двинулась в путь. Миновали немецкий гарнизон и через некоторое время приблизились к железной дороге.
— Операция начнется ровно в два часа ночи,— последовало указание командира бригады, и все отряды стали занимать исходные позиции.
Железная дорога была уже рядом.
Партизаны ползком приближались к полотну. Сотни человеческих фигур, затаив дыхание, медленно двигались вперед. Стояла гнетущая тишина. Слева мелькнул огонек. Видимо, проходил пост оккупантов или полицейских.
— Прекратить движение! — пронеслось шепотом по цени.— Ни звука!
Ночную тишину нарушила автоматная очередь: тр-тр-тр-р-р… За ней последовало тарахтение пулемета и уже почти рядом рассыпались брызги трассирующих пуль. Огонь противника нарастал. Потом начали стрелять партизаны, набирая темп движения. На горизонте маячили часовые врага.
— Вперед, товарищи! — крикнул Машеров и сам побежал к железной дороге, поливая огнем из автомата немецкий караул. — Ура-а!
Вся бригада, словно вихрь, устремилась на железнодорожное полотно.
— Живее, товарищи, живее! — призывал командир бригады Романов. — Не останавливайтесь ни на минуту.
Партизаны единым порывом уничтожили проволочное заграждение, смели деревянные колючие щиты и другие преграды. Еще несколько усилии — и бригада перешла железную дорогу.
Обратимся снова к документам истории бригады, изложенной комбригом:
«После небольшого блуждания мы вышли на дорогу и подошли к Новому Селу,— отмечается там.— Еще неизвестно было, есть тут гарнизон противника или нет, но думать было некогда. Бригада развернулась в цепь и двигалась на деревню. Все тихо… На северо-востоке застучали пулеметы Захарова. Люди в точности знали свои обязанности. Без промедления была занята полукруговая оборона, тылом к реке.
Партизаны уже тащили к реке бревна и вязали их в плоты. Работа шла споро. Не зря тренировались перед переходом на реке Свольне. Однако не клеилось с канатом, который никак не удавалось натянуть. Плоты сносило течением так, что каната хватало только до середины реки. Вот уже готовы плоты, а канатов нет. Пошли первые плоты с разведчиками на веслах.
— Делать весла!
Но их уже лежало на берегу достаточное количество. Подбежали связные и доложили, что оборона отрядами занята.
— Поздно докладываете! Бригада уже начала переправу. Передайте командирам команду переправляться.
Я умышленно это делал: партизаны должны были иметь постоянную связь с командирами, ежеминутно знать обстановку в любой операции. Тогда они будут уверены в успехе дела.
Связные скрылись в темноте.
И вдруг словно горохом сыпанул по плотам пулемет с латвийской погранзаставы, потом другой, потом затрещали винтовочные выстрелы.
…Плоты были на середине реки, люди на них, инстинктивно пригибаясь, налегали на весла. Ветер хотя и дул против течения, все же вода, поднявшаяся от дождей, относила плоты вниз, навстречу выстрелам. Пули ложились возле плотов.
— Немедленно отбить нападение с правого фланга, парализовать огонь, мешающий переправе. На том берегу — все внимание в эту сторону! — отдал я приказание связному и начальнику штаба, одновременно переправлявшимся на тот берег. Там залегшая цепь только что переправившихся разведчиков привлекла огонь на себя.
Плоты высадились. Но что там… Люди дрогнули и начали пятиться к лесу. Плоты стояли у берега, и никто не пытался их отогнать обратно.
— Давай плоты обратно! Вперед! Организуй там порядок!
Машеров уже на середине реки. Строгая команда успокоила людей, и плоты пошли обратно. Через некоторое время противник был отброшен огнем с обеих сторон реки — и переправа продолжалась нормально. Девять плотов, забиравших по 100—120 человек одновременно, курсировали меж берегов. Люди преобразились. Стрельба, правда, продолжалась, но теперь уже далеко, и слышно было, как били наши минометы.
— Товарищ комбриг! Со стороны Бигосова движется группа немцев!
Сразу же началась перестрелка на левом берегу.
— Передайте командиру: ни в коем случае не допустить помех переправе,— отдал приказ через связных Альшанникову.
А под Бигосовом безумолку били захаровские пулеметы. Уже рассвело. Под звуки непрекращающегося боя переправа успешно продолжалась.
Машеров навел порядок на том берегу, организуя оборону и защищая фланги, правильно расположил огневые средства в сторону противоположного берега. Бой уже шел с трех сторон. Из деревни, что на том берегу, тоже ударили по переправе. Туда направилась группа наших автоматчиков во главе с Нигамаевым. Вот послышались сильные короткие очереди в самом селе. Плоты сновали взад и вперед… Переправа близилась к концу. Снималась уже оборона, оставляя небольшие группы прикрытия переправы с тыла и флангов, затем и эти группы я начал последовательно перебрасывать через реку.
— Товарищ комбриг! Противник снялся с флангов и начал заходить с тыла! — доложил связной.
Сняв последнюю группу Шуцкого, я начал переправляться через реку, строго приказал:
— Все огневые средства в сторону противоположного берега!
Теперь не страшно. Последний отряд Щуцкого уже погрузили на плоты. И тут с тыла, из-за горки, в Новом Селе начали появляться сначала отдельные фигуры, а потом группы немцев, полицейских, стрелявших в нашу сторону и по плотам. Сплошная завеса огня винтовок, пулеметов, автоматов, ПТР, минометов накрыла плоты, приближающиеся к берегу. Загорелось Новое Село. Сначала какой-то сарай, потом дом. Вдоль улицы бешено проскакал раненый конь, поднялся на дыбы и рухнул на землю. Когда группа Шуцкого высадилась на берег, бригада, постепенно снявшись, двинулась на д. Александрино.
…Переправа закончилась успешно благодаря хорошей подготовке и слаженности бригады, самоотверженным и умелым действиям командиров отрядов, высокой дисциплине и честности действий всего личного состава. Несмотря на то, что переправа с боем длилась около пяти часов, потерь не было, за исключением двух легкораненых.