Старые хроники описывали, как Ацтеки пили чоколатль перед тем, как съесть теонанакатль. Поэтому г-жа Лизелотта Юнгер тоже подала нам горячий шоколад для поднятия настроения. Затем она покинула четырех мужчин, предоставив их судьбе.
Мы собрались в стильной комнате с темным деревянным потолком, выложенной плиткой печью, старинной мебелью, французскими гравюрами на стенах и пышным букетом тюльпанов на столе. Эрнст Юнгер был одет в длинный, широкий восточный халат с темно-синими полосками, который он привез из Египта; Хериберт Концетт был великолепен в ярко вышитой мантии мандарина; Рудольф Гелпке и я надели домашние халаты. Повседневную реальность следовало отложить в сторону, вместе с повседневной одеждой.
Вскоре после захода солнца мы приняли наркотик, не грибы, а только их действующее начало, по 20 мг псилоцибина каждый. Это соответствовало примерно двум третьим от очень сильной дозы, которую принимала курандера Мария Сабина в форме грибов рода псилоцибе.
Спустя час, я все еще не замечал никакого действия, в то время как мои товарищи уже глубоко погрузились в путешествие. Я надеялся, что во время действия грибов мне удастся воскресить некоторые образы, эйфорические моменты из моего детства, которые остались в моей памяти переживаниями счастья: луг, покрытый хризантемами, слегка колыхавшимися под ветром раннего лета; розовый куст в вечернем свете после грозы; голубые ирисы, свисавшие со стены виноградника. Но, когда вещество гриба, наконец, начало действовать, вместо этих ярких образов дома моего детства, появились странные сцены. Наполовину ошеломленный, я погрузился глубже, проходя через совсем опустевшие города с какой-то мексиканской экзотикой и мертвенным великолепием. Испуганный, я попытался удержаться на поверхности, сконцентрироваться на внешнем мире, на окружении. На какое-то время мне это удалось. Затем я посмотрел на громадного Эрнста Юнгера, ходившего взад-вперед, могущественного волшебника. Хериберт Концетт в блестящем шелковом халате казался коварным китайским шутом. Даже Рудольф Гелпке казался мне зловещим; длинный, худой, таинственный.
С углублением опьянения, все становилось еще более странным. Я сам чувствовал себя странным. Когда я закрывал глаза, я попадал в чудные, холодные, глупые и пустынные местности, освещенные тусклым светом. Окружающая среда тоже казалась призрачной и лишенной всякого смысла, когда я открывал глаза и пытался зацепиться за внешний мир. Совершенная пустота угрожала затянуть меня в абсолютное небытие. Я помню, как я схватил за руку Рудольфа Гелпке, когда он проходил мимо моего кресла, и держался за него, чтобы не погрузиться в темное небытие. Мной овладел страх смерти и бесконечное желание вернуться в обычный мир, в реальность мира людей. После вечного страха я медленно возвращался в комнату. Я видел и слышал великого волшебника, рассказывавшего ясным, громким голосом про Шопенгауэра, Канта, Гегеля, и говорившего о старой Гаа, любимой мамочке. Хериберт Концетт и Рудольф Гелпке уже совсем спустились на землю, в то время как я только-только с большим трудом обретал опору.
Для меня этот визит в мир гриба был испытанием, столкновением с миром смерти и пустоты. Эксперимент протекал не так, как я того ожидал. Тем не менее, встречу с пустотой тоже можно расценивать как пользу. После этого существование мироздания кажется гораздо более удивительным.
Полночь миновала, и мы собрались за столом, который хозяйка дома накрыла на верхнем этаже. Мы отпраздновали возвращение изысканным ужином и музыкой Моцарта. Беседа, во время которой мы обменивались своими впечатлениями, продолжалась почти до утра.
Эрнст Юнгер описал то, что он пережил в этом путешествии, в своей книге Annaherndrogen und Rausch (Подходящие наркотики и интоксикация) (Ernst Klett Verlag, Stuttgart, 1970), в главе "Ein Pilz-Symposium" (Симпозиум по грибам). Далее следует отрывок из этой работы: Как обычно, полчаса или чуть больше прошли в тишине. Потом возникли первые признаки: цветы на столе вспыхнули и засверкали. Было время, когда уходят с работы; снаружи подметали улицы, как обычно по выходным. Шарканье метлы болезненно проникало в тишину. Этот звук, снова и снова, как и лязг, грохот, тряска и удары случайным образом являлся симптомом, вроде тех признаков, что обозначают начало болезни. Снова и снова это играет определенную роль в истории магических практик.
К этому времени гриб начал действовать; весенний букет отсвечивал темнотой. Это не был естественный свет. Тени зашевелились в углах, как будто обретая форму. Я стал беспокойным, даже озябшим, несмотря на тепло, исходившее от плиток. Я растянулся на диване и натянул покрывало на голову.
Все стало кожей, к которой прикасались, даже сетчаткой, контактировавшей со светом. Это свет был многоцветным; он проявлялся в виде струн, которые качались взад-вперед; вроде стеклянных бус, которые на востоке вешают в дверном проеме. Они образовывали двери, словно проходы во сне, занавеси желания и опасности. Ветер качал их, словно одежду. Они также падали с пояса танцовщицы, раскрывались и свертывались с движением бедер, и от этих бус в обостренное сознание струились волны самых нежных звуков. Звон серебряных колец на лодыжках и запястьях стал слишком громок. Пахнет потом, кровью, табаком, стриженым конским волосом, дешевыми розовыми духами. Кто знает, что происходит в конюшне?
Это, должно быть, огромный мавританский дворец, нехорошее место. Ряд комнат ведет от этого танцевального зала на нижний этаж. Повсюду были занавески, сверкающие, сияющие радиоактивным свечением. И еще звон стеклянных инструментов с их манящим, завлекающим домогательством: "Пойдешь со мной, красавчик?" Он то угасал, то снова появлялся, еще более назойливо, более навязчиво, почти уже уверенный в согласии.
Теперь появились исторические коллажи, vox humana, крик кукушки. Или это была шлюха из Санта Лючии, которая выставила свои груди в окно? Потом игра разрушилась. Она танцевала; янтарное ожерелье излучало искры и заставляло соски набухать. Что только не делают ради чьего-то Йоханнеса? (в данном случае Йоханнес означает пенис, как в английском Дик или Питер). Черт возьми, это отвратительная пошлость исходила не от меня, она нашептывалась мне через занавес.
